Доллары для герцога - Картленд Барбара - Страница 28

— Его светлость… что с ним?

— Все хорошо, ваша светлость. Я только что его видел. Мне кажется, он собирается искупаться и переодеться. Как только он примет ванну, я сообщу, что ваша светлость желает его видеть.

Не дожидаясь ответа, лакей вышел из каюты.

Лежа на подушках, Магнолия думала о том, что голос герцога, доносящийся из соседней каюты, — самый успокоительный звук, который она когда-либо слышала.

Он жив, ему ничто не грозит — и значит, нечего больше бояться, можно закрыть глаза и отдыхать, отдыхать…

«Он жив!»

Эти слова едва не срывались с ее губ, она заново чувствовала, как он прижимает ее к себе, слышала, как стучит его сердце, когда он бежит, унося ее от опасности.

Она запомнила силу его рук и ощущение безопасности, овладевшее ею, когда он взял ее на руки, — несмотря на страх, Магнолии не хотелось расставаться с этим чувством.

Услышав, как герцог рассмеялся в соседней каюте, она поняла, что любит его!

Это открытие было таким волнующим и таким неожиданным, что на мгновение она оцепенела, не в силах поверить в его реальность.

Потом она вспомнила, что похожее чувство ис-пытала в Нью-Йорке, когда после танца с молодым англичанином ей вновь захотелось его увидеть. Только сейчас оно было во сто крат сильнее и наполняло ее всю, от кончиков пальцев ног до макушки.

— Я… люблю… его! — повторяла она, пытаясь доказать себе, что это правда, а не чудесный сон.

Но как это произошло? Как она могла полюбить человека, которого ненавидела и презирала?

Впрочем, ее разум услужливо говорил, что это вполне объяснимо.

Герцог был не только самым красивым из всех мужчин, которых она видела в жизни, но и самым добрым, самым нежным и самым надежным защитником.

Магнолия понимала, что ни один человек, включая отца, не смог бы уговорить ее пройти по карнизу в несколько дюймов шириной, не закричав от страха, когда любой неверный шаг означает неминуемую смерть.

Герцог заставил ее поверить ему, и, как думала сейчас Магнолия, любовь к нему не позволила ей ни на секунду в нем усомниться.

— Он… чудесный! Великолепный! — повторяла она снова и снова, чувствуя, как безумно бьется ее сердце — совершенно иначе, чем билось оно во время побега.

Дверь каюты открылась, но, с нетерпением повернув голову, Магнолия увидела, что это вовсе не герцог, а Джарвис.

— Его светлость шлет вам привет, ваша светлость, но шеф-повар с минуты на минуту должен приготовить питательнейший бульон, и его светлость спрашивает, может ли он выпить его здесь вместе с вами.

— Да… конечно! — с восторгом воскликнула Магнолия.

Джарвис исчез, и появился через минуту с подносом, на котором стояла супница с бульоном и чашки; рядом с ними, в ведерке со льдом, покоилась бутылка шампанского.

Он поставил все это на стол перед кроватью, и Магнолия решила пить бульон как можно медленнее, чтобы муж оставался с ней как можно дольше.

— Его светлость принимает ванну, — как-то на удивление по-домашнему сказал Джарвис и вышел из каюты.

Когда дверь открылась в следующий раз, в каюту вошел герцог.

Он снял испачканную во время бегства одежду, и теперь на нем был длинный халат из темно-синего шелка, а на шее — шелковый платок, который, по мнению Магнолии, не слишком ему шел; волосы герцога были еще немного влажными.

Магнолия была так рада видеть его, что совсем забыла о том, как выглядит сама.

Она даже не подозревала, что, лежа на покрытой розовым покрывалом кровати с распущенными светлыми волосами, раскиданными по плечам, и глазами, которые, казалось, занимали все лицо, могла свести с ума любого мужчину, хотя и выглядела при этом нереальной.

— Вы уже полностью пришли в себя? — обычным глубоким голосом спросил герцог, подходя к кровати.

— Да… благодарю вас.

— Джарвис сказал мне, что вы потеряли сознание.

— С моей стороны… это было, наверное, глупо… но я боялась, что вас… могут застрелить.

После недолгой паузы герцог спросил:

— Значит, вы беспокоились обо мне?

— Да… я была просто уверена, что они… захотят убить вас… потому что вы оказались умнее… и сбежали от них.

— Да, они отступили! — с удовольствием сказал герцог. — И мы точно ранили, если не убили, двоих из них.

Говоря это, он налил бульона Магнолии, а потом и себе.

Магнолия не чувствовала голода и пила бульон только потому, что этого хотел герцог. Она сделала всего несколько глотков и поставила чашку на столик возле кровати.

Герцог пил бульон, не спуская с Магнолии глаз, и она вдруг почувствовала какое-то странное смятение.

И одновременно, только потому, что он был рядом, был в безопасности, она ощущала непонятную радость, от которой вся каюта преобразилась, словно была залита солнечным светом.

Герцог допил бульон и произнес:

— Я даже вообразить не мог… даже в кошмарном сне не мог представить, что мы попадем в такую жуткую ситуацию! Но мы выбрались из нее, и, осмелюсь сказать, с честью; теперь мы должны выпить за наше здоровье.

И тут же появился Джарвис, который унес супницу с чашками, оставив только шампанское.

Герцог наполнил бокалы и протянул один Магнолии, а другой взял в правую руку и высоко поднял.

Их взгляды встретились, и он очень тихо сказал:

— За самую храбрую женщину, которую я когда-либо знал!

Магнолия почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, но ответила:

— За самого… храброго мужчину… который… спас нас!

Глаза ее сияли, а черные ресницы подчеркивали белизну щек; она отпила шампанского, и сердце ее вспорхнуло, как птица, когда герцог присел на краешек кровати и посмотрел ей прямо в лицо.

— Я хотел сказать вам, — начал он, — что вы были великолепны. Мне кажется, в мире не найдется другой женщины, которая в столь жутких обстоятельствах не издала бы ни стона, ни крика, и даже ни одного протеста или жалобы.

Он говорил с такой непривычной для нее интонацией, что Магнолия почувствовала, что на глаза у нее набегают слезы.

Ей было необыкновенно приятно, что он так думает о ней, хотя только благодаря ему им удалось бежать и именно он нес ее на руках, потому что сама она не смогла бы бежать. Если бы он не был таким сильным, их бы легко схватили и сейчас они находились бы в совершенно ином положении.

— Нет, это вы… были великолепны! — повинуясь порыву, воскликнула она.

Герцог поставил бокал на столик.

— Трудно найти верные слова, чтобы передать вам мои чувства, — сказал он. — Я очень боюсь опять испугать вас, Магнолия.

— С сегодняшнего дня… мне кажется, — прерывисто произнесла она, — мне… никогда не будет страшно… пока вы со мной.

— Мне хотелось бы верить, что это правда, — отозвался герцог, — но я говорю не о страхе перед разбойниками, а о страхе передо мной!

Краска залила щеки Магнолии, делая ее еще прекрасней, и она вздрогнула, но на сей раз, как показалось герцогу, не от страха.

Он продолжал очень тихо:

— Если бы вы не были богатой наследницей и в данную минуту были еще не замужем, я бы умолял вас, если нужно, даже встав на колени, стать моей женой!

В его голосе звучали страсть и отчаяние заядлого игрока, который поставил все, что имеет, на одну карту и теперь возносит мольбу, чтобы выпала нужная.

Спустя несколько минут, показавшихся герцогу годами, Магнолия ответила:

— Если бы вы… не были… герцогом и у вас не было бы… ревнивой жены… я бы ответила… «Да».

Герцог перевел дыхание.

— А моя жена ревнива?

— Очень… очень ревнива! Она никогда… никуда… вас… не отпустит.

Герцог придвинулся ближе.

— Дорогая моя! Моя любимая! — он задыхался. — Неужели то, что ты говоришь, действительно правда?

Магнолия молчала, не в силах найти слов, и он изменившимся голосом воскликнул:

— Ради Бога, Магнолия, не играй со мной! Я так отчаянно люблю тебя, что в голове у меня все перепуталось. Но я не перенесу, если ты снова со страхом отвернешься от меня. Я сделаю все, что ты захочешь, но умоляю тебя, попробуй поверить мне.