Далеко ли до Сайгатки? - Перфильева Анастасия Витальевна - Страница 41

41

Сверху было видно: в тёмное поле убегала пустая улица. За школой синей подковой лежал овраг. А над головой блестело и перемигивалось звездами огромное чёрное небо.

Спокойно нарастал в воздухе далёкий гул. Среди звёзд зажглись вдруг три цветные точки — две красные и зелёная.

— Слышите? Это самолёт! Издалека, наверное…

— Бабушка, а куда он?

— Может быть, к нам, в Москву.

Они следили за ним, пока не погасли в небе цветные точки.

— А Москва — там? — Варя показала рукой.

— Да. Москва там. Ну, теперь быстро вниз. Аварию свою исправил?

— Провод ветром сорвало. Так вот, соединил, — ответил Андрей.

— Ты у нас молодец. Учись у него, Варвара. Погодите, я первая полезу. Так… Осторожно… Ох, нет, боюсь!

Андрей и Варя помогли Ольге Васильевне спуститься на землю. Спрыгнув последним, Андрей потопал ногами, ловко подхватил лестницу и понёс к сараю. Потом вернулся к школе.

Ольга Васильевна уже ушла, Варя всё ещё стояла на крыльце. Мальчик туже стянул ремнём стёганку, поправил на голове шапку.

— Теперь в Сайгатку пойдёшь? — спросила Варя.

— Пойду. Время.

Он подумал и повернул к воротам. Дорожка была длинная и вся белая от лунного света. Щёлкнул засов, тонко пропела калитка…

— Козли-ик!

— Да, Варя? — Он шагнул обратно.

— Нет, я так. Завтра придёшь?

— Приду-у!

— Только обязательно приходи. И Вере Аркадьевне с дядей про всё передай.

— Я передам.

— И ещё знаешь что? — Снег хрустел и поскрипывал под ногами, Варя мчалась к нему по дорожке. — Чтоб они не думали, что я думаю, что они думают… — Она задохнулась. — Я же не потому здесь останусь, что у них плохо! Я из-за Вадимки. Так надо. Верно?

— Верно. Беги в дом, сосулькой смёрзнешь.

— Не смёрзну! Ой, луна, ой, смотри, хорошо!

— Хорошо! — У него блеснули зубы.

Варя засмеялась и побежала обратно.

— Козлик!

— Ага?

— Нет, я так. Не боишься один?

— Чудна?-ая…

Тёмная стёганка слилась с калиткой. Варя подождала на крыльце, пока не стихли его шаги, и дёрнула тяжёлую дверь.

На каменной площадке над лестницей стоял Вадим. В руках он держал очки. Перепрыгивая через ступеньки, Варя взбежала наверх.

— Вадимка, сумасшедший, зачем раздетый вышел?

— А я боялся… Мне показалось, что ты ушла. Так долго всё нет и нет.

— Вадимка, глупый! Мы же на крыше радио чинили. И бабушка с нами! Не стыдно? Я теперь никуда, никуда больше уходить не буду. Здесь всё время буду… с тобой. Бабушка позволила. Понимаешь?

Варя протянула ему руку. По длинным стенам коридора шевелились большие чёрные тени.

— Смотри, что это они там?

— Тише вы! — прикрикнула Валентина Ивановна. — Вадимчик, это что? Сейчас же в спальню, взять шапку, надеть пальто.

Под репродуктором, задрав головы, сбились мальчишки и девочки. Ольга Васильевна тоже стояла у стены и смотрела наверх!

— Говорит! Говорит! — радостно закричал кто-то. — Я хорошо слышал, говорит…

В репродукторе заверещало, пискнуло что-то, поскрежетало, и вдруг в наступившей тишине чётко, как будто из соседней комнаты, заговорил диктор:

— 6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника… перешли в контрнаступление против его ударных группировок… В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. К исходу одиннадцатого декабря 1941 года…

— Шестого декабря 1941 года, — взволнованно повторил кто-то. — Вы слышите? Наши перешли в наступление! Вы слышите?

* * *

«Варечка, здравствуй!

Это пишу тебе я, Наташина подруга Катя, которую вы все раньше звали Тумбой, по поручению Марии Николаевны и твоей сестры Наташи и по собственному. Они совершенно сбились с ног, а сейчас побежали на вокзал насчёт пропусков и билетов и ещё к нам в госпиталь. Ну так вот: мы числа так двадцать пятого или двадцать восьмого декабря выезжаем к вам в Сайгатку — Наташка, я и ещё один ваш знакомый, коллектор или не знаю кто (я позабыла) из геологической партии у Бориса Матвеевича. Его зовут Анатолий Иванович, Толя. Он младший лейтенант, Наташка тебе про него писала, что лежит в нашей палате. А теперь поправляется, и ему дали отпуск, а нас с Наташкой поручили отвезти его к вам. Ты, наверное, меня совсем позабыла, а я помню, как мы все вместе разбирали на чердаке тот чертёж с шурфами или как они называются (я позабыла), а потом Ольга Васильевна рассказывала про охотника и тот ножик. И ещё тогда приходил за Вадимом Сергей Никанорович, я всё про него знаю, Варечка, у меня тоже больше нету мамы, потому я про это и пишу.

Ну так вот: Мария Николаевна велела написать, что Наташа пробудет у вас в Сайгатке так числа до десятого, потому что теперь фашистов от Москвы отогнали и уже скоро начнут учиться, как протопят школы. А меня записали к Ольге Васильевне в интернат. Письмо тебе передаст один человек, он едет сегодня неожиданно к вам, представитель из РОНО, или МОНО, или ФОНО (я не поняла) по интернатам, потому и пишу я, а не они сами. Вот и всё. Крепко тебя обнимаю и до скорого свиданья. Вот будет здорово, когда увидимся! А ещё позабыла тебе сказать, что у Мухи народились новые щенки. Как приедем — про всё расскажем.

Подруга твоей сестры Наташи — Катя Воробьёва».

Зимним утром

Варя встала и отряхнула снег.

В лесу было тихо, ни одна ветка не шевелилась. На поляну вдруг выскочил заяц. Он сел на снег, поджал лапу и, шевеля носом, понюхал воздух. Потом поводил длинными ушами, пригнул их и стреканул в кусты. С ветки посыпался лёгкий белый пух.

— Козёл, Мамай, сюда идите!

— Идём!..

Зелёные ёлки, сомкнувшись вокруг поляны, слушали их молодые голоса.

— Эх, вот эта хороша!

Опустив точёные, чёткие от снега ветки, перед ними стояла ёлка, светясь на солнце.

— Такую и рубить жалко! Давайте ещё поищем? Надо, где одна другой расти мешают, в густоте.

Андрей вскинул на плечо топор. Нетронутый снег голубел под соснами. Ребята были на лыжах. Лыжи приглаживали снег, оставляя за собой три пары ровных следов.

— Ой, смотрите, кто это?

Со ствола пихты, пригнув круглую головку, на них смотрел маленький пушистый зверёк.

— Белка. Не боится… Фью, черноглазая!

Она скользнула по коре и исчезла. Андрей и Варя тронулись дальше.

— Меня обождите! — Мамай догонял их, за ним волочились по снегу на длинной верёвке опрокинутые сани.

— Эх ты, кверху ногами везёшь…

— Которую будем рубить?

— Все жалко.

Сверху, задевая ветки, свалилась шишка и стоймя воткнулась в сугроб.

— Значит, вот эту. — Андрей бросил топор, снял лыжи. Сразу почти по колено провалился в снег.

— Помочь? — крикнула Варя.

— Нет, вылезу.

Он стоял около пышно-зелёной ёлки. Присел, бережно отодвинул тесные ветки соседних ёлок. По лесу тонко, замирая в чаще, пронёсся чей-то крик:

— Я-а-а…

— Кричат, кажись?

— Нет, кому же? — Варя прислушалась.

Андрей выпрямился, скинул рукавицы, поплевал на руки и поднял топор:

— Раз, два, взяли!

Елка встрепенулась. Задрожала тёмная её верхушка, бесшумно полетели вниз белые хлопья…

Потом её взвалили на сани, привязали верёвкой, впряглись и потащили через поляну. Мамай ковылял сзади, придерживая упругие ветки.

— Давайте споём, — сказала Варя, стараясь двигать лыжей в ногу с Андреем, — песню какую-нибудь?

— А я не умею, — пробасил Мамай.

— И я не умею. Ну и пускай.

И она, тряхнув головой, громко, во весь голос запела:

Мы срубили зелёную ёлку,Ох, хорошая была ёлка!А теперь мы её украсим,И теперь у нас Новый год —Будем песни петь, и на лыжах,Будем вместе весёлые мы,И приедут к нам дальние гостиИз далёкой родимой Москвы-ы…