Княгиня Ренессанса - Монсиньи Жаклин - Страница 33

– О… очень интересно, – согласился англичанин.

– Возведенная на месте погребения св. Петра первая церковь имеет под собой в качестве опоры стену цирка Нерона, – продолжал Фульвио невозмутимо. – Если не ошибаюсь, в 1506 году папа Юлий II поручил тому же Браманте построить новый собор св. Петра, который вы теперь видите. Мой отец сам видел, как закладывали фундамент. Над этим гигантским сооружением работало множество архитекторов. От Рафаэля до Сангалло Младшего. Теперь вот Микеланджело завершает абсиду.

Никогда до этого Зефирина не слышала, чтобы ее муж говорил так долго.

Зачарованная всем, что предстало ее глазам, она не отрывала взгляда от Фульвио, боясь упустить хоть слово. Поэтому она не заметила возникшей перед нею ступеньки и споткнулась. Если бы Фульвио не подхватил ее, она бы упала.

– Не покидайте нас, мадам, – шепнул при этом князь.

Горячие его губы коснулись ушка Зефирины. Она вздрогнула, а рука Фульвио, скользнув по спине, замерла на ее талии. Это было хуже всего. Взбешенная тем, что его прикосновение приводит ее в такое волнение, она выскользнула и постаралась смешаться с довольно большой толпой кардиналов, епископов, аудиторов, прелатов, верховных нотариусов, гонфалоньеров, булавоносцев, привратников, гвардейцев, солдат, кондотьеров, конюших, судебных исполнителей, собравшихся у входа во дворец.

В самом дворце было и того хуже. В странном чередовании сверкающих блеском гостиных и темных коридоров, винтовых лестниц и узких тоннелей, в которые они заводили, Зефирина увидела, что большая часть Ватикана занята галереями, часовнями, кухнями и даже плавильней, в которой отливали пушки!

Рядом с высшими иерархами церкви и знатными людьми было множество людей подчиненного звания, но все они чувствовали себя в этой обстановке очень естественно.

Кроме слуг, работающих внутри дворца, Зефирине было забавно видеть, что коридоры заполняли целые семьи, приехавшие из окрестных деревень, чтобы повидаться со своими родными: служащими, дьячками, конюхами.

Неопрятные капуцины жевали хлеб, сидя на корточках в нескольких шагах от знатных синьоров, поджидавших приема в передней.

– Монсеньор князь Фарнелло… Милорд де Монтроуз… – выкрикнул толстый гвардеец зычным голосом.

Головы всех присутствующих повернулись в сторону избранных счастливчиков, получивших позволение войти в святая святых: личные покои Климента VII.

– Княгиня нас сопровождает, – заявил Фульвио, видя, что гвардеец не дает Зефирине войти.

Наверное, он знал князя, потому что тут же поклонился ему и пропустил Зефирину.

Она последовала за князьями, почтительно склонив голову.

Явно знакомый с обстановкой, Фульвио пересек коридор, затем небольшую прихожую. Еще один гвардеец, предупрежденный о визите, открыл перед ними тяжелую дверь черного дерева, и все три посетителя вошли в светлую гостиную с кессонным потолком – рабочий кабинет папы.

Они услышали, как низкий голос пророкотал:

– Черт побери, Джакомо… кто мне тут устроил весь этот беспорядок?

Зефирина, обомлев, подняла голову. Она приготовилась увидеть папу в светлой одежде, сидящим на престоле св. Петра. Нынешний служитель Христа, кардинал Джулио Медичи, ставший папой три года назад под именем Климента VII, ходил широкими шагами вдоль большого стола, заваленного картами, рукописями и пергаментами. Его слишком длинная красная сутана волочилась по полу. На груди у него, к тому же, была кольчуга, а на голове – берет с пером.

В таком облачении Климент VII больше походил на военачальника, чем на духовного пастыря. Физически мощный и громогласный, пятидесятидвухлетний папа не производил впечатления человека с легким характером. Тщедушный писарь, которого его святейшество назвал Джакомо, дрожал словно пергаментный лист, который ему предстояло отыскать среди вороха бумаг.

– Так ведь… я это положил вот сюда, ваше святейшество.

И он робко указал на стол.

– Идиот несчастный, да если б ты их туда положил, они бы там лежали. Ах, чтоб тебя! Найдешь ли ты мне, наконец, это дело на Лютера, о котором мне прожужжали все уши? Джованни Медичи (Лев X) отлучил его от церкви, а ему хоть бы хны! Господь всемогущий, ну почему ты не призвал его к себе? При этих словах папа с упреком возвел очи горе. Если этот ничтожный паршивец будет продолжать драть глотку в Германии, мы того и гляди дождемся второго раскола, как в печальные времена Авиньона. Джакомо, разрази тебя гром, а в этом сундуке ты не искал?.. Ха! Реформа! Это же надо, я устраиваю собрание выборных церковных представителей, чтобы вышвырнуть этого подонка на обочину империи, так шесть князей и четырнадцать городов начинают протестовать… и их называют «протестантами»! Если ты сию минуту не найдешь то, что мне надо, то получишь пинка под зад! А-а, ну вот, наконец…

Дрожащий Джакомо принес несколько свитков пергамента.

– Спасибо, мой маленький Джакомо, вот видишь, стоит тебе постараться… Ну, хорошо, а теперь ступай, поперебирай четки, помолись. Мне надо спокойно изучить эту проблему. Когда наступит время следующей аудиенции, предупреди меня.

– Кх… так ведь… Кх… – осторожно кашлянул Джакомо.

Климент VII поднял голову. Прищурив большие навыкате глаза, так что Зефирине показалось, будто он плохо видит, и узнав своего посетителя, папа добродушно воскликнул:

– А вот и ты, князь Фарнелло. Каким добрым ветром тебя занесло?

Задавая вопрос, Климент VII протянул руку Фульвио.

Князь подошел и приложился губами к перстню на его руке, затем, отступив на шаг, ответил:

– Я имею честь, пресвятой отец, сопровождать к вам полномочного посла Англии, милорда Мортимера де Монтроуза.

– Благослови тебя Бог, сын мой!

Папа так быстро осенил его крестным знамением, что Монтроуз не успел коснуться коленом пола.

Заметно взволнованный папским благословением, Мортимер продолжал стоять на коленях и так упрямо держал голову опущенной, что Клименту VII ничего не оставалось, как повторить свой жест.

– Ну, хорошо, сын мой, мы видим, что вы добрый христианин. Как поживает его величество Генрих? – спросил папа, когда Мортимер поднимался с колен.

– Очень хорошо, пресвятой отец. Король Англии поручил мне передать вашему святейшеству, помимо пожеланий доброго здоровья, свои самые благие намерения и заверить, что каждое утро и каждую ночь его величество в своих молитвах не забывает упоминать имя вашего святейшества.

– Нам приятно это слышать! – ответил папа таким тоном, будто говорил: «На коней». – Подойдите, дети мои.

Рукой в кольчуге Климент VII указал на табуреты, поставленные полукругом перед его креслом, стоящим на небольшом возвышении.

Фульвио и Мортимер подошли к табуретам, чтобы сесть.

«Неужели они оставят меня стоять здесь?» – подумала в растерянности Зефирина.

– Постойте, а это что такое?

Сощурив глаза, Климент VII неожиданно обнаружил присутствие Зефирины. Тыча в нее пальцем, его святейшество устремился к молодой женщине точно разъяренный бык. Ни жива ни мертва, Зефирина опустилась перед ним в глубоком реверансе, в то время как Фульвио, вернувшись к ней, сказал:

– Прошу меня простить, пресвятой отец, я забыл попросить вашего благословения для княгини Зефирины Фарнелло.

– Твоя жена?

Папа недоверчиво обошел вокруг Зефирины.

– Да, пресвятой отец. Ваше святейшество помнит, конечно, что, кроме своего разрешения на мой брак, он прислал мне своего легата, чтобы благословить наш союз в Ломбардии, – пояснил Фульвио.

«К чему эти подробные объяснения? Мы тут для того, чтобы говорить не о женитьбе, а о разводе», – подумала с раздражением Зефирина.

– Ты сделал удачный выбор, князь Фарнелло. Поздравляю тебя… Настоящая, племенная кобылка… Венецианка? Флорентийка?

– Нет, пресвятой отец… Француженка, – ответила Зефирина.

– И дерзкая к тому же! Быстренько наделай с десяток детишек, Фарнелло, или хлопот не оберешься, – посоветовал папа. – Ну, ладно, пойдем, дочь моя.

Климент VII направился к своему трону. Зефирина заметила, под красной сутаной у папы сапоги со шпорами.