Необыкновенное путешествие в безумие и обратно: операторы и вещи - О'Брайен Барбара - Страница 11

Внезапно свет стал меркнуть, а пол медленно и плавно приближаться. Сильные руки ухватили меня за плечи и опустили на кровать, лицом вниз. Повернув набок голову, чтобы можно было дышать, я мгновенно уснула.

– Обед, – шепнул мне в ухо Проныра. – Тебе нужно окрепнуть. Съешь все.

Откуда он узнал, что уже время обеда? Еще не совсем проснувшись, я взглянула в сторону коридора. Женщины снова направились к столам. Я побрела за ними. Ножей и вилок не было. Я съела все, что только можно было подцепить суповой ложкой, вернулась в палату, легла на свою кровать и снова уснула.

У меня никогда не было снов, так что то, что мне привиделось, не могло быть сном.

– Нет, это не сон, раздался звонкий голос Ники. – Это диапозитивы.

Перед моими глазами появлялись цветные портреты Операторов. Особенно неприятным мне показался портрет Берта: у него на голове были нарисованы рога. Затем невидимая рука крестообразно перечеркнула его портрет видимым черным карандашом. Незаметно я уснула.

Проснулась я с ощущением бодрости и с ожиданием какого-то события. Девушки не подавали никаких признаков, что собираются двинуться к столам. Сев на край кровати, я стала ждать. Дверь в палату распахнулась, и вошла сестра, держа в руках историю болезни. Дойдя до середины палаты, она громко выкликнула мое имя, я встала и последовала за ней. Сон освежил меня. Я вошла в указанный сестрой кабинет, поздоровалась с находившимся там врачом и села. За спиной у доктора внезапно появились фигуры Хинтона, Проныры и Ники. Не обращая на них внимания, я внимательно смотрела в лицо доктору.

На столе лежала стопка анкет и, видимо, доктору полагалось заполнять их.

Тем временем Проныра и Хинтон затеяли спор. Оба, как ни странно, сошлись на том, что нужно убрать из моего разума всю информацию об Операторах. Хинтон считал, что это надо сделать с помощью диапозитивов. Проныра согласился. По его мнению, мне следовало для этого еще задержаться в больнице. Но тут возразил Хинтон, которого поддержал Ники.

Доктор задал мне вопрос, и тут же Проныра подсказал мне ответ. Я повторила, а доктор занес его в анкету.

– Ее семья может узнать, где она, и они забеспокоятся. – заметил Ники.

– Верно, – согласился Хинтон. – Дело и так слишком запуталось, чтобы в него влезла еще куча родственников. Организовать показ диапозитивов можно в любом месте. Главное – как можно скорее выбраться отсюда.

Доктор задал еще вопрос, Проныра тут же подкинул готовый ответ. Мне оставалось только повторять.

Проныра настаивал, что в больнице уж очень хороший проектор для диапозитивов. Хинтон не соглашался. Доктор долго изучал мою историю болезни, задавая по ходу вопросы. Проныра был наготове с ответами. Наконец анкета была заполнена, и доктор приступил к осмотру. Он постучал по коленкам, поцарапал подошвы ног, проверил мое чувство равновесия, измерил давление крови, послушал сердце. Проныра уже не так горячо настаивал на моем дальнейшем пребывании в больнице. Доктор стал расспрашивать меня о семье. С помощью Проныры я навыдумывала целую кучу родственников и адресов, по которым их можно разыскать. Мы поговорили об обмороке, который случился со мной на автовокзале. Проныра окончательно сдался, и было решено выпустить меня из больницы.

Доктор написал что-то на карточке и попросил передать ее моей палатной сестре, что я и сделала. Затем мне выдали мои вещи, я оделась и покинула больницу. Опасаясь городского совета, Хинтон велел мне немедленно отправляться на другой автовокзал.

Не так уж и трудно было удрать, подумала я. Однако нельзя отрицать, что вряд ли бы мне это удалось без помощи Проныры.

Как выяснилось, любимым средством передвижения у Операторов была автобусная компания «Гончие Псы».

– Она полностью под контролем Операторов, – сообщил мне Ники. – У них там даже своя полиция есть, чего нет ни на авиалиниях, ни на железной дороге, эти виды транспорта не входят в их сферу деятельности. Никогда не знаешь, когда Оператору вздумается пристать к твоей подопечной Вещи. Водители у Гончих все Операторы, всем им выданы лицензии Операторов-полицейских, по-простому Щитов (значок полицейского изображает щит – прим. перев.). Если ты везешь с собой Вещь, ее хартию нужно сдать водителю, чтобы к ней не привязался незнакомый Оператор.

Проныра вдруг недовольным голосом стал сетовать на то, что в автобусах полно мух.

– Да я не о тех мухах говорю, – повернулся он ко мне. – Я о Мухах.

– Это жаргонное словечко для обозначения Оператора, который, в отличие от нас, не принадлежит ни к какой организации, – пояснил Ники. – От этих Мух масса неприятностей, а иногда они просто опасны, когда пристают к твоей Вещи. На автобусе Гончих об этом, пожалуй, не стоит беспокоиться.

– Послушайте, – раздался вдруг незнакомый голос.

– Это водитель, – произнес Проныра.

– Мне все это не нравится, – продолжал водитель. – Вы здорово рискуете, обсуждая все эти дела в присутствии Вещи. Думаю, это не понравится нашей автобусной компании. Проныра рассказал ему про эксперимент.

– Вы ходите по тонкому льду, – неодобрительно заметил водитель. -Вам бы не помешало запастись свидетельством о воскрешении.

Я почувствовала, как Проныра навострил уши.

– Свидетельство о воскрешении, – с удовольствием повторил он, словно смакуя каждое слово. – Это мысль.

– Гениальная, – добавил Ники.

– Безусловно. Ники, ты побудь здесь, а мы с Хинтоном побеседуем приватно с водителем.

– Свидетельство о воскрешении выдается, когда возникает необходимость оживить Вещь, – пояснил Ники. – Правда, дело это канительное, так что Вещь может и не дождаться воскрешения, но на то он и Проныра, чтобы все обстряпать. С таким свидетельством в кармане ему никакой городской совет не страшен. Он сошлется на то, что эксперимент необходим, чтобы оживить умершую Вещь.

Вскоре вернулся Проныра.

– На следующей остановке водитель отправит телеграмму в управление. Он надеется получить свидетельство. Для нас это будет отличной передышкой. С этим свидетельством мы без помех доберемся до самой Калифорнии.

Вероятно, там находилась штаб-квартира Гадли и его организации. Поэтому мои спутники так спешили доставить меня туда. Без сомнения, самое опасное место для меня именно Калифорния. Когда поздно вечером Проныра доложил, что свидетельство выдано, я приняла свое решение. По прибытии в Чикаго, вопреки бурным протестам Проныры, я отправилась поездом в Новый Орлеан.

В поезде ко мне тут же привязались Мухи. Они отключили Проныру, Хинтона и Ники и начали со мной Большую Игру. Первым делом надо было выбрать тему для игры. Перед моими глазами появился большой фанерный щит со списком тем. Первое, что мне бросилось в глаза, была «внезапная смерть».

– Так дело не пойдет, – возразила одна из Мух. – Давайте придерживаться темы, которая касается непосредственно этой Вещи. Иначе мы получим в высшей степени неестественную реакцию. Эта Вещь на поводке у Операторов. Вот пусть они и станут нашей темой.

Одна из Мух была назначена судьей, и Игра началась. Ко мне обратилась первая Муха. Осознаю ли я, что до конца жизни мне предстоит вот такое существование, что я никогда не вернусь к жизни нормальных Вещей? Что до конца своих дней я буду сидеть и слушать беседы Операторов? Это будет не жизнь, а сплошная операторская говорильня.

Мысль поразила меня как громом. У меня сердце екнуло.

– Ты что, пытаешься ее разогреть? – поинтересовался судья, который вел строгий подсчет очков.

– Да, – ответила первая Муха. – Ведь это разрешается, верно?

– Сердце отреагировало, – объявил судья.

– Сбавь жар на десять пунктов и выше не лезь.

– Да я уже кончила, – буркнула Муха. – Реакция получена.

К делу приступила вторая Муха. Представляю ли я, что со мной будет, когда меня доставят к Гадли? Вероятно, мне приходилось видеть или слышать о подопытных животных, которых медики режут и мучают живьем, чтобы вести наблюдения и изучать их? Вот и со мной будет то же самое, только я ведь не животное.