Кровавая Роза - Монсиньи Жаклин - Страница 41

«Что он делает?» – с удивлением спросила она себя.

Большой кот с черными волосами, Фернан Кортес отнес улыбаясь Зефирину к широкой кровати, скрытой драпировкой. Возбужденная мужским желанием, Зефирина отвечала на ласки Кортеса с какой-то страстью. В сумерках сходство было почти полным. «Фульвио… Фульвио…» – вздыхала про себя Зефирина. Она ласкала завитую голову конкистадора, призывая всем телом и душой человека, которому отдала свою любовь и свою жизнь.

Распаленный Кортес расшнуровал платье Зефирины. Он высвободил ее круглые груди из лифа. Горячими и влажными губами он покусывал затвердевшие розовые бутоны.

– Ты прекрасна, Святая Дева, спасибо, что вняла моей мольбе, ты сводила меня с ума, Зефирина. С тех пор как я увидел тебя в королевской передней, я захотел тебя. Я сказал: клянусь распятием, она будет моей… Господь Бог всемогущий, ты меня очень измучила, но… это того стоило, моя золотая лань.

Наполовину раздетая Кортесом, с поднятыми юбками, обнажившими ее женские прелести, Зефирина думала: «Я должна сопротивляться». Уничтоженная, она отдалась наслаждению. Кортес был сразу везде, обнимающий, ласкающий, смешивающий религиозность со смехом и страстью, он был неутомим.

Наслаждение с ним было радостным. Он смеялся, говорил, останавливался, шалил, снова начинал, разрывал юбки Зефирины, срывал с себя панталоны и камзол.

Это она позвала его:

– Приди!

Не раздевшись до конца, Кортес раздвинул ей бедра, чтобы овладеть ею, как пират.

Зефирина издала стон и унеслась в страну наслаждения.

«Ночь на Канарах… я вновь нашла Фульвио». Зефирина лежит головой на мужской груди, ее влажные и нежные губы касаются его шеи. Она вдыхает запах Фульвио, это смешанный аромат амбры и мускуса. Ее голова скользит, рот слегка касается черных волос. Она прячет в них свое лицо. Она лежит обнаженной рядом с обнаженным мужчиной… Она отдается, позволяет все ласки, даже самые дерзкие… Страсть ее партнера рокочет, поднимается, крепнет… «Фульвио… Фульвио, я снова нашла тебя», – поет сердце Зефирины. Сильным коленом мужчина снова опрокидывает ее. Она открывается ему, горячая, влажная. Он давит всем весом. Сладострастные бедра Зефирины возбуждают его. В слабом свете луны он рассматривает ее великолепные формы, целует ее круглые груди, ласковый живот, ее нежное золотое руно.

Опытные руки ласкают ее, достигают центра наслаждения, задерживаются там, играют, возвращаются, чтобы уступить место рту, который припадает, как птица к источнику.

Наслаждение Зефирины продолжается, растет, она задыхается, шепчет, хочет возвратить наслаждение. Она опрокидывает его, катается на нем, кричит. Она хочет умереть… Умереть от любви к тебе, Фульвио…

На рассвете, сраженная усталостью, Зефирина задремала в объятиях Кортеса. Проснувшись, она обнаружила, что кровать пуста.

Зефирина вскрикнула. Конкистадор бросил ее. Она поспешно оделась и вышла на поляну.

Фернан Кортес, в колете и штанах буфами, с бриллиантами в ушах, отдавал распоряжения Кристобалю.

– Вы здесь! – выдохнула Зефирина.

Она была так испугана, что даже не покраснела при виде картографа, который не мог не знать о ночи.

– Вы готовы, дорогая? В таком случае, мы отплываем! – объявил Кортес, целуя руку Зефирине.

– А мои люди? – спросила молодая женщина.

– Они на борту.

– Вы думаете обо всем.

– Когда это касается тебя – да… Божественная Зефирина, ты обольстительна… я преклоняюсь! – бормотал Кортес.

Не обращая внимания на Кристобаля, он поцеловал ее и поднял, как соломинку, чтобы посадить на спину мула.

Зефирина с Кортесом покинули порт на последней шлюпке. Моряки церемонно приветствовали молодую женщину.

Она стала официальной возлюбленной конкистадора.

Хотя никто не сомневался в его победе, Кортес держал ее за руку. Это бахвальство раздражало Зефирину.

Когда шлюпка проходила перед галерой «Консепсион», она резко высвободила руку. Со стороны каторжан раздавались крики и удары бича. Галера готовилась к отплытию.

На галионе, как и обещал Кортес, Зефирина нашла Артемизу Плюш, уже улегшуюся, и Пикколо, играющего в кости, но не было никаких следов Гро Леона.

Огорченная, она звала его, свистела. Гро Леон не появлялся.

– Его величество ждет вас, сеньора, на палубе для мессы! – предупредил Кристобаль.

В довольно скверном настроении Зефирина присоединилась к конкистадору, стоявшему на коленях перед экипажем.

– Господи, дай нам сильного попутного ветра… Святая Дева, отведи сатану от этого корабля…

Пока Зефирина повторяла слова молитв, она осматривала горизонт в поисках Гро Леона. Удивленная, она нахмурила брови. Гро Леон вылетел из бортового люка галеры «Консепсион». Во весь дух он полетел к адмиральскому кораблю.

«Что он делал у каторжников?» – с тревогой подумала Зефирина.

После службы она спросила птицу. Последняя отвечала только своим обычным карканьем:

– Soleil! Saumon! Sornettes! Salmigondis! Sardanapal![99]

Зефирина знала Гро Леона: не было большего упрямца, когда он не хотел ничего говорить.

Зефирина решила понаблюдать за ним и постараться понять, что привлекает Гро Леона на галере.

Вернувшись в свою каюту, чтобы позаботиться о Плюш, Зефирина услышала шум маневров при отплытии, как всегда очень сложных. С песнями люди поднимали якоря. На рангоутах юнги выполняли приказы капралов.

Два барабанщика и флейтист играли веселые марши. Кристобаль снова постучал в дверь Зефирины.

– Его высочество приглашает вас, сеньора, понаблюдать за маневрами с его стороны!

Зефирина набросила на плечи накидку. Она присоединилась к конкистадору, стоявшему в окружении офицеров у среднего трапа.

Зефирина не пожалела, что пришла. Зрелище было великолепное. Двенадцать кораблей флотилии с парусами, наполненными ветром, идя в кильватор, оставляли розовый Канарский архипелаг.

Океан чуть плескался под солнцем.

– Похоже, сеньоры, у нас на борту позолоченный амулет.

Офицеры поаплодировали словам Кортеса, глядя на Зефирину. Тон был задан. Зефирина поклоном поприветствовала господ.

Вечером, порывшись в одном из сундуков, предоставленных ей конкистадором, Зефирина вышла к ужину в салон в платье пастельных тонов, украшенном драгоценными камнями.

За адмиральский стол, кроме морского капитана, пехотного капитана, лейтенанта стрелков, лейтенанта мушкетеров, были приглашены Кристобаль и Педро де Кадикс.

Зефирина оживляла беседу, улыбалась, очаровывала, в глубине души довольная единоличной властью над этой мужской породой.

В одиннадцать часов офицеры встали, чтобы разойтись по своим постам.

Зефирина хотела последовать за ними. Кортес схватил ее за руку и увлек к вентиляционному люку. Показывая на океан, сияющий в свете луны, он пробормотал:

– Теперь, Зефирина, будет большой переход… Никто не знает, дойдем ли мы благополучно до порта. В течение дней и ночей, долгих часов нам будут угрожать бури, ураганы, кораблекрушения, пираты, корсары, цинга, малярия…

Каждое свое слово Кортес отмечал поцелуем в ухо, щеку или висок Зефирины.

– Это весь перечень бедствий, мессир? – не смогла удержаться, чтобы не сказать, улыбаясь, Зефирина.

– Увы, нет! Так как к этому добавляется страшная драма – ты меня не любишь, моя золотая газель! – сказал он с видом наполовину безутешным, наполовину насмешливым.

– Вы хотите всего! И мое тело, и мою душу! – задумчиво пробормотала Зефирина.

– И сейчас же, так как я ненасытен… – проворчал Кортес.

Она обвила руками его шею.

– Вы мне нравитесь, Кортес, ведь мы очень похожи друг на друга. Вы уже обладаете моим телом… С остальным подождите немного.

Ворча, Кортес взял ее на руки, чтобы отнести на кровать. Зефирина слышала медленный плеск весел галеры по поверхности океана. Такими же тяжелыми были удары ее сердца.

Под поцелуями конкистадора она вернулась в прошлое, желая забыть угрызения совести и свое горе.

99

Солнце! Киска! Вздор! Крошка! Сарданапал! (фр.).