Муха и сверкающий рыцарь (Муха – внучка резидента) - Некрасов Евгений Львович - Страница 32

Маша подумала, что к милиционеру тоже могли полезть за грушами. Но спорить не хотелось. Все равно дом нужно проверить.

Действуем по плану, — вскочил с лавочки Петька. — Я стучусь в дверь, отвлекаю Кашля, а ты лезешь в окно.

Там видно будет, — ответила Маша и перетянула автомат со спины под руку.

Автомат ей не нравился, потому что был Петькин. А уж как не нравился Петькин план, и сказать невозможно!

Небо совсем очистилось, и показался месяц, кривой и острый, как турецкий кинжал.

Минут двадцать Маша с Петькой прятались в саду, наблюдая за домом. Под ногами было мокро, и сидеть приходилось на корточках. Петька ворочался, сбивая с веток маленькие дождики. Он рвался на подвиг, но Маша не пускала. В крохотном домике с погасшими окнами чудился какой-то еще неясный подвох. Уж слишком беззащитным он выглядел. Слишком аккуратным, как пряничный домик из детской книжки.

Это Триантафилидин дом, сто пудов! — шепнул ей в ухо Петька.

Откуда знаешь?

Он по телику говорил: участок маленький. Опять же теплицы… Маш, ну чего мы ждем?

Когда Кашель в туалет выйдет.

Так он спит давно. Свет же не горит.

Это и было странно, поняла Маша. Еще только восемь вечера. Люди с обеда сидели по домам, пережидая ливень, а сейчас по всей улице началось шевеление. На соседнем участке кто-то прочавкал ногами по мокрой дорожке. На другом пронзительно скрипнула дверь. Издалека слышалась музыка — то ли вышли на улицу с магнитофоном, то ли распахнули окно. А уж свет горел во всех домах. Кроме домика-пряника.

— Он, может, до утра теперь не выйдет, — толкал ее вбок Петька. — Связал Самосвала покрепче и дрыхнет. А мытут будем сидеть?

У Маши затекли ноги. Хотелось встать и размяться, но тогда ее будет видно из окон.

Иди, — сдалась она. — Только вот что, Петька: дом-то совсем крошечный. Наверное, там одна комната. Ты не сможешь так отвлечь Кашля, чтобы я незаметно влезла в окно.

Тогда я его чем-нибудь по башке отвлеку, — нашелся Петька. — В сенях должны же быть грабли, лопаты. Их всегда ставят за дверью, чтобы грязь в дом не носить.

А вдруг там не Кашель, а все-таки настоящий милиционер?

Разберемся по ходу операции, — пообещал «укропольский егерь» и начал привставать.

Погоди! — Маша вынула из волос заколку. — Возьми.

Разве это оружие? — хмыкнул Петька. — Хотя, если в глаз…

В глаз не надо! — испугалась Маша. — Ты попробуй заколкой: вдруг дверь закрыта на крючок?

Ты гений, Незнамова! Сиди пока здесь. Если дверь откроется, ворвемся вместе и возьмем его тепленьким, в кроватке!

«А если не откроется?» — хотела спросить Маша. Но Петька уже бесшумно мчался к домику, ставя ногу с носка на пятку, как танцовщик. Добежал, на цыпочках взлетел на крыльцо…

Маша плохо видела, что у него получается. Вот Петька нагнулся, заработал оттопыренным локтем. Ага, дверь неплотно пригнана, и заколка вошла в щель. Если там крючок, осталось только поддеть его, а если замок или засов, то, конечно, заколка не поможет…

Получилось!

Петька приоткрыл дверь, заглянул в темноту и обернулся в Машину сторону. При слабом свете месяца было видно, как у него по-негритянски блеснули зубы — улыбается.

Маша уже хотела бежать к напарнику, как вдруг Петька тряпочно мотнулся и пропал.

Дверь, проглотившая «укропольского егеря», со стуком захлопнулась и чуть погодя начала медленно приотворяться. За ней было темно и тихо. Видно, пленника уволокли из сеней дальше, в комнату.

Он еще стоял у Маши в глазах — серая фигурка с круглой головой в мотошлеме, белая полоска улыбки.

И ОН ИСЧЕЗ! ОН, МОЖЕТ БЫТЬ, УЖЕ ПОГИБ!

Надо было кричать, бежать по улице, стучаться в окна, а Маша сидела в кустах и не могла пошевелиться. Пульс бился в висках, отсчитывая секунды. Из пряничного домика не доносилось ни звука.

«А если соседи побоятся выйти, надо бить стекла: пусть вызовут милицию», — закончила свою разумную мысль Маша. Вскочила и побежала к черному провалу двери. Она сама не понимала, почему это делает. Как будто думал один человек, а действовал другой.

На глаза попался «уазик». Маша смогла бы завести его без ключа. Тоже разумная мысль: завести, разогнаться и врезаться в пряничный домик! Тогда соседи точно сбегутся.

Шагов за пять до крыльца Маша начала стрелять. Вонючими шариками — в сени, на тот случай, если там кто-то прячется.

Последней разумной мыслью было: «Дурочка, самой же придемся нюхать!»

После этого разумные мысли кончились. Задержав дыхание, она ворвалась в дом. В темноте чуть светилась щелка — еще одна дверь, внутренняя. Маша что есть силы толкнула ее ногой и стала стрелять от живота, никуда не целясь.

Свет резал отвыкшие глаза. Остро воняло нашатырным спиртом из автоматных шариков и слабее табачным дымом. Метались, роняя стулья, большие люди. Их было неожиданно много — трое или четверо. У одного по груди текла кровь, нет, краска. Значит, шарики с нашатырем кончились и пошли обычные. А этот почему лежит? Самосвалов! Привязали к кровати, вот и лежит. Где Петька?!

Автомат как будто сам вырвался из рук. Машу толкнули в спину. Пролетев через всю комнату, она приземлилась на живот начальника укропольской милиции.

— Здрасьте, дядь Вить, — автоматически сказала Маша и начала визжать: — У-И-И-И!!!

Это было крайнее средство, не сыщицкое и вообще недостойное восьмиклассницы. Но что еще оставалось делать? Преступников полон дом, оружия нет… А так, может, услышат.

— У-И-И-И!!!

Помеченный краской преступник сунулся было к Маше и отшатнулся. Сорвав с головы шлем, она швырнула его в занавешенное окно. От собственного визга заложило уши, но Маша расслышала звук удара: гулкий, словно шлем врезался в гитару. Ставни! Ставни на окнах, вот почему с улицы не было видно света! Шлем, как резиновый, отскочил Маше в руки, и она еще успела съездить им Помеченного.

— У-И-И-И!!!

Огромная ладонь зажала ей рот. Машино лицо помещалось в ней полностью, только один глаз мог видеть сквозь растопыренные пальцы. Она почувствовала, что взлетает в воздух, и только тогда по-настоящему испугалась.

ГЛАВА XXIV

НЕ ЖДАЛИ

Кто-то затолкал Маше в рот пыльную тряпку. Помеченный с жуткой гримасой приближался к ней, клацая огромными щипцами. Маша забилась, но сзади ее крепко держали поперек живота. Невидимый враг швырнул ее на кровать в ноги к Самосвалову и гаркнул над ухом:

— Давай молоток!

«Голову проломят!» — ужаснулась Маша. Но Помеченный молотка не дал, а завернул ей руку за спину. Вокруг запястья обвилось что-то холодное — проволока?

— Давай, Молоток! — повторил грабитель, и она поняла, что Молоток — кличка Помеченного.

Лязгнули щипцы. Проволока больно врезалась в руку.

Клац! Что-то щелкнуло, и преступники отступились.

Маша осторожно пошевелила вывернутой рукой, посмотрела через плечо — ага, ее прикрутили проволокой к спинке кровати. Сзади сидел Петька в такой же позе, только спиной к Маше. У нее была прикручена левая рука, а у Петьки правая.

— Му-му? — промычал Петька, выворачивая шею и косясь на нее слезящимся глазом. Изо рта у него тоже торчала тряпка.

— My! — бодро ответила Маша, хотя не поняла, о чем он спрашивал.

Самосвалов заворочался и произнес небольшую речь из вопросительных «му-му», упрекающих «му-му» и назидательных «му-му». Его было легче понять, потому что все взрослые в таких случаях говорят одно и то же: «Что вы здесь делаете? Допрыгались, помощнички?! Так бывает со всеми, кто без спроса суется в недетские дела!» Рот начальника укропольской милиции был заклеен липкой лентой. Маша подумала, что если выбирать, то лента, конечно, лучше тряпки во рту.

Запах нашатырного спирта расползался по комнате; все чихали и кашляли. Выключив свет, чтобы случайный прохожий не увидел пленников, грабители раскрыли окна. Ставни в домике-прянике были хитрые. Обычно их приделывают снаружи, чтобы защитить стекла. А тут хозяин соорудил целый бутерброд: оконные рамы, за ними тюлевые занавески, за тюлем ставни, а изнутри плотные шторы, чтобы ни одна щелочка не светилась. Посмотришь с улицы — свет не горит, за стеклами чуть белеют занавески. Прохожий не постучится в домик-пряник, чтобы спросить дорогу, сосед не заглянет на огонек…