Если обманешь - Коул Кресли - Страница 45

– Тогда, может быть, завтра?

– Может быть, – ответила она, потом показала на фонарь. – Мы можем оставить свет?

Увидев, что он нахмурил брови, Мэдди быстро добавила:

– Если только не придется платить за масло.

– Если тебя только это беспокоит, мы все здесь зальем светом.

– Я всегда задавалась вопросом, зачем пребывать в темноте, если можно позволить себе обратное? – Она смахнула остатки слез со щек. – Тебе, Итан, снятся кошмары?

– Раньше снились, теперь нет.

– Правда? – удивилась Мэдди. Больше всего ее удивило то, что он признался в этом. – Как тебе удалось избавиться от них?

– Я позаботился о том, что доставляло мне хлопоты. – Она непонимающе посмотрела на него. – Я не оставляю зло без ответа. Кое-кто причинил мне боль… – Его лицо приняло такое жесткое выражение, что ее охватил озноб. – И я отплатил за это.

Напоминая себе, что нельзя мошенничать, Мэдди метала банк, собрав вокруг себя кружок игравших в «двадцать одно» молодых женщин. Они считали ее баснословно богатой, а стиль поведения авангардным, и поскольку она не носила украшений, они тоже перестали носить их.

Итан был поражен, узнав, что она подружилась не с одной дамой, а с целой чертовой дюжиной молодых женщин. Она проводила все дни со своими новыми знакомыми, не досаждая ему.

Так что он мог спокойно читать сельскохозяйственные журналы в душной клубной комнате.

Уже на пятый день после обручения Мэдди начала скучать по Шотландцу. Но после того ночного кошмара он стал вести себя с ней еще холоднее, чем прежде. Мэдди часами играла в карты и кости, выслушивала рассказы женщин об их мужьях и детях и таким образом проводила все дни до захода солнца.

В их группе Мэдди больше всего нравилась Оуэна Декиндирен. Это была серьезная молодая уроженка Уэльса, вышедшая замуж за бельгийского бизнесмена. Хотя ей было всего двадцать лет, она уже имела двоих детей.

Задумавшись, Мэдди едва расслышала, как она сказала:

– Не всем выпало такое счастье, как Мэдлин с ее внимательным мужем.

Мэдди перестала мешать карты и нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Сначала я думала, что твой муж руководит твоей игрой, как мой Невилл, – сказала Оуэна. – Но, клянусь, у меня сложилось такое мнение, что ему просто нравится смотреть на тебя.

– О да, – саркастическим тоном ответила Мэдди. – Он такой внимательный, что подходит разок в день.

– Нет-нет, – заметила другая женщина. – Это он подходит к вам только раз в день, но мы часто видим, как он задерживается здесь.

– У него такой хмурый вид, – усмехнулась Оуэна, – и… голодный. – Женщины прыснули, и их страусовые перья дрогнули.

Но почему он бывал рядом и не подходил? – подумала Мэдди, автоматически перемешивая карты. Почему он так отстраняется от нее?

Осознание причины поразило ее, и карты разлетелись среди партнерш.

«Итан уже запал на меня!»

Мэдди пробормотала извинения и быстро собрала карты со стола. Да, он влюбился. Именно поэтому он и проявляет такую отчужденность.

– Может быть, я буду сдавать, Мэдлин? – спросила удивленная Оуэна. – У тебя такой рассеянный вид.

– О да, пожалуйста, – ответила Мэдди, не в состоянии собраться с мыслями…

Мэдди считала, что достойна любви, несмотря на то, что ее не любила собственная мать, ею не увлекся Куин, да и Итан не всегда хорошо относился к ней.

Она вообще-то нравилась людям и легко заводила друзей. А если включала свой шарм, то была почти неотразима. Мэдди решила, что у Маккаррика нет шансов устоять, и бедняга, наверное, чувствовал, что его сердце поддается. Это и объясняет его нарастающую холодность.

Естественно, что в защиту пошатнувшегося реноме ему приходилось напускать на себя неприступный вид. Для холостяка в его возрасте решиться на женитьбу – это одно, но отдать свое сердце – совсем другое.

И Шотландец уже выказывал свою постепенно растущую привязанность. Каждую ночь они предавались ласкам, целовались, болтали и изучали тела друг друга. Он подсказывал, какие ласки нравились ему, и старался выяснить, чего хотелось бы от него ей.

Маккаррик ласково водил носом по ее шее и грудям, нежно целовал в губы. Он говорил комплименты, доставлял ей удовольствие, а потом грубо приказывал засыпать, прижавшись к нему.

Когда они оставались одни в каюте, он беззастенчиво ходил нагишом, что делал бы любой мужчина с такой статью, а она лежала на животе, подперев ладонями подбородок, и дивилась. Наблюдая за движениями его обнаженного тела, она невольно вспоминала некоторые подсмотренные в Марэ сцены. Мэдди представляла его в этих сценах, и ее все больше разбирало любопытство.

Каждое утро она присоединялась к Маккаррику в ванной и начинала исследовать его, в то время как он безуспешно пытался сосредоточиться на бритье. Она водила пальцами по его спине, потом по груди и ниже, что всегда заканчивалось их перемещением в кровать.

Мэдди все больше привязывалась к нему. Каждый физический контакт с ним вызывал у нее желание повторять это снова и снова, и любовь к нему становилась все сильнее. Особенно с тех пор как он вновь стал проявлять столь импонировавшее ей чувство юмора. Мэдди умилялась каждый раз, когда он с неловкой усмешкой подначивал ее.

Сегодня во время завтрака Маккаррик оторвался от газеты и спросил:

– Ты мошенничаешь, когда играешь в карты на палубе?

– Зачем мне это? Выигрывать у пассажиров так же легко, как охотиться на коров.

– Зря смеешься, девочка, – заметил Маккаррик раскатистым басом. – Коровы бывают коварными животными.

Мэдди похлопала ресницами.

– Итан, ты стал бы рисковать своей жизнью, чтобы спасти меня от бешеной коровы?

– Да. – Он вновь взялся за газету. – Я расправился бы с этой жвачной тварью.

Мэдди смеялась, пока он не сложил газету и не скривил губы в своей неумелой ухмылке.

Она радостно вздохнула. Маккаррик, конечно, будет сопротивляться.

Но, в конце концов, все равно сдастся.

Именно тогда, во время игры в «двадцать одно», она решила, что обязательно влюбит в себя непокорного горца.

Когда Итан сказал, чтобы Мэдлин держалась в стороне от него, она его послушалась, и в этом была проблема.

Он предполагал, что она подружится с одной, может быть, с двумя женщинами, а не соберет вокруг себя целую толпу, которая будет ходить за ней по пятам и вторить ей во всем. Они даже перестали носить драгоценности, потому что она не носила их.

Мэдлин, безусловно, была очаровательной и общительной, но Итана тем не менее удивляла та легкость, с которой она заводила подруг. Поскольку он никогда не отличался таким умением, ему всегда казалось, что это очень сложное дело.

Мэдлин целыми днями играла в карты и сплетничала с подругами, не испытывая особых проблем от того, что не общалась с ним.

А это означало, что если он хотел видеть ее, то приходилось рыскать по всему судну. Итан стремился держаться в стороне и большую часть времени проводил в клубной каюте судна. Поскольку большинство пассажиров-мужчин были джентльменами без определенного рода занятий и землевладельцами, на судне в основном наличествовали периодические издания сельскохозяйственной направленности.

Итан не разбирался в этом. Он мог стрелять из гаубицы, поразить живую цель между глаз с расстояния восьмисот метров, был осведомлен о геополитической ситуации во всех европейских и азиатских странах, но новейшие технологии обработки глинистых почв были для него совершенно чуждыми.

Он решил, что, поскольку направляется в Карийон, одно из своих действующих поместий, можно, пока он будет там, ознакомиться с агротехникой. Поэтому он погрузился в чтение журналов, чтобы научиться чему-нибудь, а заодно отвлечься от мыслей о Мэдлин.

Но находиться в стороне от нее оказалось не так легко, особенно зная, что его ждет вечером. В тех редких случаях, когда он подходил к ней, ее лицо начинало светиться, что делало их встречи вдвойне приятными. Итан не мог припомнить, чтобы кто-то еще улыбался при встрече с ним, и ему всегда приходилось сдерживать себя от желания оглянуться.