Княгиня Ренессанса - Монсиньи Жаклин - Страница 73

– Вот так… Ну, давай, Зефирина, вдохни поглубже, моя прелесть… тужься медленно, но ритмично… Вдохни еще раз… Вытолкни мне этого ребенка… Нашего ребенка, любовь моя… Вырви его оттуда, он хочет жить… и ты тоже…

Фульвио ободряет ее. Он осторожно давит на ее живот, совсем не так, как матроны.

Зефирина чувствует, что боль стала другой. В ответ на страшные и бесполезные схватки она только тяжело дышит. Ребенок, однако, начинает опускаться и, наконец, движется к выходу в жизнь. Зефирина старается изо всех сил.

В какой-то момент она набирается смелости опустить глаза. Между ног у нее появляется маленькая головка.

– Ну вот… теперь не спешите, княгиня… сейчас я его поймаю… очень-очень осторожно… хорошо… Отлично…

Доктор Урсино бережно извлекает новорожденного. Торжествующим жестом он поднимает вверх маленькое, облепленное чем-то липким, тельце.

– Это девочка, княгиня, и вполне живая… – объявил доктор Урсино.

Она и вправду шевелится, малютка Коризанда!

– Любовь моя…

Взволнованный Фульвио целует Зефирину в лоб. Из глаз молодой женщины текут слезы. «Девочка… Фульвио, наверное, расстроен…» – Все в комнате суетятся.

А Зефирина чувствует себя как-то странно. Она все еще стонет.

– Все идет хорошо… твои мучения окончены, – шепчет Фульвио. – Я очень рад, что у меня дочь.

Он говорит это искренне и только самую чуточку лжет.

– Мне больно! – кричит вдруг Зефирина.

– Это ничего, надо подождать, сейчас выйдет плацента, княгиня, – объясняет доктор.

– Но…

Зефирине кажется, что плацента слишком уж большая. От боли, которая возобновляется с новой силой, она кусает руку Фульвио.

– Черт побери, да там, оказывается, еще один!

При этом возгласе доктора все бросают родившегося младенца и бегут к Зефирине.

Около Коризанды остается только Плюш. Именно она оказывает малышке первую помощь. Доктор и матроны снова суетятся вокруг Зефирины.

Молодая женщина кричит от ужасной несправедливости. Схватки становятся все болезненней и чаще. И снова Фульвио стоит рядом и ободряет жену. Он осторожно проводит рукой по ее животу.

– Ну же, давай, любовь моя…

Обессиленная Зефирина даже не смотрит в сторону появившегося младенца.

– Это сын! Сын! – кричит Фульвио.

Ошалев от счастья, он сжимает жену в объятиях.

– Близнецы! Моя Зефирина умеет преподносить сюрпризы, да еще какие!

Фульвио смеется.

Зефирина откидывает голову назад. Она так счастлива и хочет сказать об этом, но говорить не может. Теперь она чувствует себя лучше, боль прошла… Вот только ее беспокоит одна мысль. Она сдвигает брови и, наконец, шепчет с огорчением:

– Фульвио, у нас же только одна колыбель…

В ответ она слышит хохот Фульвио и чувствует его губы на своих.

– Божественная Зефирина, дорогая моя жена, не волнуйся, мы подумаем об этом завтра…

Он смотрит, как солнце заливает комнату.

– …да нет, дорогая, уже сегодня.

Зефирина опускает веки. Она слишком устала и очень хочет спать. Мысль, которая приходит ей в голову в эту минуту, заставляет ее улыбнуться: «Сегодня она стала матерью семейства… Завтра займется своими близнецами, Луиджи и Коризандой…»

Под взволнованным взглядом мужа Саламандра засыпает безмятежным сном молодых рожениц.

В десятый раз Зефирина склоняется над своими малышами. Как и положено, мальчика, наследника рода, уложили в колыбель, украшенную княжеским гербом, а девочку, бедного лягушонка, в большую корзину, временно превращенную в кроватку, пока деревенский столяр соорудит новую колыбель, достойную юной принцессы.

Как все матери мира, Зефирина без конца любуется своими детьми. Она в восторге оттого, что смогла создать такое чудо. Она пересчитывает их пальчики, целует ноготочки, поглаживает пальцем носики и ушки.

Луиджи уже выглядит крепеньким. У него вид настоящего мальчишки с волевым характером. За ушком у него есть маленькое красное пятно, вроде цветочка или морской звезды. Благодаря своим черным волосам он очень похож на Фульвио.

– Тысяча чертей, ну и молодец! Я сделаю из него лучшего в мире фехтовальщика! – пробасил Ла Дусер.

Коризанда рядом с братом кажется маленькой. Золотые волосы и маленький носик делают из нее миниатюрную копию Зефирины.

Как два котенка, малыши приоткрывают глаза, но Зефирина просто в отчаянии оттого, что никак не может разобрать их цвет.

Шесть дней… Ее младенцам уже целых шесть дней. Зефирина вздыхает от счастья. Вопреки устойчивой традиции своего времени, она отказалась от услуг солидной кормилицы, которую Фульвио привел к ней из деревни. К огромному неудовольствию мадемуазель Плюш, княгиня Фарнелло решила сама вскармливать своих детей.

– Моя Зефирина никогда ничего не делает, как другие, – сообщил Фульвио, подчиняясь желанию жены.

Кто бы теперь узнал гордеца Леопарда в этом муже, готовом безоговорочно выполнить любое желание своей молодой жены?

С тех пор как появились близнецы, Фульвио полюбил жену еще сильнее, если только это вообще было возможно. Ничто, по его мнению, не могло быть чрезмерным для нее. На другой же день после рождения детей он вызвал ювелира из Катаньи, чтобы заказать для жены драгоценности, достойные королевы. Фульвио не представлял, как он за них расплатится. Доходы с других владений в настоящий момент к нему не поступали. С безразличием знатного барина, никогда не знавшего лишений, он, подобно всем Фарнелло, не привык вникать в материальные обстоятельства.

Со вчерашнего дня князь был крайне озабочен. Зефирина сразу это подметила. Несколько раз за день он обращался к ней с вопросом:

– Как ты себя чувствуешь, дорогая?

– Прекрасно…

– Само собой разумеется, тебе не следует пока еще вставать…

Лежа на просторной, удобной кровати в изящной ночной рубашке с аккуратно уложенными волосами, Зефирина умело руководила у себя в спальне и служанками, и детьми. Все свидетельствовало о том, что она очень быстро вновь обрела прекрасное настроение, здоровье и аппетит.

– Двадцать один день постельного режима, без малейшей попытки встать, как и полагается человеку в вашем положении. В противном случае, я ни за что не отвечаю, – распорядился доктор Урсино перед отъездом в Палермо, необыкновенно довольный состоянием здоровья молодой матери.

Утром шестого дня Фульвио, спавший в дни выздоровления жены в соседней комнате, зашел по обыкновению проведать Зефирину и детей. Он был одет не по-домашнему. Запыленные сапоги служили доказательством того, что он уже успел совершить утреннюю прогулку.

– Ну, как ты, любовь моя? – спросил Фульвио.

Зефирина потянулась.

– Отлично.

– А малыши?

– Да ты только взгляни на эти сокровища…

Князь наклонился над детьми, и тут Зефирина заметила, что лицо его осунулось так, будто он не спал ночь.

Зефирина нахмурилась. Фульвио что-то скрывал от нее. Старое чувство ревности снова зашевелилось в ней.

Может быть, Фульвио провел ночь за пределами дворца? Что, если он из мужского каприза пожелал увидеться с Каролиной Бигалло?

С внезапно проснувшимся подозрением Зефирина внимательно разглядывала мужа. Он был еще не брит, и от пробивавшейся щетины щеки казались серыми.

– До вечера, дорогая…

Князь рассеянно поцеловал жену.

Она подождала, пока он вышел из комнаты, затем решительно откинула покрывало и встала. От слабости ее слегка шатало. Она почувствовала покалывание в икрах, но, к своему удивлению, смогла дойти до окна. Море не казалось таким лазурным, как обычно. Из-за легкого тумана солнечные лучи были тусклыми.

Но Зефирина думала лишь о тучах, которые могли омрачить ее любовь.

Она подошла к двери и, приоткрыв ее, позвала:

– Эмилия, Карлотта! Платье!

На ее голос примчалась мадемуазель Плюш.

– Маленькая моя Зефи… Мадам! Доктор предупреждал!..

– К черту доктора, мне надоело валяться в постели. Живее, я хочу одеться…

– Sardine… Socisse[56], – осуждающе заверещал Гро Леон.

56

Сардинка… Сосиска… (фр.).