Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 112

— Конечно, нет! — сказал Цепион. — Если я переправлюсь севернее, то окажусь ближе к германцам.

Как и обещал, Цепион снялся с места на рассвете следующего дня и отправился на север к броду в двадцати милях от укрепленного лагеря Маллия Максима. В каких-нибудь десяти милях от этого места находился лагерь Аврелия и его конников.

Котта и пять его спутников-сенаторов тоже поскакали на север, чтобы находиться в лагере Аврелия, когда вожди германцев прибудут на переговоры. На восточном берегу они встретили Цепиона, чья армия уже почти полностью переправилась через реку. Но увиденное вселило новый страх в их сердца: Цепион готовился разбить лагерь прямо на том месте, где стояли его войска сейчас. С холма, который возвышался над новым лагерем, было видно, как внизу копали траншеи и сооружали из вырытой земли крепостные валы.

— Квинт Сервилий, нельзя здесь оставаться! — закричал Котта.

— Почему это? — Цепион приподнял бровь.

— Потому что в двадцати милях на юг от тебя уже есть лагерь — достаточно большой, чтобы вместить и твои легионы. Там твое место. Отсюда же слишком далеко и от Аврелия, и от Гнея Маллия. Ни ты не сможешь им помочь при случае, ни они — тебе. Пожалуйста, Квинт Сервилий, умоляю! Разбей здесь обыкновенный бивуак, только чтобы переночевать, а утром отправляйся на юг, к Гнею Маллию! — Котта изо всех сил старался придать своим словам убедительность.

— Я обещал, что переправлюсь через реку, — заявил Цепион, — но ничего не говорил о том, что собираюсь делать после переправы. У меня есть семь отлично обученных легионов, это опытные, закаленные солдаты. И не только в этом дело. Все они — настоящие римские легионеры, не шушера какая-нибудь. Неужели ты действительно подумал, что я соглашусь находиться в лагере, в котором живут римские подзаборники и всякая нищая деревенщина — простолюдины, не умеющие ни читать, ни писать? Марк Котта, да я скорее помру!

— Возможно, так оно и случится, — сухо ответил Котта.

— Со мной? С моей армией? — засмеялся Цепион. — Я нахожусь в двадцати милях севернее Гнея Маллия и его ленивой черни. Значит, я первый встречусь с германцами. И нанесу им сокрушительное поражение. Целый миллион варваров не сможет справиться с семью легионами настоящих римлян. Есть ли к нему — к этому торговцу Маллию — хоть крупица доверия? Нет! Квинт Сервилий Цепион отпразднует свой второй триумф на улицах Рима. А Маллий будет стоять в толпе и глазеть на меня разинув рот — как и подобает простолюдину.

Наклонившись вперед в седле, Котта схватил Цепиона за руку.

— Квинт Сервилий, — никогда в жизни Котта не говорил так серьезно и убедительно, — я тебя умоляю: объедини силы с Гнеем Маллием! Что для тебя важнее: победа всего Рима или триумфы римской знати? Разве важно, кто победит, если победит весь Рим? Это не просто междоусобная война с скордисками или короткий рейд против лузитанцев! Нам нужна самая лучшая, самая многочисленная армия, какая имелась у Рима когда бы то ни было, и твой вклад в это дело жизненно важен. У людей Гнея Маллия не было ни времени на подготовку, ни такого военного опыта, как у твоих. Твое присутствие вдохновит новичков — кто-то должен подать им пример! Сражение будет — будет — нутром чую! Не важно, как вели себя германцы раньше, в этот раз все произойдет по-другому. Германцы узнали вкус нашей крови, и он пришелся им по душе. Они испытали наш характер и обнаружили нашу слабину. Рим в опасности, Квинт Сервилий, весь Рим — а не просто римская знать! Но если ты все же будешь настаивать на отделении от остальной армии, говорю тебе откровенно: будущее римской знати действительно поставлено на карту. В твоих руках будущее Рима — и твое собственное. Не ошибись, пожалуйста, делая выбор. Отправляйся завтра утром в лагерь Гнея Маллия и заключи с ним союз.

Цепион пришпорил коня и поскакал прочь от Котты.

— Нет! — крикнул он на скаку. — Я остаюсь здесь!

Котта и пять его спутников отправились в лагерь Аврелия, пока Цепион прямо на берегу реки возводил уменьшенную копию лагеря Маллия Максима.

Сенаторы успели как раз вовремя: на рассвете следующего дня германцы явились в лагерь Аврелия для переговоров. Их было пятьдесят, возраст — между сорока и шестьюдесятью. Так, во всяком случае, показалось Котте, сердце которого было полно благоговейного страха. Он никогда не видел таких рослых людей. И ехали они на исполинских лошадях, для римского глаза непривычно лохматых и нескладных, с массивными копытами, заросшими дикой шерстью, с гривами, спадающими на кровью налитые глаза; шли они без седел, но в узде.

— Их лошади похожи на боевых слонов, — заметил Котта.

— Не все, — спокойно сказал Аврелий. — Большинство ездит на обыкновенных галльских лошадях. Эти же господа, надо понимать, находятся на вершине власти.

— Взгляните на молодого! — воскликнул Котта, увидев, как мужчина не старше тридцати слез со своего зверя, встал в величественной позе и с откровенным пренебрежением осмотрелся.

— Ахиллес! — оценил Аврелий.

— Я думал, германцы носят только плащи на голое тело, — не переставал удивляться Котта, увидев на варварах кожаные штаны.

— Возможно, у себя в Германии… Так о них говорят. Но сколько мы германцев ни видели, все они носят штаны, как и галлы.

Да, штаны на них были, но в такую жару ни один не надел рубашки. Многие носили на груди квадратные золотые украшения, и у всех на перевязи — пустые ножны. Золота на них было много: ожерелья-торки, пластинчатые узоры на шлемах, ножны, пояса, перевязи, пряжки, браслеты. Котта нашел германские шлемы восхитительными: без полей, в форме горшка, некоторые симметрично украшены великолепными рогами, крыльями или полыми трубками, из которых торчали густые связки перьев; украшения на остальных напоминали головы змей, драконов или ужасных птиц. Все германцы чисто брились. Длинные соломенного цвета волосы либо заплетены в косы, либо свободно свисали. Растительности на груди у них почти не было. Кожа — не такая розовая, как у кельтов, скорее бледно-золотистая. Веснушек или рыжих волос — ни у одного. Глаза — светло-голубые, совсем не встретишь серых или зеленых. Даже самые старые из них были очень подтянуты, с плоскими животами, и выглядели они как настоящие воины, никаких следов изнеженности. Римляне не знали, что мужчин, начинающих жиреть, германцы убивали.

Переговоры велись через переводчиков Аврелия, которые в основном были из эдуев или амбарров, хотя среди них и имелось два-три германца, захваченных в Норике.

Германцы хотели бы — как объяснили их вожди — мирно пройти через Заальпийскую Галлию, так как направлялись в Испанию. Аврелий самолично вел первую часть переговоров. Он выглядел эффектно, одетый в полную парадную военную форму: серебряные латы, украшенный алым пером серебряный аттический шлем, темно-красная туника, а поверх нее pteryges — юбочка из кожаных ремешков. Как консуляр, он носил алый плащ и темно-красный пояс поверх лат, а прямо над талией — значок, указывающий на его высокое звание.

Котта словно находился во власти каких-то злых чар. Вот уж не думал он, что так испугается! Но сейчас он смотрел в лицо римской погибели. Месяцами эта картина являлась ему во сне: германские вожди, такие ужасные, что он просыпался среди ночи с воспаленными глазами, ничего не соображающий… Потом он просыпался уже реже, но зато подолгу не мог заснуть, и вдруг обнаруживал, что сидит на постели с распахнутым ртом… А сейчас перед ним стояли те самые чудовища из ночных кошмаров. Разведка сообщила, что их — более трех четвертей миллиона. Значит, по меньшей мере триста тысяч воинов-исполинов.

Как большинству людей его положения, Котте доводилось видеть варваров. Но не германцев. Все знали, как внушительны галлы. Но по сравнению с германцами те были самого обыкновенного роста.

Да, они принесут Риму погибель. А все из-за того, что в Риме относятся к ним недостаточно серьезно. Как можно надеяться одержать победу над таким врагом, если два римских полководца отказываются воевать совместно? Если бы Цепион и Маллий Максим объединились, римская армия насчитывала бы около ста тысяч человек и имела бы значительный перевес — при наличии высокого духа, отличной боевой подготовки и умелого командования.