Собрание сочинений. Том 11 - Маркс Карл Генрих - Страница 86

В дебатах по поводу административной реформы, возобновившихся сегодня вечером, поправка, внесенная Булвером от имени тори, дала правительству возможность побить сторонников административной реформы большинством в 7 голосов против 1. В общем дебаты отличались мелкочиновничьим характером, выше этого они ни на минуту не поднимались. Подробности о фаворитизме и кумовстве, рассуждения на тему о «наилучшем экзамене», громы и молнии по поводу принижения заслуг — все было мелочным и ничтожным. Можно было подумать, что слышишь письменную жалобу младшего лесничего, направленную на имя почтенной правительственной коллегии. Даже Абердин in petto [в душе. Ред.] был за реформу бюрократии, уверял Гладстон. Также и Дерби, утверждал Дизраэли. Не в меньшей мере и мое министерство, клялся Пальмерстон. Следовательно, господам из Сити нет необходимости собираться в поход, чтобы реформировать, воспитывать, реорганизовывать наши канцелярии. Не извольте беспокоиться!

В своих прежних агитационных движениях английская буржуазия захватывала врасплох правящую касту и увлекала за собой массы в качестве хора, так как в своей программе она шла дальше своей действительной цели. На этот раз она в своей программе не осмеливается подняться даже до уровня действительной цели. Вы заверяете нас один за другим, что не стремитесь сокрушить аристократию, а хотите лишь в содружестве с нами починить правительственную машину! Very well! [Очень хорошо! Ред.] Дружба за дружбу! Мы сами реформируем для вас администрацию, не нарушая, разумеется, се традиционных границ. Вы утверждаете, что «административная реформа» не является вопросом спора между классами, что речь идет лишь о «практическом деле», о «благонамеренных» реформах. Мы хотим, чтобы в качестве первого доказательства ваших добрых намерений вы предоставили нам самим разработать ее детали, ибо речь идет только о деталях. Нам виднее, как далеко мы можем пойти, не причиняя вреда нашему классу, не превращая по оплошности административную реформу в вопрос спора между классами и не лишая ее человеколюбивого характера. Выступающая за реформу буржуазия вынуждена делать вид, что верит этому ироническому языку аристократической bonhomie [доброжелательности. Ред.], ведь она сама. говорит с массами фальшивым языком. Аристократия, министерство и оппозиция, тори и виги, ни минуты не заблуждались относительно взаимоотношений между сторонниками административной реформы и массами. Они знали, что агитация кончилась крахом раньше, чем была перенесена в стены парламента. Да и могли ли они заблуждаться? Несмотря на то, что Ассоциация административной реформы допустила на свои митинг в Друри-Лейн только избранных, несмотря на то, что ее аудитория была дважды и трижды просеяна, ее страх перед возможностью какого-нибудь демократического предложения или какой-нибудь не предусмотренной регламентом речи был так велик, что председатель перед открытием митинга объявил; публика присутствует здесь только для того, чтобы «заслушать речи ораторов, объявленных в программе», никакие «предложения» ставиться на голосование не будут, а «потому не могут быть внесены никакие поправки» и не могут быть внесены «никакие дополнения в список записавшихся ораторов». Подобная агитация, разумеется, не способна воздействовать на упрямую английскую олигархию и вынудить ее к уступкам.

В докладе комиссии Робака, прочитанном позавчера вечером в палате общин, острые вопросы потонули в широковещательных и пустых фразах. В нем имеется робко сформулированное порицание различным ведомствам, как например, артиллерийскому управлению, интендантству, медицинскому ведомству и т. д. Он осуждает Пальмерстона за его управление милицией и все коалиционное министерство за то безрассудное легкомыслие, с которым оно предприняло севастопольскую экспедицию. Поскольку комиссия во время допроса свидетелей всячески избегала доискиваться истинных причин чудовищных неудач, она вынуждена была, разумеется, и в докладе все время колебаться между порицанием в совершенно общей форме политическим лидерам и между теряющимся в подробностях осуждением людей, игравших роль исполнителей. В общем комиссия выполнила свою задачу быть предохранительным клапаном, ослабляющим давление общественных страстей.

Ежедневная пресса разразилась криками негодования по поводу «вероломного убийства», совершенного русскими у Гангэ. Между тем «Morning Chronicle» признает, что корабли под белым флагом использовались англичанами для промера морских глубин и для шпионажа у русских позиций — например, у Севастополя и Одессы.

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 20 июня 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 287, 23 июня 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС

СООБЩЕНИЕ О ВЗЯТИИ СЕВАСТОПОЛЯ. — С ПАРИЖСКОЙ БИРЖИ. — ДЕБАТЫ В ПАЛАТЕ ЛОРДОВ О ЗЛОДЕЯНИИ У ГАНГЭ[184]

Лондон, 22 июня. Едва закончился второй акт «Сомнамбулы»[185] и занавес театра Друри-Лейн опустился, как вдруг громкий удар в литавры призвал публику, устремившуюся было в буфеты, обратно в зал. Занавес снова поднялся, директор театра вышел на сцену и произнес в мелодраматически-экзальтированном тоне следующую речь:

«Леди и джентльмены! Я весьма счастлив, что могу сообщить вам о важном событии. Союзники взяли Севастополь».

Всеобщий энтузиазм и ликование, крики «ура!», «виват!», дождь цветов. Заиграл оркестр и публика запела: «God save the Queen», «Rule Britannia» и «Partant pour la Syrie»[186]. С верхнего яруса раздался призыв: «La Marseillaise!» [ «Марсельезу!» Ред.], но не нашел отклика. Импровизация директора театра была основана на телеграфном сообщении, в котором говорилось отнюдь не о взятии Севастополя, а о том, что штурм Малахова кургана французами и штурм Редана англичанами, предпринятые 18 июня, отбиты с большими потерями. Этот актер скопировал вчера вечером на сцене Друри-Лейн распорядителя другого спектакля, который около года назад, в ходе большого военного представления[187] сымпровизировал неожиданные и незабываемые слова: «Messieurs, Sevastopol est pris!» [ «господа, Севастополь взят!» Ред.].

Непонятное упорство, с которым Пелисье продолжает уничтожать силы союзников в односторонних атаках на Южную сторону, объясняется, очевидно, мотивами не военного, а финансового характера. Бонапарт, как известно, выдал уже на миллиарды векселей под взятие Севастополя и заставил французскую нацию их учесть. Он намерен выдать еще на 800 миллионов векселей или около этого. Уплата в погашение уже находящихся в обращении векселей казалась, следовательно, необходимой, и если переход через Черную обещал реальные результаты, то атака на Южную сторону Севастополя предвещала видимость блестящего успеха. «Падение Севастополя» благоприятно отразилось бы на перспективе получения нового займа, и если выпускаются займы для войны, то почему бы не вести войны для займа! Перед подобным аргументом должна замолкнуть всякая военно-научная критика. Вообще, между войной в Крыму и парижской биржей существует таинственная связь. Как все дороги ведут в Рим, так и все электрические провода, как известно, сходятся в Тюильри, где они все заканчиваются «секретом кабинета». Было замечено, что самые важные телеграфные сообщения публикуются в Париже на несколько часов позже, чем в Лондоне. В течение этих часов некий корсиканец, по имени Орси, развивает, как говорят, бурную деятельность на парижской бирже. Этот Орси, и в Лондоне все об этом знают, был в прошлом «провиденциальным» агентом тогдашнего изгнанника [Луи Бонапарта. Ред.] на лондонской бирже.