Сказочное наказание - Ногейл Богумил - Страница 19

— Умываться, есть и отдыхать!

Этому приказу мы последовали с такой готовностью, на какую только были способны. А после того как набили желудки хлебом, яичницей и простоквашей, принялись наблюдать, как выносят шкафы, кровати, столы и стулья, и ласкать напоследок Казана-Бояра. Если нам в эти минуты и было кого-нибудь жаль, так это старого, добродушного пса. Он переходил из рук в руки, между Аленой и Мишкой даже вспыхнула ссора — кого пес любит больше.

— Ступай лизаться к своему Карлику, — попрекнул ее Мишка любимым певцом и хотел было забрать Казана себе.

Вместо ответа Алена огрела его по спине кулаком. Мишка подставил ей ножку, и вскоре, сцепившись, они уже катались по траве. Казан решил, что это не драка, а лучшая из забав, и тоже полез к ним, тыкался в них носом и весело гавкал.

Но нашему радостному прощанию с Казаном скоро пришел конец.

— Бояр! — заверещала пани Клабанова и хотела, разумеется, добавить какую-нибудь «любезность» в наш адрес, но тут ее утихомирил старый Клабан, зажав своей раскричавшейся женушке рот рукой.

Все крупные вещи уже были погружены, мужчины, приехавшие на тракторах, постепенно рассаживались, закрывали и открывали бутылки с пивом, Аленин дядя подошел к нам.

— Ну вот, теперь вы совсем графья, — улыбнулся он, увидев наши отмытые физиономии. — Такими вы мне нравитесь.

Он торжественно поднес бутылку к губам и отхлебнул из горлышка. Потом уселся напротив нас.

— Дядя, нельзя ли эту старую овчарку оставить с нами в замке? — неожиданно спросила Алена.

Тот удивленно поднял брови.

— Бояра? Что это вам вздумалось? Да и зачем?

Перебивая друг друга, мы начали изливать нашу любовь к Казану, а дядя тихонько улыбался.

— Понимаю вас, — сказал он, когда наше красноречие иссякло, — но собака принадлежит пану Клабану, и он от нее, разумеется, не откажется. Это чистокровная овчарка. Теперь-то Бояр — старичок, но когда-то был обученный и злой пес.

— Это потому, что он никогда не знал ласки и доброго слова не слышал, — пояснила Алена.

— Нет, слышал, — возразил наш собеседник, — пока был жив его прежний хозяин, садовник. Садовник этот был большой ребенок, и они с Бояром понимали друг друга, как отец с сыном. Потом садовник умер, и пес остался здесь, в замке у Клабана. Это очень умная собака. — Аленин дядя многозначительно поднял палец. — У садовника Валеша была такая небольшая кожаная сумка на ремне, Бояр брал ее в зубы и один ходил вниз в деревню за покупками. Бог знает, как это у старого Валеша получалось, но Бояр всегда шел туда, куда нужно, и никогда не ошибался. Однажды я работал здесь в саду и у меня кончились сигареты. Садовник позвал Бояра, сказал ему что-то шепотом, и вскорости пес вернулся с сумкой. Мы положили в нее записку и деньги, пан Валеш опять ему что-то нашептал, и пес помчался в деревню. Никогда не ошибался, всегда знал, куда ему надо идти — в кооператив или в трактир.

Мы внимательно выслушали этот рассказ, и каждое слово заставляло нас все сильнее грустить о том, что Бояр-Казан скоро от нас уедет.

А когда бортик прицепа захлопнулся и затарахтел мотор, мы, не удержавшись, бросились еще раз погладить овчарку. Старуха Клебанова опять завизжала на нас из кабины, но мы просто-напросто пропустили этот визг мимо ушей, да и Бояр тоже притворился глухим.

Нагруженный воз уже тронулся, пан Клабан несколько раз сурово окликнул собаку: «Бояр!», пес вырвался из наших объятий, побежал за прицепом, но потом остановился, повернул голову в нашу сторону и опять бросился к нам, но, уклонившись от наших протянутых рук, ринулся к старому пустому сараю за домом и там исчез.

Машины затормозили, а пан Клабан зашипел, повернувшись к воротам:

— Бояр! На место, черт бы тебя побрал! Урод паршивый!

Больше угроз не потребовалось. Пес вылез из сарая и затрусил назад. В зубах его покачивалась какая-то кожаная сумочка.

— Это он искал сумку, с которой ходил за покупками, — умиленно прошептала Алена, и мне стало так жаль Бояра, что к горлу подступили слезы.

Мы поспешили ему навстречу и хотели еще погладить его на дорогу, но пес отступил, ощетинился и недружелюбно зарычал.

— Бояр, ну что ты! — Успокаивая пса, я случайно бросил взгляд на сумку, которую он держал в зубах. От изумления я не мог сдержать возгласа. — Фотик! — вырвалось у меня. — Бояр принес Стандин фотик!

Тут поднялась такая суматоха! Люди с воплями повыпрыгивали из трактора:

— Что происходит? Что это за фотоаппарат?

А когда даже пан Клабан признал, что мы, скорее всего, правы, хотя сам он сроду этой сумки не видел, Бояр уже был таков. После четвертьчасовой погони он стал задыхаться, забрался в угол сада, и там пан Клабан, угрожая ему палкой, вырвал ремешок из пасти собаки. Испугавшись порки, пес отскочил к воротам, обернулся, несколько раз хрипло и грустно гавкнул и выбежал на улицу.

— Вот видите, я был прав, — сказал Аленин дядя. — Наткнувшись в вашей комнате на эту сумку, Бояр вспомнил старые добрые времена. Решил, что его опять будут посылать за покупками, но, не зная, что это ваш фотоаппарат, напрасно прождал, когда кто-нибудь нашепчет ему то волшебное слово, которое знал садовник Валеш.

Так вот и случилось, что, когда Станда вернулся из районного центра, у нас была припасена для него история, не менее интересная, чем у него для нас.

20. «Порядок», — сказал Мишка, и теперь уже всей истории конец

Разумеется, я вспомнил, как Станда послал меня за фотоаппаратом — хотел доказать ротмистру, что сделал снимки тех, кто устанавливал ночью лестницу. Тогда похититель фотика буквально путался у меня под ногами, но я едва обратил на него внимание. Если я в чем и подозревал Казана, так это в том, что он соблазнился Тондиной охотничьей колбаской. Своими воспоминаниями я, понятное дело, ни с кем не поделился, потому что все бы дружно осмеяли меня. Надеюсь, что и вы будете держать язык за зубами.

Выслушав наш рассказ о происшедших без него событиях, Станда хотел немедленно ехать обратно в город за проявителем и закрепителем, но мы стали стеной у него на пути.

— Только через наши трупы, — решительно заявил Мишка. — Сначала скажи нам, что было в шкатулке пана Гильфе?

— Что там было? — начал Станда. — Я, вероятно, вас порядком разочарую. С нашей точки зрения, в ней была одна ерунда, и, хотя это, собственно говоря, не ерунда.

Ивана схватилась за голову.

— Ребята, вы что-нибудь поняли? А ну, не темни! — прикрикнула она на Станду.

— Там было несколько наград. Старые нацистские награды и приказы об их вручении, подписанные самим Адольфом Гитлером. Три Железных креста, два Рыцарских креста с бриллиантами, какой-то позолоченный значок члена нацистской партии и дарственная на поместье в Пошумавье, которую Гитлер жаловал Ламбертам за их заслуги перед третьим рейхом. Я ведь говорил вам, что во время войны замок был настоящим фашистским гнездом. Старый граф, по-видимому, верил, что, когда война кончится, все останется по-старому, вот и спрятал для своих сыновей под фонтаном их награды и документы, оставив в конвертах фотографии с отмеченным тайником, а при подходе Красной Армии бежал из замка. Однако ни Вольфганг, ни Карл, ни Губерт сюда не заехали, а к тому времени, когда после войны эта бойкая семейка собралась в Западной Германии, старый граф умер.

— А какое отношение имеет к этому четвертый сын, Герберт, наш пан Гильфе?

— Трудно сказать, — пожал плечами Станда, — может, мать ему рассказывала о каком-то тайнике — и он отправился на поиски? Или его послали сюда братья, если они еще живы… Не исключено, что они хотели похвастаться своими наградами на какой-нибудь встрече бывших эсэсовцев. Кто знает! Надеюсь, вам не кажется, что я выражаюсь загадками?

— Да нет, — сказала Алена, — мы это на обществоведении проходили.

— Вот и хорошо, — сказал Станда, перебрасывая аппарат через плечо. — В жизни вам еще не раз доведется столкнуться с недавним прошлым там, где ожидать этого вроде бы и не приходится. Ну, я поехал, как-нибудь вечером поговорим об этом немного подробнее. — Вдруг лицо его прояснилось, он окинул всех нас взглядом и торжественно объявил: — Прослушайте распоряжение на субботний вечер! После обеда все бегом на автобусную остановку. Направление — Градиште. Возвращение — в понедельник утром, сбор полвосьмого.