Пышная свадьба - Картленд Барбара - Страница 39

— Я слышал о таких случаях.

— Доктор Джонсон сказал, что болезнь не возобновится, если только я не возвращусь опять в холодный, сухой климат Англии.

— Вам не кажется, что это все упрощает? Это все, что вы хотели сказать мне?

— Нет… есть кое-что еще.

— Что же?

Она спрятала лицо у него на груди.

— Вы говорили, что вам нравится разговаривать со мной, что вы считаете меня умной, но… поскольку я была так уродлива… я ничего не знаю о мужчинах… и о любви… Я боюсь… разочаровать вас.

Максимус убрал руку с ее плеч, и когда она откинулась на подушки, он повернулся к ней и посмотрел ей в лицо.

— Неужели вы всерьез полагаете, будто я могу хотеть, чтобы вы что-нибудь знали о мужчинах? Неужели вы думаете, что я позволю кому-нибудь еще, кроме себя, обучить вас искусству любви?

Он сжал губы.

— Я убью любого, кто посмеет коснуться вас! Вы принадлежите мне!

Ярость, прозвучавшая в его голосе, заставила Дорину затаить дыхание. Затем он продолжил:

— Любимая, вы олицетворяете собой все, что я мечтал найти в женщине, чего я так жаждал. Я так боялся, что это существует лишь в моем воображении!

— Это правда?

— Мне придется доказать вам это, чтобы вы поверили.

Его голос стал низким и глубоким. Он нагнулся, и его губы приблизились к ней.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя так, что не могу выразить это словами! Наконец я нашел женщину, которая принадлежит мне, и в то же время безраздельно владеет моим сердцем и душой!

Их губы слились. Дорина почувствовала, что ее словно пронзила молния; ее тело было объято пламенем, в котором соединились боль и упоение.

Он все сильнее сжимал ее в объятиях, пока с неземным наслаждением она не почувствовала, как они сливаются в единое целое…

Тишину нарушал лишь плеск волн и скрип мачт.

— Ты по-прежнему любишь меня? — прошептал тихий голос.

Максимус прижал к себе ее мягкое, покорное тело.

— Это я должен спросить тебя об этом, любимая.

— Я не разочаровала тебя?

— Сокровище мое, неужели мне нужно говорить тебе, что это были самые восхитительные, самые совершенные и главные мгновения в моей жизни?

Дорина легко вздохнула.

— Я не знала, что любовь… может быть такой.

— Какой?

— Как огонь, скорее даже, как вспышка молнии. Я всегда представляла, что это что-то теплое и тихое, нежное и спокойное, а вовсе не такое пронзительное чувство, в котором слиты воедино… боль и восторг.

Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб.

— Ты так хорошо сказала. Китайцы называют это «скользить по лезвию высшего наслаждения».

— Да-да, именно так! О Макс, теперь я знаю! — неожиданно воскликнула она.

— Что, родная?

— Что означает та картина… которую я никак не могла понять.

— Расскажи мне.

— Два потока, сливающиеся под мостом в один, — это мужчина и женщина, соединенные в браке. Облака — это повседневная жизнь, наше обыденное существование. А белоснежные вершины, такие яркие на фоне неба… это тот всеобъемлющий экстаз, который мы испытываем в минуты любви.

Керби повернулся, чтобы взглянуть на жену.

— Это то, что я заставил тебя испытать?

— Ты же сам это знаешь!

— О, мое бесценное сокровище, именно этого я хотел, об этом я молился.

— Я люблю тебя… и это чувство одновременно и боль, и блаженство.

Глаза ее светились, ее кожа в полумраке зеленой спальни была похожа на прозрачный жемчуг, поднятый с глубины моря.

— Ты все еще думаешь, что наш союз — это ошибка? — спросил он.

— Нет… нет… он прекрасен.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, и ей показалось, что он сейчас прижмется к ее губам, но вместо этого он поцеловал ее сначала в одну бровь, потом в другую.

Затем он принялся целовать ее глаза, нежные раковинки ее ушей, белоснежную шею, пробуждая в ней доселе неведомые ощущения.

— Я люблю тебя, — прошептала она, прерывисто дыша. — Я люблю тебя… мой дивный… мой замечательный муж!

Его поцелуи стали более настойчивыми, и ее тело подалось навстречу к нему.

Его губы подчиняли ее себе, они требовали полного и безотказного повиновения.

Горные вершины засверкали на фоне ослепительного неба, и они вновь заскользили по лезвию высшего наслаждения.