Собрание сочинений, том 15 - Маркс Карл Генрих - Страница 137

Итак, подведем итоги. Если Борегар или Джефферсон Дэвис проиграют решающее сражение, то их армии превратятся в банды. Если же одна из них выиграет решающее сражение, что совершенно невозможно, — разложение их армий будет в лучшем случае только отсрочено. Они не в состоянии извлечь ни малейшей устойчивой выгоды даже из победы. Едва продвинувшись вперед на 20 английских миль, они вынуждены будут застрять и ожидать нового наступления противника.

Остается еще взвесить шансы партизанской войны. И тут приходится отметить тот крайне поразительный факт, что именно в этой войне против рабовладельцев население принимает весьма слабое участие или, вернее, не принимает никакого участия. В 1813 г. коммуникации французов то и дело нарушались и подвергались беспрестанным нападениям со стороны Коломба, Люцова, Чернышева и двадцати других партизанских и казачьих командиров. В 1812 г. в России население совершенно исчезло с пути французских войск; в 1814 г. французские крестьяне вооружались и убивали патрули и отставших солдат союзников. Здесь же мы не видим решительно ничего подобного. Покорно мирятся с исходом крупных сражений и утешают себя тем, что «victrix causa diisplacuit, sed victa Catoni» [ «боги были за победителя, но Катон за побежденного» (Лукиан. «Фарсалия»). Ред.]. Хвастливые речи о войне на море рассеиваются, как дым. Впрочем, вряд ли можно сомневаться, что «white trash» («белая дрянь», как сами плантаторы называют «белых бедняков») попытается испробовать свои силы в партизанской войне и разбое. Но такая попытка сразу же превратит имущих плантаторов в сторонников Союза. Они даже призовут на помощь войска янки. Разговоры о том, что на Миссисипи будто бы сжигались большие количества хлопка и т. п., основываются исключительно на свидетельстве двух кентуккийских жителей, якобы прибывших в Луисвилл, — разумеется, не по Миссисипи. Пожар в Новом Орлеане нетрудно было организовать. Фанатизм новоорлеанских купцов объясняется тем, что они вынуждены были приобрести за наличные деньги массу облигаций, выпущенных правительством Конфедерации. Новоорлеанский пожар найдет подражателей и в других городах, и, наверное, еще что-нибудь будет сожжено, но все эти театральные эффекты смогут только до последней крайности обострить раздор между плантаторами и «while trash», и тогда — finis secessiae! [конец сецессии! Ред.]

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 23–25 мая 1862 г.

Напечатано в газете «Die Presse» № 148, 30 мая 1862 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС

АНГЛИЙСКАЯ ГУМАННОСТЬ И АМЕРИКА

Лондон, 14 июня

Гуманность служит теперь в Англии, как свобода во Франции, предметом экспорта для traders in politics [торговцев политикой. Ред.]. Нам вспоминается время, когда царь Николай приказал своим солдатам выпороть польских дам, а лорд Пальмерстон нашел «неполитичным» нравственное возмущение этим событием со стороны некоторых парламентских деятелей. Нам вспоминается, что лет десять тому назад на Ионических островах вспыхнуло восстание[320], в связи с чем тамошний английский губернатор приказал высечь немалое число греческих женщин. Probatum est [Правильно. Ред.], — сказали тогда Пальмерстон и его коллеги-виги, находившиеся у власти. Как было совсем недавно доказано в парламенте на основании официальных документов, в Индии сборщики налогов применяют против жен райятов [крестьян. Ред.] настолько отвратительные средства принуждения, что о них невозможно распространяться подробно. Правда, Пальмерстон и его коллеги не отважились оправдывать эти гнусности, но какой бы крик подняли они, если бы какое-нибудь иностранное правительство дерзнуло открыто заявить о своем возмущении этими английскими мерзостями, а не только недвусмысленно намекнуть на вмешательство, в случае отказа Пальмерстона и его коллег немедленно дезавуировать индийских сборщиков налогов. А между тем, сам цензор Катон не мог бы ревнивее следить за нравами римских граждан, чем английские аристократы и их министры следят за «гуманностью» воюющих янки!

Леди из Нового Орлеана, желтолицые красавицы, безвкусно увешанные драгоценностями и похожие на жен древних мексиканцев, с той только разницей, что не съедают своих рабов in natura [живьем. Ред.], — вот кто на этот раз явился поводом для проявления британско-аристократической гуманности (прежде таким поводом служили портовые заведения Чарлстона). Английские женщины, голодающие в Ланкашире (правда, они не леди и не владеют рабами), не удостоились до сих пор упоминания ни в одной парламентской речи; вопли ирландских женщин, — которых все усиливающийся процесс концентрации мелких арендных участков на Зеленом Эрине [древнее название Ирландии. Ред.] полуголыми выбрасывает на улицу, сгоняет с насиженных мест, словно на их родину обрушилось татарское нашествие, — вызвали до сих пор только один-единственный отклик со стороны палаты лордов, палаты общин и правительства ее величества — проповеди об абсолютном праве земельной собственности[321]. Но леди из Нового Орлеана — это, конечно, совсем другое дело! Эти леди слишком просвещенны, чтобы, подобно олимпийским богиням, принять участие в военной передряге или, подобно женам сагунтинцев, броситься в пылающий костер[322]. Они придумали новую и притом безопасную форму героизма — форму, которая могла быть изобретена только рабовладелицами, да еще в такой стране, где свободная часть населения состоит из лавочников по профессии, из торговцев хлопком, сахаром или табаком, не владеющих, в отличие от граждан античного мира, собственными рабами. Когда мужья этих леди разбежались из Нового Орлеана или спрятались в своих домах, сами леди выскочили на улицы и стали плевать в лицо победоносным унионистским войскам, показывать им язык или вообще, подобно Мефистофелю, делать «неприличные жесты», сопровождая их оскорбительными выражениями. Эти мегеры были уверены, что смогут бесчинствовать «безнаказанно».

Таков был их героизм. Генерал Батлер издал прокламацию, в которой предупредил их, что с ними будет поступлено, как с уличными девками, если они будут продолжать вести себя, как уличные девки. Батлер, хоть и адвокат по профессии, по-видимому, недостаточно основательно изучал английское statute law[323]. В противном случае, он, по аналогии с законами, навязанными Ирландии при Каслри[324], наверное, запретил бы им вообще показываться на улицах. Предостережение Батлера по адресу новоорлеанских «леди» привело в такое негодование графа Карнарвона, сэра Дж. Уолша (игравшего столь смешную и неблаговидную роль в Ирландии) и г-на Грегори, уже год тому назад требовавшего признания Конфедерации, что граф в палате лордов, а рыцарь и человек «without a handle to his name» [ «без титула». Ред.] в палате общин обратились к правительству с запросом, какие шаги намерено оно предпринять во имя оскорбленной «гуманности». И Рассел и Пальмерстон обрушились на Батлера, оба выразили уверенность, что он будет дезавуирован вашингтонским правительством, а столь чувствительный Пальмерстон, который за спиной королевы и без ведома своих коллег, из одного лишь «гуманного» восхищения, признал декабрьский coup d'etat 1851 г.[325] (по случаю которого некоторые «леди» были даже застрелены, а другие изнасилованы зуавами), — этот чувствительный виконт прямо назвал предостережение Батлера «позором». В самом деле, леди, да еще леди, владеющие рабами, не могут безнаказанно излить свою ярость и злобу на простых унионистских солдат — крестьян, ремесленников и прочий сброд! Это ли не «позор»!