Карточные фокусы - Карташкин Анатолий Сергеевич - Страница 53

Его пластике верили абсолютно. Вот он грациозно приподнимал руку, отводя ее в сторону, и широкий рукав опадал, открывая голое предплечье. Прижимая большим пальцем к ладони колоду, он замирал, показывая указательным пальцем куда-то вдаль – и люди оборачивались, следя за его жестом. Если бы он пожелал, то мог бы выполнить в такую секунду массу тайных карточных манипуляций и никто не заметил бы ни единой! А он оставался недвижимым. Потом оттаивал, и его руки обретали прежнюю подвижность. Тогда-то и завязывалось карточное волшебство.

Его гастроли в Ницце, пришедшиеся на осень 1995 года, поразили многих знатоков. Опытные зрители, конечно, обратили внимание на невысокую престидижитаторскую технику, но все в один голос рассказывали о весьма странном чувстве – когда Луис Колиони принимался демонстрировать фокусы, у них возникало отчетливое впечатление, будто артист принадлежит совершенно иному миру. Словно он нес на себе ореол инобытия, потусторонности. Вроде бы даже прилетел с Луны.

Колиони удивлял аудиторию разными чудесами – с платками, с шариками, с веревками. А из карточных мистификаций чаще всего он исполнял композицию, названную им "Карточные цвета, или фантастика кулинарии". Обычно ей предшествовало волшебство с платками. Вот последний платок исчезал в воздухе и…

…Колиони доставал из-за пазухи пластиковое блюдце, на котором располагалась колода карт. Длинные пальцы Колиони захватывали ее, поднимали в воздух и тотчас же бросали обратно.

– Она горячая! – объяснял фокусник. Он помещал блюдце на стол, опять поднимал колоду, морщась, перекидывал ее с руки на руку, обдувал.

Но потом руки, видимо, привыкали, колода постепенно «остывала», и с ней вполне можно было начинать показывать трюки.

Одну из карт Луис Колиони поднимал вверх, а левой рукой устанавливал колоду на блюдце вертикально, прижимая ее сверху указательным пальцем. Опуская поднятую руку, подводил к колоде одиночную карту и медленно вонзал ее угол в верхнее ребро. Потом погружал эту карту внутрь колоды, и краповая карта, отвалившись от остальных, опрокидывалась на блюдце – словно тонкий колбасный диск, отрезанный ножом. Затем рядом с ней ложились еще три карты. Все – разных мастей.

При этом лицо исполнителя выглядело то меланхолическим, то улыбающимся. В какие-то мгновения оно становилось серьезным, а в другие моменты оказывалось смеющимся. Иногда на нем проявлялась наивность, а нередко мелькало ироническое выражение.

– Итак, перед нами – четыре различные масти, – негромко, но торжественно объявлял Колиони. – А вот цветов – два. Красный и черный.

Выдерживая паузу, Колиони величественно проводил кистью по воздуху, словно проглаживая его.

– Великий Дебюро давно умер, – вновь начинал звучать голос Колиони, – но в моем сердце он жив. Я стараюсь следовать его традициям, правда, он всегда молчал, а я прибегаю к произносимому тексту. Итак, фокус с цветами. С карточными цветами. Но сначала я хочу задать вам странный, быть может, вопрос – так ли уж далеки друг от друга карты и кулинария? Нельзя ли распределить колоду, раскладывая ее вперемешку, да еще по желанию публики, чтобы в итоге сложилось впечатляющее зрелищное блюдо? Дебюро ответил бы кеда" – кивнув головой. …Жан-Батист-Гаспар Дебюро (1796—1846), характеризуемый современниками как "величайший актер своего века", являлся одним из самых блистательных представителей театрально-цирковой пантомимы, виртуозно сочетавшим в своих выступлениях серьезное со смешным, лирику с гротеском, философию с фарсом. "Этот несравненный артист, – писал о нем Теодор де Банвиль, – обладал всем, чтобы пленять народ, так как сам он был народом по своему рождению, по своей бедности, по своему гению, по своей ребяческой наивности". Его постоянной маской являлся Пьеро – бледный и хрупкий человечек в черной шапочке, огромном белом балахоне и широких белых штанах, а диапазон сценических действий артиста казался неисчерчерпаемым – акробатические трюки, переодевания, пантомимические этюды, трансформации, игровые отступления, превращения, монтировочные фокусы и т. д. При этом он не произносил ни единого слова – единственный из всего актерского ансамбля. Человек, который всегда молчал. Всегда. На сцене, разумеется. В парижском театре Фюнамбуль (театре Канатоходцев, преобразовавшемся в 1816 году из театра Ученых собак) на представлениях, даваемых Дебюро, присутствовали самые знаменитые люди тогдашней Франции: Теофиль Готье и актриса Жорж, Оноре де Бальзак и Проспер Мериме, певица Малибран и Оноре Домье, Шарль Нодье и Альфред де Мюссе и многие другие. Всех их приводила в восхищение игра Дебюро. А гениальный артист, простой и скромный по натуре, в жизни являлся чрезвычайно непритязательным человеком – мало того, что он получал мизерные 35 франков в неделю, но у него даже не было приличной артистической уборной – перед выходом на сцену он переодевался в помещении погреба, где по углам от сырости росли грибы. Покинув театр из-за астмы, он жил на пожертвования друзей-артистов, ибо не смог скопить сколь-либо значительной суммы. Когда он умер, на его могиле установили надгробие с надписью: "Здесь покоится артист, который никогда не говорил, но сказал все"…

Луис Колиони пластично протянул руку вперед, словно коснувшись в пространстве чего-то невидимого, и продолжил:

– Сейчас я попробую представить эту фантастическую кулинарию. И он, изогнув кисть, длинными пальцами развернул колоду в веер. И далее последовал известный трюк, описанный в книге Фрэнка Гарсиа и Джорджа Шиндлера "Фокусы с картами".

Вот как он там изложен.

1. Зрители перетасовывают колоду и возвращают ее исполнителю. Тот разворачивает ее перед собой в веер и, взглянув на первые двадцать-тридцать карт, определяет, каких карт в этой части веера больше – красных или черных. Пусть, например, черных будет больше.

2. Фокусник кладет на стол лицом вверх ранее вытащенные ("отрезанные" картой от колоды – в исполнении Луиса Колиони) черную (карта 1 на рис. 48) и красную (карта 3 на рис.48) карты, одну рядом с другой. После этого он произносит:

– Сейчас я буду извлекать карты из веера – по одной. А вы, глядя на крап, будете говорить, какого эта карта, на ваш взгляд, цвета. Если вы скажете, что черная (пиковой и трефовой мастей), я положу ее лицом вниз поверх нашей черной карты. Если вы решите, что она красная, я размещу ее на красной карте, также лицом вниз. Начали.

3. Каждый раз волшебник достает из веера черную (см. п. 1) карту. При этом он полностью повинуется указаниям зрителя. Или зрительницы:

– Эта черная, – говорит она, и чародей опускает черную карту вниз лицом на лицо лежащей черной карты (образуется полоса А – рис.48).

– А эта – красная, – произносит дама, и исполнитель относит карту к лежащей красной (образуется полоса Б – рис. 48). Иногда в процессе вмешивается спутник дамы:

– Дорогая, пусть он теперь положит шесть карт подряд вправо. Фокусник не должен обращать внимания. Дама разберется сама:

– Отстань! Три карты – направо, три карты – налево. Я сказала – направо! Направо – от меня, не от вас! Да-да-да! Господи, какой тупой артист!

Волшебник опять-таки не должен реагировать на колкости. Его дело – вершить чудо.

4. Наконец, черные карты в развернутом веере истощились. Следовательно, в оставшейся колоде находятся только красные (бубновой или червовой мастей) карты. Фокусник берет две оставшиеся ("отрезанные" картой-ножом от колоды) карты и размещает их на верху тех двух полос (А и Б на рис.48), которые с помощью аудитории (в нашем случае – нервной, но увлеченной дамы) уже сформировались на столе; при этом красную карту (карта 2 на рис.48) исполнитель помещает лицом вверх на полосу с картами, объявленными как черные, а черную карту (карта 4 на рис.48) располагает лицом вверх на полосе с картами, декларированными как красные. При этом чародей поясняет:

– Магическая практика не терпит стереотипов – как, замечу, и артистическая. Немного изменим ход эксперимента, введем разнообразие. Вы же продолжаете руководить мной. Прошу вас продолжить называть цвета.