Собрание сочинений, том 19 - Маркс Карл Генрих - Страница 22

22

«Воистину — я стерва,истинно грешник убогий,пропитанный весь грехами,как русский пропитан луком.Господи Иисусе, возьми меня, пса, за ухо,кинь мне кость милосердияи зашвырни меня, грешного болвана,на твои небеса милосердия».

С быстротой молнии песнь разнеслась по всей Германии, вызывая громкий хохот безбожников и возмущение «смиренных»[т. е. пиетистов. Ред.]. Цензор получил строгий выговор, а правительство с этого времени вновь стало зорко следить за частным учителем Вольфом, этим беспокойным сумасбродом, которого не смогли усмирить и пять лет заключения в крепости.

Немного понадобилось времени, чтобы опять нашелся предлог для возбуждения против него судебного дела. Ведь старопрусское законодательство было распространено по всей стране подобно искусно сплетенной системе ловушек, петель, волчьих ям и сетей, от которых не всегда могли уберечься даже верные подданные; тем легче попадали туда неверные.

Нарушение закона о печати, в котором Вольф был обвинен в конце 1845 или в начале 1846 г., было до такой степени незначительно, что теперь никто из нас не может даже припомнить ближайших обстоятельств дела[38]. Но преследование приняло такие размеры, что Вольф, которому надоели прусские тюрьмы и крепости, скрылся от грозившего ему ареста и отправился в Мекленбург [Согласно Вермут-Штиберу («Die Communlsten-Verschworungen dee 19. Jahrhunderts», II, стр. 141)[39], Вольф был осужден в 1846 г. Ореславльским высшим областным судом за «нарушение закона о печати» к трехмесячному заключению в крепости. (Примечание Энгельса в издании 1886 года.)]. Здесь он нашел у друзей надежное убежище, до тех нор пока не удалось устроить ему в Гамбурге беспрепятственный переезд в Лондон. В Лондоне, где он впервые вступил в общественную организацию, — в существующее еще и теперь Коммунистическое просветительное общество немецких рабочих, — он оставался недолго и вскоре, как мы уже говорили, приехал в Брюссель.

II

 В Брюсселе он скоро нашел работу в основанном там корреспондентском бюро, которое снабжало немецкие газеты известиями из Франции, Англии и Бельгии, редактировавшимися, насколько позволяли обстоятельства, в социал-демократическом духе. Когда «Deutsche-Brusseler-Zeitung»[40] предоставила себя в распоряжение нашей партии, в этой газете стал сотрудничать и Вольф. В основанном тогда нами Немецком рабочем обществе в Брюсселе[41] Вольф скоро стал одним из самых любимых ораторов. Он еженедельно делал там обзоры текущих событий, — обзоры, которые всякий раз представляли собой шедевры популярного, юмористического и вместе с тем полного энергии изложения и которые особенно бичевали мелочность и низость как властителей, так и подданных в Германии. Эти политические обзоры стали до такой степени его излюбленной темой, что он выступал с ними в каждом союзе, в котором принимал участие, и всегда это было одинаково мастерское популярное изложение.

Разразилась февральская революция, сразу нашедшая отклик в Брюсселе. Толпы народа собирались каждый вечер на большой рыночной площади перед ратушей, занятой гражданским ополчением и жандармерией; многочисленные пивные и питейные дома вокруг рынка были битком набиты. Кричали:

«Vive la Republique!» [«Да здравствует республика!» Ред.], пели «Марсельезу», напирали друг на друга, толкались. Правительство держалось с виду тише воды, но в провинциях оно провело призыв запасных и отпускников. Г-ну Жотрану, самому видному из бельгийских республиканцев, было втайне сообщено, что король готов отречься от престола, если народ пожелает этого, и что он, если захочет, может услышать это от самого короля. Жотран действительно услышал от короля Леопольда, что тот сам в душе республиканец и никогда не станет на пути Бельгии, если последняя пожелает стать республикой; что он хотел бы только одного, — чтобы все обошлось мирно и без кровопролития, сам же, между прочим, надеется получить приличную пенсию. Это известие тайком быстро распространилось и вызвало такое успокоение, что не сделано было и попытки поднять восстание. Но лишь только были собраны резервы и большая часть войск сконцентрирована вокруг Брюсселя, — в маленькой стране для этого понадобилось всего три-четыре дня, — разговоров об отречении как не бывало; в один прекрасный вечер жандармерия с саблями наголо внезапно двинулась против народа, толпившегося на рыночной площади, — и пошли направо и налево аресты. Одним из первых был избит и арестован также и Вольф, спокойно шедший к своему дому. Его потащили в ратушу, где он еще раз подвергся побоям со стороны разъяренной и пьяной гражданской гвардии, и после нескольких дней ареста его переправили через границу во Францию.

В Париже он прожил недолго. Берлинская мартовская революция и подготовка к Франкфуртскому парламенту и к Берлинскому собранию побудили его прежде всего отправиться в Силезию, чтобы там бороться за победу радикальных элементов на выборах. Оттуда он хотел приехать к нам, как только мы организуем газету, будь то в Кёльне или в Берлине. Благодаря всеобщей любви, которой он пользовался, а также благодаря силе и популярности его красноречия, ему удалось, особенно в сельских избирательных округах, провести таких радикальных кандидатов, которые без него не имели бы никаких шансов на успех.

Между тем, с 1 июня в Кёльне стала выходить «Neue Rheinische Zeitung», главным редактором которой был Маркс; приехал вскоре и Вольф, чтобы занять свое место в редакции. Его неутомимое трудолюбие, его педантичная, неуклонная добросовестность представляли для него ту невыгоду, что в редакции, состоявшей исключительно из молодых людей, другие частенько освобождали себе лишний часок, будучи уверены, что «Лупус [дружеское прозвище В. Вольфа (Wolf — волк, по-латыни — lupus). Ред.] уж позаботится о том, чтобы газета вышла»; в этом отношении и я не был безгрешен. Вследствие этого Вольф в первое время издания газеты был занят больше текущей работой, чем руководящими статьями. Он вскоре нашел, однако, средство превратить и эту работу в самостоятельную деятельность, В текущей хронике под заголовком «По стране» подбирались сообщения из мелких немецких государств, и он с неподражаемым юмором изображал провинциальную захолустную ограниченность и филистерство как правителей, так и управляемых. В то же время он еженедельно делал в Демократическом обществе[42] обзоры текущих событий, благодаря которым он и здесь вскоре стал одним из самых любимых и влиятельных ораторов.

Глупость и трусость буржуазии, все более возраставшие после июньских боев в Париже, позволили реакции вновь собраться с силами. Придворные клики в Вене, Берлине, Мюнхене и т. д. работали рука об руку с благородным имперским правителем, а за кулисами стояла русская дипломатия и управляла нитями, заставлявшими плясать этих марионеток. Тогда-то, в сентябре 1848 г., наступило для этих господ время действовать. Под прямым и косвенным давлением России (обеспеченным заботами лорда Пальмерстона) первый шлезвиг-гольштейнский поход окончился позорным перемирием в Мальмё[43]. Франкфуртский парламент пал так низко, что утвердил его, и тем самым открыто и недвусмысленно отрекся от революции. Ответом было франкфуртское восстание 18 сентября; оно было подавлено. Почти в то же время произошло в Берлине столкновение между согласительным Учредительным собранием[44] и короной. 9 августа Собрание в чрезвычайно мягком, даже робком постановлении просило правительство принять хоть какие-нибудь меры, чтобы наглое поведение реакционных офицеров более не проявлялось так открыто и вызывающе. Когда в сентябре Собрание потребовало выполнить это постановление, то ответом явилось назначение явно реакционного министерства Пфуля с генералом во главе (19 сентября), а пресловутого Врангеля назначили главнокомандующим войсками Бранденбурга — два очень прозрачных намека на то, что берлинским согласителям остается либо покаяться в грехах, либо дожидаться разгона. Началось всеобщее возбуждение. В Кёльне также происходили митинги и был назначен Комитет безопасности. Правительство решило нанести первый удар в Кёльне. Соответственно этому утром 25 сентября был арестован ряд демократов, между прочим и нынешний обер-бургомистр Кёльна, известный всем в то время под именем «Красного Беккера». Возбуждение росло. Пополудни на старой рыночной площади состоялось народное собрание. Председательствовал Вольф. Кругом было выставлено гражданское ополчение, не относившееся враждебно к демократическому движению, но прежде всего заботившееся о собственном благополучии. На заданный вопрос ополченцы ответили, что они здесь для защиты народа. Вдруг на рынок врываются люди с криком: «Пруссаки идут!» Иосиф Молль — он тоже был утром арестован, но освобожден народом — и как раз в это время произносил речь, воскликнул: «Граждане, неужели вы разбежитесь перед пруссаками?» — «Нет, нет!» — был ответ. — «Тогда нам нужно строить баррикады!» И все тотчас же взялись за дело. — Исход дня кёльнских баррикад известен. Не встретив сопротивления, оставшись безоружным (гражданское ополчение предусмотрительно разошлось по домам), без малейшего кровопролития все движение, вызванное ложной тревогой, окончилось ничем. Правительство достигло своей цели: Кёльн был объявлен на осадном положении, гражданское ополчение было разоружено, выход «Neue Rheinische Zeitung» приостановлен, а редакторы вынуждены были выехать за границу.