Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 102

Оправившись от первого потрясения, Рутилия отнеслась благосклонно к выбору дочери.

— О, подумай о ее будущих детях! — мурлыкала она на ухо Котте, надевавшему тогу с пурпурной каймой перед визитом в особняк Юлия Цезаря. — Если не думать о деньгах, то это — наилучшая партия для Аврелиев, не говоря уж о Рутилиях. Юлии — живая история Рима!

— Ты все о родословной, — ворчал Котта.

— О Марк Аврелий, ведь это очень неплохо! Родственная связь с Марием основательно поправила состояние Юлия. Я не вижу, что мешало бы юному Гаю Юлию сделаться консулом. Я слышала, он очень умен.

— Красив тот, кто красиво поступает, — ответил Котта поговоркой, оставаясь при своем мнении.

Как бы то ни было, для визита к Цезарям он выбрал лучшую тогу, да и сам собою он был красив. Портило его только багровое лицо — как у всех Аврелиев. В их роду мужчины, увы, долго не жили, поскольку были весьма подвержены апоплексии.

Встретил Котту управляющий:

— Извини, Марк Аврелий, я пойду справлюсь… Видишь ли, хозяин нездоров.

Котта впервые услышал о болезни старшего Цезаря, но тут же вспомнил, что старика действительно давненько уже не видели в Сенате.

— Я подожду.

Управляющий вернулся быстро.

— Гай Юлий примет тебя, — доложил он и проводил Котту в кабинет. — Я должен тебя предупредить… Не пугайся его вида.

Хорошо, что управляющий сказал об этом заранее: Котта был подготовлен и сумел скрыть свое потрясение, когда хозяин дома протянул ему костлявые пальцы для бессильного рукопожатия.

— Марк Аврелий! Рад тебя видеть. Садись же! К сожалению, я не могу подняться. Управляющий, должно быть, сказал, что мне несколько нездоровится. — Чуть заметная улыбка тронула его тонкие губы. — Это эвфемизм, конечно. Просто я умираю.

— О нет! — Котта сидел на самом краю стула, ноздри его подергивались: в комнате пахло как-то неприятно тревожно.

— Увы, это так. У меня опухоль в горле. Сегодня утром авторитетный врач Афинодор это подтвердил.

— Это весьма прискорбно, Гай Юлий. Тебя будет крайне не хватать в Сенате. Особенно — моему шурину Публию Рутилию.

— Он надежный друг. — Воспаленные глаза Цезаря то и дело закрывались от усталости. — Не хочу гадать, зачем ты здесь, Марк Аврелий. Пожалуйста, скажи сам.

— Список поклонников Аврелии, моей племянницы и подопечной, стал чересчур длинным — и все сплошь известные имена. В конце концов я уже начал бояться, как бы после свадьбы у моих сыновей не оказалось врагов больше, чем друзей. И тогда я позволил ей самой выбрать себе супруга. Два дня назад в доме своего дяди Публия Рутилия она встретилась с твоим младшим сыном. А сегодня объявила, что выбрала его.

— И тебе это не нравится. Как и мне.

— Да. — Котта вздохнул и пожал плечами. — Тем не менее я дал слово. И должен его сдержать.

— Я сделал такую же уступку своему младшему сыну много лет назад, — сказал Цезарь и улыбнулся. — Надеюсь, наши дети окажутся разумнее нас.

— Будем надеяться, Гай Юлий.

— Ты, вероятно, хочешь знать об обстоятельствах моего сына.

— Он рассказал, когда просил ее руки.

— Возможно, он был не до конца откровенен. Земли у него более чем достаточно, чтобы гарантировать ему место в Сенате. Но это — все, что у него есть, — сказал Цезарь. — К сожалению, я не в состоянии купить второй дом в Риме, вот в чем беда. Этот дом отойдет моему старшему сыну Сексту, который недавно женился и теперь живет здесь со своей женой. Они уже ждут первенца. Смерть моя неизбежна, Марк Аврелий. После моей смерти pater familias станет Секст. Младшему после свадьбы придется подыскать себе другое жилище.

— Уверен, что ты знаешь: за Аврелией — очень богатое приданое, — сказал Котта. — Вероятно, разумнее всего будет вложить ее приданое в дом. Ей досталась в наследство от ее отца, моего брата, большая сумма, вот уже несколько лет вложенная в дело. Несмотря на подъемы и спады, в настоящий момент на ее счету около сотни талантов. На сорок талантов можно купить весьма приличный дом на Палатине или в Каринах. Естественно, дом будет записан на имя твоего сына. Но если они вдруг разведутся, твой сын должен будет выплатить Аврелии стоимость дома. Впрочем, в распоряжении Аврелии все еще останется приличная сумма, на которую она сможет купить все, что пожелает.

Цезарь нахмурился:

— Мне не нравится даже мысль о том, что мой сын будет жить в доме, купленном на деньги его жены. Это было бы наглостью с его стороны. Нет, Марк Аврелий, я думаю, что деньги Аврелии надо вложить в нечто более надежное, чем дом, который будет принадлежать ей лишь отчасти. На сто талантов можно купить отличную инсулу где-нибудь на Эсквилине. И купить именно для нее, на ее имя. Молодая пара может жить бесплатно в одной из квартир первого этажа, а твоя племянница могла бы получать доход с других квартир. Доход больший, чем от любых других инвестиций. Моему сыну придется постараться самому заработать на собственный дом, это придаст ему целеустремленности.

— Я не могу допустить, чтобы Аврелия жила в доходном доме, — ужаснулся Котта. — Нет, я выделю сорок талантов на покупку дома, а остальные шестьдесят вложу в какое-нибудь надежное дело.

— Инсула на ее имя, — упрямо повторил Цезарь. Он закашлялся и с трудом справился с удушьем.

Котта налил в кубок вина, вложил в руку Цезаря и помог поднести к губам.

— Теперь лучше, — поблагодарил Цезарь немного погодя.

— Наверное, мне следует зайти в другой раз, — оказал Котта.

— Нет, давай сейчас выясним все до конца, Марк Аврелий. Обоим нам не слишком по душе их союз. Что ж, в таком случае не будем устилать их путь цветами. Пусть узнают цену любви. Если они действительно любят друг друга, некоторые трудности только крепче соединят их. Если нет — ускорят разрыв. Сделаем так, чтобы все приданое Аврелии осталось у нее. Этим мы не унизим моего сына. Инсула, Марк Аврелий! Она должна быть хорошо устроена. Так что постарайся нанять для осмотра будущей покупки честных людей. И, — добавил он шепотом, — не особо придирайся к ее местоположению. Рим быстро растет, а рынок недорогого жилья куда стабильнее рынка дорогих домов. Когда наступают тяжелые времена, обеспеченные люди беднеют. Поэтому на более дешевое жилье всегда найдутся съемщики.

— О боги, моя племянница не будет обыкновенной домовладелицей! — закричал взбешенный Котта.

— А почему бы и нет? — спросил Цезарь, устало улыбаясь. — Я слышал, она — необыкновенная красавица. Почему бы ей не соединить эти две роли? Если не получится, она еще дважды подумает, стоит ли выходить замуж за моего сына.

— Она действительно очень красива, — сказал Котта, широко улыбнувшись. — Я приведу ее к тебе, Гай Юлий, и ты сможешь сам убедить ее, в чем захочешь. — Он поднялся и положил руку на костлявое плечо собеседника. — Вот мое последнее слово: пусть Аврелия сама распорядится своим приданым. Ты предложишь ей купить инсулу, а я — дом. Годится?

— Годится, — сказал Цезарь. — Только присылай ее побыстрее, Марк Аврелий! Завтра, в полдень.

— Ты скажешь сыну?

— Конечно. Он как раз может и доставить ее.

Обычно Аврелия не раздумывала, что надеть. Она любила яркие цвета, любила их сочетать — но со строгим расчетом. Тем не менее, зная, что за ней должен зайти жених, чтобы отвести ее к своим родителям, она засомневалась. Наконец выбрала нижнее платье из тонкой светло-вишневой шерсти, а поверх — розовую драпировку, достаточно тонкую, чтобы более глубокий цвет платья был виден. Еще одна драпировка сверху, более бледного розового оттенка — тонкая, как свадебная вуаль. Аврелия приняла ванну, затем надушилась розовым маслом, волосы зачесала назад и уложила в узел. От предложения матери нанести немного румян она отказалась.

— Сегодня ты слишком бледна, — возразила Рутилия. — Ты волнуешься. Ну же, расслабься! Всего лишь мазок румян на щеки. И подведи глаза.

— Нет.

Бледность ее тут же прошла, когда за ней зашел Гай Юлий Цезарь Младший. Все краски, об отсутствии которых сожалела мать, заиграли на лице Аврелии.