Шестнадцать зажженных свечей - Минутко Игорь - Страница 7

7

Лена с изумлением смотрела на Костю.

— Это — про любовь?

— Конечно!

— Как... чудно.— Лена легко тронула плечо Кости.— Еще... Пожалуйста!

— Еще? — Костя с некоторым недоверием посмотрел на Лену.

Промчался ветер по садамИ дождь устроил лепестковый,И сердце.Ровное всегда,Заполнено вдруг чувством новым.Еще мелодии простойДуша бесхитростно желает.Но, словно майский травостой.Живую влагу набирает.И руки нежные твоиЕще томятся и тоскуют,И ожидание любвиСильнее, чем любовь,Волнует...

И в этот момент в темноте послышались выкрики, улюлюканье, смех — перед Костей и Леной появились Муха, Дуля, вся мухинская компания. Они в нелепом хороводе закружились вокруг ствола липы, вокруг Кости и Лены.

— Ша! — вдруг гаркнул Муха.

Все остановились и замолчали. Муха подошел к Косте.

— Не дрожи,— насмешливо сказал он.— Бить не буду.

Лена вдруг рванулась вперед, встала между Костей и Мухой, сказала отчаянно:

— Лучше меня...

— Ладно, Ленка,— усмехнулся Муха, отстраняя ее.— Уже переигрываешь. Ты свое сделала.

Костя резко вскинул голову, смотрел на Лену. У Лены задрожали губы, она начала говорить быстро, прерывисто:

— Костя, я не хотела... Понимаешь, я...

— Хватит, сказал! — грубо оборвал ее Муха, оттолкнул в сторону и вплотную подошел к Косте.— Так вот: бить не буду. Еще из-за такого слизняка в колонию загудеть. Но предупреждаю: к Ленке не подходи. Подойдешь — найду способ отучить. А сейчас— канай отсюда! Стихочтец...— И, паясничая, Муха продекламировал:— «Шепот, робкое дыханье, трели соловья...»

Но Костя не слушал Муху, он смотрел на Лену.

— Как ты могла? Как ты только могла?..— И бросился в темноту.

Лена смотрела ему вслед... Напряженно-тихо было под старой липой. В руках Мухи появилась гитара.

— «Что смолкнул веселия глас?» — Муха ударил по струнам. Он запел первым, остальные подхватили:

Где твои семнадцать лет?На Большом Каретном!Где твои семнадцать бед?На Большом Каретном!А где твой черный пистолет?На Большом Каретном!

Глава пятая

«Когда ученик готов...»

Все! Решение принято. Только бы он согласился. Были старательно сделаны все уроки, и не за три часа, как запрограммировано, а за два с четвертью. Костя проследил: он возвращается домой около пяти, идет через сквер от автобусной остановки. Сейчас без двадцати пять. Пора!

Костя несколько минут постоял перед зеркалом в ванной, всматриваясь в себя. Синяк под глазом стал желтым, почти незаметным. Что-то новое появилось в лице Кости Пчелкина: черты обострились, глаза казались очень большими... Он не знал, как определить все эти перемены.

«Пора!» — опять сказал себе Костя.

...Сквер перед кварталом был пуст, солнечные блики играли на дорожке у ног Кости Пчелкина. Он сидел на скамейке возле трех ступенек, которые вели к переходу через улицу.

«Только здесь он пройдет,— думал Костя,— больше негде...»

На часах было без семи пять, когда в сквере среди прохожих показался тот, кого ждал Костя: по аллее неторопливо шел мужчина средних лет, в светлых брюках и легкой спортивной куртке, худощавый, широкоплечий, с коротким ежиком стриженых седых волос, тот самый, который по утрам делает разминочный комплекс каратэ на баскетбольной площадке.

Мужчина поравнялся со скамейкой, на которой сидел Костя Пчелкин.

Костя быстро вскочил:

— Простите...

Мужчина остановился, с интересом посмотрел на Костю.

— Здравствуйте...— смущаясь, произнес Костя.

— Здравствуй,— сдержанно, но приветливо ответил мужчина.

— Я ваш сосед из двести тридцать девятой квартиры,— заспешил Костя.— Я каждое утро вижу, как вы делаете упражнения на баскетбольной площадке. Я знаю, вы...

— Присядем.— Мужчина показал на скамейку. Они сели рядом.

Костя не знал, с чего начать, и мужчина заговорил первым:

— Давай знакомиться. Я тебя знаю только в лицо, встречались во дворе и в лифте, наверно. Владимир Георгиевич.— Он протянул Косте руку.

— Костя... Константин Пчелкин.

— Рассказывай. Я примерно догадываюсь, что тебе от меня надо.

И Костя все рассказал — страстно, сбивчиво, порывисто — о компании Мухи, о конфликте, который возник между ними, о Лене — он только упомянул ее имя и смутился, замолчал. «Я все понимаю»,— сказал собеседник, коротко пожав Костину руку. И от этого пожатия Костя успокоился окончательно и поведал, не утаив ничего, про драку, которая произошла три дня назад. Только о розыгрыше с запиской и о свидании под старой липой промолчал— не смог рассказать: страдало его самолюбие.

— ...Вот и вся история,— закончил исповедь Костя.

— Понятно.— Владимир Георгиевич опять внимательно посмотрел на нового знакомого.

— Мне бы,— выпалил Костя,— несколько ваших приемов. Ведь вы каратист?

Владимир Георгиевич усмехнулся.

— Да, это так: я каратист. Если уж быть точным, учитель в школе каратэ.

— Владимир Георгиевич! — загорелся Костя.— Так неужели нельзя? Мне бы только два-три приема.— Он смутился.— И чтобы не бить по лицу.

— Чтобы не бить по лицу...— повторил Владимир Георгиевич.— Простейший комплекс каратэ, первая фаза — это два года напряженнейших ежедневных занятий.— Он улыбнулся.— А на остальное — вся жизнь. Потому что каратэ — это не только вид спорта. И не набор приемов для самообороны. В разные века каратэ всегда было соединением физической подготовки человека с духовной. Кто брал в руки эти разящие мечи — приемы каратэ,— вот в чем вопрос. Например, японские крестьяне или самураи. А вообще начало каратэ — в древней Индии, в йоге. Теперь стали говорить о каратэ как о виде спорта. Вероятно, это древнейший вид спорта, возникший у истоков рода человеческого. Надо, Костя, с самого начала уяснить: каратэ — это еще и отношение человека к жизни, к людям, к добру и злу. Понимаешь?

— Понимаю,— несколько уныло сказал Костя.

Владимир Георгиевич опять посмотрел на Костю очень внимательно, спросил:

— Значит, не можешь ударить человека по лицу?

— Не могу...— потупился Костя.

— Почему?

— Я... я не знаю.

— Я тебе объясню.— Владимир Георгиевич немного помолчал.— Потому что ты — нормальный человек. Нормальный человек не может ударить другого человека по лицу.

— Но ведь бьют...— сказал Костя.

— Бьют! — согласился Владимир Георгиевич.— И еще как. Но, понимаешь... Вроде бы прописная истина: человек должен культивировать в себе доброту. Попросту, быть добрым. Прописная истина?

— Вовсе нет,— сказал Костя.

— Почему?

— Потому что... Есть, конечно, добрые люди. Но... А злых сколько? Не очень-то это истина.

— Пожалуй...— сказал Владимир Георгиевич.— Но, понимаешь... Надо бороться за доброе начало в человеке! Вот в чем, наверно, наше главное призвание.

— Но как бороться? — спросил Костя.

Владимир Георгиевич усмехнулся.

— Разве у тебя нет готового ответа? Не за ним ты ко мне обратился? Встань!

Костя неуверенно поднялся со скамейки.

— Выйдем сюда.

Оба оказались на газоне позади скамейки, чтобы не мешать проходящим.

— Предположим, ты негодяй и мерзавец. А я владею, как ты сказал, двумя-тремя приемами каратэ. Впрочем, достаточно и одного...

Мгновенное движение правой рукой — и Костя рухнул на землю.

— Ответь честно, что ты чувствуешь? Стал лучше? Добрее?