Собрание сочинений. Том 10 - Маркс Карл Генрих - Страница 52

Легко себе представить, как все эти враждующие элементы осаждают гроб господень, как монахи ведут войну, внешним поводом для которой является обладание вифлеемской звездой, каким-нибудь покрывалом, ключом от святилища, алтарем, гробницей, престолом, подушкой— словом, стремлением к какому-нибудь смехотворному преимуществу!

Чтобы понять этот крестовый поход монахов, необходимо иметь в виду, во-первых, их образ жизни и, во-вторых, характер их жилищ.

Один путешественник недавно рассказывал об этом:

«Все эти религиозные отбросы различных наций живут в Иерусалиме обособленно, враждуя и соперничая друг с другом; это — бродячее население, беспрестанно пополняющееся за счет паломников и истребляемое чумой и нищетой. Через несколько лет европеец умирает или возвращается обратно в Европу, паши и их гвардия отправляются в Дамаск или Константинополь, а арабы бегут в пустыню. Иерусалим — это такое место, куда каждый приезжает на время, но никто не оседает прочно. В священном городе каждый находит источник существования в своей религии — греко-православные и армяне живут подаяниями тех 12000 или 13000 паломников, которые ежегодно посещают Иерусалим, католики — субсидиями и подачками, которые они получают от своих единоверцев во Франции, Италии и т. д.».

Кроме монастырей и святилищ во владении христиан в Иерусалиме находятся небольшие жилые помещения, или кельи, пристроенные к храму гроба господня и населенные монахами, которые должны днем и ночью охранять это святое место. В определенные сроки монахи, исполняющие эти обязанности, сменяются. У келий имеется лишь одна дверь, ведущая внутрь храма; пищу духовные стражи получают извне через форточку. Церковные двери заперты и охраняются турками, которые открывают их лишь за деньги и закрывают по своему усмотрению, руководствуясь капризом или корыстолюбием.

Споры между церковниками — всегда самые ядовитые, говорил Мазарини. Что же сказать об этих церковниках, которые не только все живут за счет святых мест, но и в них, и притом все вместе! В довершение картины надо напомнить, что отцы католической церкви, состоящие почти исключительно из римлян, сардинцев, неаполитанцев, испанцев и австрийцев, все одинаково ревниво относятся к французскому протекторату, который они охотно заменили бы австрийским, сардинским или неаполитанским; тем более, что короли сардинский и неаполитанский оба присвоили себе титул «короля иерусалимского». К этому присоединяется то, что оседлое население Иерусалима насчитывает 15500 душ, из которых 4000 мусульман и 8000 евреев. Мусульмане, составляющие около четверти всего населения и включающие в себя турок, арабов и мавров, само собой разумеется, являются во всех отношениях господами, так как слабость турецкого правительства в Константинополе совершенно не сказывается на их положении. Нищета и страдания, испытываемые евреями в Иерусалиме, не поддаются никакому описанию, они живут в самом грязном квартале города, называемом Харетэль-Яхуд, между Сионом и Мориа, где находятся их синагоги, и непрерывно подвергаются угнетению и проявлениям нетерпимости со стороны мусульман; оскорбляемые православными, преследуемые католиками, они живут лишь скудными подачками, которые получают от своих братьев в Европе. Но евреи здесь не коренное население, это уроженцы различных и отдаленных стран, и в Иерусалим привлекает их лишь желание жить в долине Иосафата и умереть в тех самых местах, где должен появиться искупитель.

«В ожидании смерти», — говорит один французский писатель, — «они терпят и молятся. Устремив свои глаза на гору Мориа, где некогда стоял храм Соломонов и к которой им не разрешено приближаться, они оплакивают несчастия Сиона и то, что им пришлось рассеяться по всему свету».

В довершение всего Англия и Пруссия в 1840 г. командировали в Иерусалим англиканского епископа, с заведомой целью— обратить этих евреев. В 1845 г. он был страшно избит и осмеян как евреями, так и христианами и турками. О нем, действительно, можно сказать, что он явился первым и единственным поводом объединения всех религий в Иерусалиме.

Теперь понятно, почему совместное богослужение христиан в святых местах сводится к бесконечным отчаянным «ирландским потасовкам» между различными группами верующих; но, с другой стороны, эти священные потасовки лишь служат прикрытием для весьма нечестивой войны не только государств, но и народов, и вопрос о протекторате над святыми местами, который западноевропейскому человеку кажется столь смехотворным, а восточному — столь необычайно важным, является только одной из фаз восточного вопроса, постоянно вновь возникающего, всегда затушевываемого, но никогда не разрешаемого.

Написано К. Марксом 28 марта 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4054, 15 апреля 1854 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС

ПАРЛАМЕНТСКИЕ ДЕБАТЫ О ВОЙНЕ

Лондон, вторник, 4 апреля 1854 г.

Одной из особенностей английской трагедии, настолько оскорбительной для чувств француза, что Вольтер даже назвал Шекспира пьяным дикарем[110] является причудливая смесь возвышенного и низменного, страшного и смешного, героического и шутовского. Но нигде Шекспир не возлагает на шута задачу — произнести пролог к героической драме. Честь этого изобретения принадлежит коалиционному министерству. Милорд Абердин сыграл роль если не английского шута, то итальянского Панталоне[111]. Поверхностному наблюдателю кажется, будто все великие исторические движения в конце концов оборачиваются фарсом или, по крайней мере, банальностью. Но начать с этого, вот черта, свойственная только трагедии, носящей название: война с Россией, пролог к которой был разыгран в пятницу вечером одновременно в обеих палатах парламента; там был обсужден и единогласно принят ответ министерства на королевский адрес, с таким расчетом, чтобы вчера после обеда ответ этот уже мог быть вручен королеве, восседающей на тропе в Бакингемском дворце. То, что произошло в палате лордов, можно объяснить очень кратко. Лорд Кларендон изложил правительственную точку зрения, лорд Дерби — точку зрения оппозиции. Один говорил, как человек, находящийся у власти, другой — как человек, отстраненный от власти.

Лорд Абердин, благородный граф, стоящий во главе правительства, этот «остроумный» поверенный царя, «милый, хороший, превосходный» Абердин Луи-Филиппа, «достойный уважения джентльмен» Пия IX, хотя и закончил свою проповедь обычными хуыкауиями о мире, но во время большей части своего выступления вызывал у лордов взрывы смеха, объявив войну не России, а лондонскому еженедельнику «Press». Лорд Малмсбери возразил благородному графу. Лорд Брум, эта «глупая старая баба», как его называл Уильям Коббет, сделал открытие, что предпринимаемая борьба «не из легких». Граф Грей, умудрившийся в свойственном ему христианском духе превратить британские колонии в самую печальную юдоль на свете, напомнил британскому народу, что тон и настроение дебатов о войне и чувство враждебности к царю и его казакам не соответствуют духу, с которым христианская нация должна начинать войну. Граф Хардуик высказал мнение, что средства, которыми располагает Англия, недостаточны для борьбы с русским флотом. Военная сила Англии в Балтийском море должна составлять не менее 20 хорошо укомплектованных и вооруженных линейных кораблей с дисциплинированной командой и не следует, как это сделали, вступать в бой с кучкой только что набранных людей, ибо такая толпа на линейном корабле во время боя хуже всякой другой толпы. Маркиз Ленсдаун встал на защиту правительства и выразил надежду, что война будет короткой и закончится победой, потому что (и это характерно для уровня понимания благородного лорда) «это — не династическая война, которая обычно влечет за собой важнейшие последствия и которую наиболее трудно закончить».