Божественная Зефирина - Монсиньи Жаклин - Страница 39

Здесь находились Зефирина и ее приятельницы, стесненные так, что не могли пошевелиться; фижмы одной налезали на фижмы другой.

– А вот и наши благородные девицы, брат мой! – заявил Франциск I.

– Вы счастливец, мой добрый брат, рядом с вами целая армия чаровниц!

Генрих VIII сопроводил свои слова, сказанные с легким иностранным акцентом, смешком, показавшимся Зефирине очень неприятным.

– Мадемуазель де Флоранж… Мадемуазель де Бонниве… Мадемуазель де Багатель… – учтиво представлял Франциск I.

Услышав свое имя, Зефирина опустилась в глубоком реверансе.

– О, божественная рыжуха! Я считал, что я – единственный обладатель такого редкого цвета волос… Ах, ах, у нас обоих, мадемуазель, волосы, как мех у лисицы! – воскликнул Генрих VIII.

Выслушав эту королевскую шутку, все придворные, французские и английские, расхохотались. Оба короля уже собирались пройти мимо. Зефирина выпрямилась, глаза у нее горели.

– Ваше величество слишком добры ко мне. К тому же, рыжий цвет, как вы, несомненно, знаете, это цвет честности и порядочности!

Четко выговаривая эти слова, Зефирина улыбалась с совершенно невинным видом. Король Франциск I, который слишком хорошо понял двусмысленную фразу Зефирины, хотел увлечь дальше своего «доброго брата» из Англии, однако тот, тяжелый и массивный, отказался двигаться с места. Очарованный юной красотой Зефирины и уверенный в том, что она дает ему прямые авансы, Генрих VIII бросил с видом лакомки:

– Хм… что касается порядочности, барышня, то мы знаем только одну дорогу, которая прямиком ведет к добродетели! Не так ли, господа?

Когда король Англии произнес эту игривую фразу, смех вокруг зазвучал с новой силой. Генрих VIII, восхищенный собственным успехом, продолжал:

– Ха, ха! Но что касается честности, то, клянусь честью короля и иностранца, не очень хорошо знающего язык, расскажите мне, барышня, о чем идет речь?

Рукой без перчатки Генрих VIII ласкал подбородок Зефирины. Ничуть не смутившись, она выпалила:

– Честность – это от слова Probitas[24], честность, сир, это такая добродетель, которая состоит в том, чтобы скрупулезно соблюдать правила общественной и королевской морали, выполнять законы, установленные правосудием и быть неподкупным. Монархи, которые ведут себя сообразно этой добродетели, храбры, прямы, честны, неподкупны, порядочны, высокоморальны, щепетильны, совестливы, добродетельны и уважаемы своими народами; те же, кто отрицает эти правила, – покрыты позором, недостойны, презренны, зловредны, нечестны и непорядочны! Они – мошенники!

Слова Зефирины были встречены смущенным молчанием. Генрих VIII нахмурил брови. Его бледно-голубые глаза, казалось, искали на лице девушки глубинные причины этого словесного состояния.

Франциск I тотчас же вмешался, смеясь:

– Мадемуазель де Багатель – настоящая эллинская моралистка и замечательный филолог.

– О, образованные женщины… эти хуже всех! – проворчал Генрих VIII.

– Идемте, брат мой, отведайте наших пирогов, – предложил Франциск I, который знал, что король Англии слыл большим лакомкой.

– Клянусь честью, как говорят у вас, я немножко проголодался, это будет очень кстати…

Голоса королей удалялись. Свита придворных следовала за ними к накрытым столам.

– Какая муха вас укусила, Зефи? – спросила Лора да Бонниве.

Зефирина пожала плечами.

– Он подействовал на меня раздражающе!

– Господи, боже мой, король Англии вас раздражает, и вы отвечаете ему с такой дерзостью!

Иоланда де Флоранж задыхалась, уткнувшись в свой платок. Она вновь заговорила, очень взволнованная:

– А как вы находите английских вельмож, Зефи?

– Я на них почти не смотрела! – чистосердечно ответила Зефирина.

– Надеюсь, они пригласят нас танцевать бранль.

Лора де Бонниве лихорадочно приводила в порядок свой чепец, в то время как другие девушки расправляли свои широкие рукава и вышитые корсажи, чтобы приготовиться к танцам.

– Как раз позади короля Англии герцог Суффолкский, – продолжала с восторгом эта сплетница Иоланда де Флоранж. – Сбоку стоят маркиз д'Орсе и граф Гэлбот… О, он смотрит на меня, подружки. Но маркиз д'Орсе смотрит только на вас, Лора…

«Как они глупы! – подумала Зефирина. – Ну можно ли так квохтать из-за взгляда, который соблаговолит бросить на них один из этих англичан? Они отвратительно держатся! До чего же ужасно стоять вот так, зажатой среди этих идиоток!»

– О, вон тот красивый блондин, вон там, он, кажется, покорен вами, подружка Зефи! – прошептала Иоланда де Флоранж.

– Кто это? – не смогла удержаться от вопроса Зефирина.

– Это милорд Мортимер де Монроз. По-видимому, один из самых могущественных и богатых вельмож Англии. Говорят, что у него в Корнуэлле около пяти тысяч овец. Представляете?

Решительно, эта болтунья была в курсе всего происходящего!

Несмотря на презрение, которое она испытывала к своим приятельницам, Зефирина, польщенная тем, что обратила на себя внимание вельможи, владеющего таким стадом, не могла запретить себе смотреть в его сторону. Она была вынуждена признать, что лорд Мортимер был одним из самых красивых мужчин, которых она когда-либо видела. Ему могло быть двадцать восемь – тридцать лет. Кудри, светлые, как мед, обрамляли лицо с тонкими и правильными чертами. Только нос, слегка искривленный посередине, напоминал о том, что этот вельможа, должно быть, был истинным британским бойцом во время состязаний или на полях сражений.

Ободренный взглядом Зефирины, англичанин дважды поклонился, рассматривая ее настойчиво и с нескрываемым восхищением. Внезапно, покинув круг придворных, окружавших королей, он прошел через зал и подошел к группе девушек.

«А если это он шпионил на берегу?» – подумала Зефирина, ни жива ни мертва.

Она пыталась угадать в мощных плечах, в гордо посаженной голове и в твердой, истинно британской походке милорда Мортимера облик незнакомца и его кошачью походку, что она видела со спины, когда тот удалялся.

– Прекрасный Мортимер собирается пригласить вас танцевать павану, Зефи! – закудахтала Лора де Бонниве.

В это мгновение паж в небесно-голубом костюме коснулся руки Зефирины…

– Мадемуазель де Багатель…

– Да, господин де Ла Френей? – спросила Зефирина, узнав того подростка, который провожал ее из королевского павильона.

– Его величество приказывает вам удалиться! – прошептал мальчик с искренне огорченным видом.

Королевская немилость! Услышав эту новость, обрушившуюся на нее словно молния, Зефирина побледнела. Ей следовало ожидать этого. Франциск I, разумеется, был сердит на нее. Зефирина прикусила губу. Почему она всегда говорит слишком много? Она должна была промолчать и оставить короля самого разбираться со своим «добрым братом» Генрихом, который готовил ему славный подвох!

Зефирина быстро взглянула на своих приятельниц. Слишком занятые английскими дворянами, они ничего не заметили. Сопротивление ни к чему не приведет, только вызовет еще большее неудовольствие короля. Надо было безропотно покориться и покинуть бал как раз тогда, когда тот стал интересным.

Зефирина незаметно следовала за пажом позади золоченых гипсовых скульптур. Внезапно она обернулась. Прекрасный лорд Мортимер обескураженно смотрел ей вслед. Вдруг Зефирина осознала, что ей нравится ощущать на себе этот мужской взгляд. Словно желая отомстить Франциску I, саламандра хотела заставить сожалеть о себе. Лукавый демон кокетства заставил Зефирину послать англичанину таинственную улыбку Джоконды. Придя в восторг от того, что ей удалось его смутить, она вслед за пажом проскользнула в вестибюль.

Солдаты с алебардами все так же окружали большую палатку. Гармоничные звуки лютней удалялись. Снаружи светила луна. Это была одна из тех ночей, когда прилетающий с моря бриз заставлял трепетать цветущие яблони.

Зефирина сделала несколько шагов вдоль королевских павильонов.

– Должен ли я предупредить вашу дуэнью, мадемуазель? – спросил юный Ла Френей.

24

Probitas – добродетель (лат.).