Форель и Фемида - Марш Найо - Страница 53

После продолжительного молчания леди Лакландер сказала:

— Ужасное предположение! Ужасное!

— Должен сказать, — сухо произнес Аллейн, — что и само дело жуткое.

— Вы упомянули о научных методах, — сказал Марк.

Аллейн рассказал о существенных различиях в рисунке чешуи у разных рыб.

— Все это есть в книге полковника Картаретта, — пояснил он и посмотрел на Джорджа Лакландера. — Вы, наверное, просто запамятовали.

— Собственно, я… э… я этой книжечки вроде бы не читал.

— А между тем, — сказал Аллейн, — это и милая, и поучительная книжка. В том, что касается чешуи, она исключительно точна. Чешуя форели, пишет полковник, это дневник, в котором можно прочесть всю биографию рыбы, если знать, как читать. Только если у двух рыб совершенно одинаковая биография, совпадет и их чешуя. К счастью, два образца чешуи, которыми мы располагаем, не имеют между собой ничего общего. Есть образец А: это чешуя девяти— или десятилетней рыбы, которая всю жизнь прожила в одном и том же месте. Есть и образец Б, принадлежащий меньшей по размеру рыбе, которая после четырех лет медленного роста сменила среду обитания, возможно, приобрела привычку спускаться к морю и возвращаться обратно, пережила период быстрого роста и, весьма вероятно, недавно появилась в Чайне. Вы, конечно, понимаете, на что это указывает?

— Хоть убейте — не понимаю, — покачал головой Джордж Лакландер.

— Да как же так! С одной из этих двух рыб, судя по имеющимся показаниям, имели дело следующие люди: мистер Финн, миссис Картаретт и сам полковник. Мистер Финн поймал Старушенцию. По словам миссис Картаретт, она пыталась отобрать форель у Томазины Твитчетт. Полковник держал в руках собственную добычу и отказался прикасаться к Старушенции. Тряпка леди Лакландер, на которой сохранились следы чешуи обеих рыб, показывает, что кто-то — как мы думаем, убийца — держал в руках и ту и другую рыбу. Далее. Исследование маленьких пятнышек крови показывает, что острие сиденья-трости было вытерто тряпкой после того, как его воткнули в землю, чтобы убрать следы крови. Следовательно, если бы нам удалось с помощью микроскопа обнаружить чешую обеих рыб на чьей-то одежде, ее владелец и оказался бы убийцей полковника Картаретта. В это, — сказал Аллейн, — мы верили раньше.

— Раньше? — быстро переспросил Марк, и Фокс, который до того изучал викторианскую гравюру с жанровой охотничьей сценкой, перевел внимательный взгляд на своего начальника.

— Да, раньше, — кивнул Аллейн. — Я только что говорил по телефону с сотрудником министерства внутренних дел, который производит вскрытие Именно от него я узнал детали экспертизы, связанные с чешуей. Он сказал мне, что на одежде следы обеих рыб одновременно не обнаружены.

Лицо Джорджа Лакландера приобрело обычную багровую окраску.

— Говорил же я с самого начала, — закричал он, — что это дело рук какого-то бродяги. Хотя какого черта вам понадобилось… — Он остановился в поисках более или менее вежливого выражения. — Какого черта вам понадобилось так морочить нам головы…

Аллейн, подняв руку, остановил его.

— Ну? — взревел Лакландер. — Что еще? В чем дело, черт возьми? Извини, мама!

— Не будь ослом, Джордж, — механически произнесла леди Лакландер.

— Повторю вам в точности то, — сказал Аллейн, — что обнаружил эксперт. Он нашел следы чешуи там, где мы и ожидали: на ладонях полковника и на его манжетах, на куртке и бриджах мистера Финна, а также как и предуведомила нас миссис Картаретт, на ее юбке. Первый из этих следов принадлежит образцу Б, а два других — образцу А. Да? — обернулся Аллейн к Марку, который хотел что-то сказать, но остановился на полуслове.

— Ничего, — сказал Марк. — Я… нет-нет, продолжайте.

— Я почти что кончил. Я уже сказал, что, по нашему мнению, первый удар был нанесен клюшкой для гольфа, вероятно, длинной клюшкой. Могу к этому добавить, что пока ни на одной из клюшек следы крови не обнаружены. Правда, все они тщательно вытерты.

— Естественно, — кивнул Джордж. — Слуга всегда вытирает мои клюшки.

— Но вот с обувью, — продолжал Аллейн, — дело обстоит иначе. Обувь тоже была хорошо вычищена. Однако имеется кое-какая положительная информация относительно одной, правой, туфли для гольфа. Эксперт уверен, что именно подбитый гвоздиком каблук этой туфли оставил след на рыбе, пойманной полковником.

— Вранье! — рявкнул Джордж Лакландер. — Кого вы обвиняете? Чьи это туфли?

— Это ручная работа. Четвертый размер. Изготовлены, я думаю, не меньше десяти лет назад. Сделаны они старым искусником — немыслимо дорогим сапожником из «Берлингтон Аркейд». Это ваши туфли, леди Лакландер.

Лицо ее слишком расплылось от жира, чтобы что-нибудь выразить. Казалось, она просто задумчиво смотрит на Аллейна. Сильно побледнев, леди Лакландер осталась сидеть как сидела и только произнесла:

— Джордж, пора сказать правду!

— Я так и надеялся, — проговорил Аллейн, — что вы придете к этому выводу.

— Что вы имеете в виду? — повторила сестра Кеттл и, всмотревшись в лицо Китти, вскрикнула: — Нет! Лучше молчите!

Но Китти уже начала говорить.

— В их мире, — сказала она, — каждый стоит сам за себя, да, впрочем, и другие люди такие же. Может быть, Джордж Лакландер и мечтает обращаться со мной как с дрессированной обезьянкой, да ничего у него не получится! Тоже мне фамильное достоинство! Слушайте! Вы знаете, что он заставил меня сделать? Взломал письменный стол Мориса, потому что Мори должен был опубликовать что-то насчет старого Лакландера, а Джордж сперва хотел узнать что. Когда в столе ничего не нашлось, он попросил меня проверить, не спрятана ли рукопись на теле. Это меня-то! А когда я отказалась, как вы думаете, что он сказал?

— Не знаю. Не говорите мне этого!

— Обязательно скажу. Вот послушайте, и посмотрим, как вам это понравится. И это после всех ухаживаний! После уроков гольфа!

В горле у нее что-то странно булькнуло, и она в недоумении посмотрела на сестру Кеттл.

— После уроков гольфа! — повторила она. — Так что же он делает? Этим утром он приехал ко мне на машине и говорит: он, мол, думает, что нам лучше пореже видеться.

За этим последовал поток эпитетов, которые сестра Кеттл сочла непечатными.

— Вот вам и Джордж Лакландер, — подытожила Китти Картаретт.

— Вы злая, — произнесла сестра Кеттл. — Я запрещаю вам так о нем говорить. Может быть, сэр Джордж и наглупил, но ведь он был влюблен. Вы, как говорится, женщина видная, а он вдовец. Я всегда говорю, что у каждого джентльмена такая пора наступает… Но это так, между прочим. Я что хочу сказать: если он и наглупил, то это вы его завлекли, — пустилась сестра Кеттл в свои обычные поучения. — Вы заманили нашего дорогого полковника, но вам этого показалось Мало, и вы расставили сети для бедного сэра Джорджа. Вам безразличны те, кому вы разбиваете сердца, вам ничего не стоит сделать человека несчастным. Я вашу породу знаю. Вы женщина непутевая. Совсем непутевая. Я бы нисколько не удивилась, если бы узнала, что вы повинны в этой трагедии. Ни капельки бы не удивилась!

— Да вы к чему это клоните? — прошептала Китти, откинувшись на своем стуле и глядя в глаза сестре Кеттл. — Носится тут со своим бедняжкой сэром Джорджем! Да вы знаете, что я думаю об этом вашем сэре Джордже? Я думаю, что это он убил вашего дорогого полковника, мисс Кеттл!

Сестра Кеттл вскочила на ноги, повалив тяжелое кресло. Зазвенели чашки, и молочник опрокинулся на колени Китти Картаретт.

— Как вы смеете! — закричала сестра Кеттл. — Вы злая! Злая! Злая!

Она услышала собственный пронзительный крик и, несмотря на возмущение, вспомнила правило, которым всегда руководствовалась: никогда не повышать голоса. Поэтому сестра Кеттл, хотя ей и легче было бы продолжать кричать, умудрилась овладеть собой. Зазвучали совершенно заурядные слова, здесь неуместные, — косясь на сестру Кеттл, им внимала Китти.