Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 18

18

Ещё один каменный якорь богов оказался прямо у Мау под ногами. Мау нырнул, и стайка мелких серебристых рыбок испуганно прыснула в сторону.

А, это Рука — якорь бога огня! Этот камень был меньше, но залегал глубже и дальше от берега. Мау понадобилось больше часа, чтобы отвоевать якорь у моря. Его пришлось медленно, понемногу передвигать по белому песчаному дну.

Мау заметил ещё один якорь в новом проломе, где опасно закручивался прибой. Это должен быть камень Воды, а вода уже забрала достаточно жертв. Она может и подождать.

— СОБЕРИ ВСЕ ЯКОРЯ БОГОВ И ВОЗНЕСИ СМИРЕННЫЕ ХВАЛЫ! ИНАЧЕ ТЫ НАВЛЕЧЁШЬ НА НАРОД НЕСЧАСТЬЕ! — сказали Дедушки у него в голове.

Как они залезают к нему в голову? И откуда они всё знают? И почему они не понимают?

Народ был силён. Существовали острова и побольше, но они были далеко, и им не так повезло. На одних было слишком сухо, на других — ветра неблагоприятные, или недостаточно почвы, или они находились в местах неправильных течений и там не ловилась рыба, или располагались слишком близко к охотникам за черепами, которые, впрочем, в последнее время не забирались так далеко в гущу островов.

Но у Народа были гора и постоянный запас питьевой воды. На острове росли овощи — большинству островов с этим не повезло. В джунглях в изобилии водились дикие свиньи и птицы. На острове росли безумные корни, и островитяне знали секрет пива. Народу было что предложить для мены. Поэтому у него были нефритовые бусы, и два стальных ножа, и трёхногие горшки, и привезённые из далёких краёв ткани. Народ был силён и богат. Некоторые говорили, что это всё из-за белых каменных якорей богов. Нигде больше на островах не было такого камня. Люди говорили, что Народ благословен.

А теперь по острову бродит маленький мальчик, старается как может и всё время делает всё неправильно.

Он выкатил каменный куб, называвшийся Рукой, на песок возле костра. Люди оставляли что-нибудь на этом якоре, если им нужна была удача на войне или на охоте. И если удача приходила, то по возвращении имело смысл возложить на камень ещё что-нибудь.

Пока что Мау водрузил на камень собственный зад. «Я выудил тебя из моря, — подумал он. — Рыбы уж точно не стали бы приносить тебе жертв! Так что извини, но я отдам тебе свою усталость». Дедушки разъярились, но Мау постарался их не слышать.

«Возблагодари богов, а не то навлечёшь несчастье», — подумал он. Но что может считаться несчастьем теперь? Что сделают ему боги — хуже того, что уже совершили? Волна гнева поднялась в нём, горькая, как желчь, и он почувствовал, как внутри его разверзается тьма. Взывали ли люди к богам, когда обрушилась волна? Цеплялась ли его семья за эти камни? Смотрели ли боги, как люди пытаются добежать до безопасного места? Смеялись ли?

У него застучали зубы. Под жарким солнцем его пробил озноб. Но голову заполнял огонь, испепеляя мысли.

— Вы слышали их крики? — заорал он в пустое небо. — Вы любовались? Вы отдали их Локахе! Я не буду вас благодарить за то, что остался жив! Вы и их могли бы спасти!

Он сел на Руку, дрожа от гнева и ожидания кары.

Никто не ответил.

Он посмотрел в небо. Там не собирались грозовые тучи, и не похоже было, что сейчас польётся дождь из змей. Мау посмотрел на синюю бусину на запястье. Они действуют только один день. Может быть, пока он спал, в него залез демон? Конечно, только демоны способны на такие мысли!

Но эти мысли были… правильные.

А может, у меня вообще нет души? Может быть, эта тьма внутри — моя душа, и она умерла… Он сел, обхватив себя руками, и стал ждать, пока дрожь пройдёт. Нужно забить голову мыслями о повседневных вещах. Правильно. Так безопаснее.

Он сидел, глядя на пустынный пляж, и думал: «Надо посадить кокосы — их много выкинуло на берег. И ещё панданусов посадить, для тени». Это звучало не очень по-демонски. Он представил себе картину будущего. Она наложилась на жуткий хаос теперешнего пляжа. В самой середине нарисовалась белая точка. Он моргнул. Это шла призрачная девчонка. Она была вся покрыта белым и над головой тоже несла какую-то круглую белую штуку, наверное, чтобы спрятаться от солнца — или от богов.

Лицо у девочки было очень решительное, и Мау заметил, что у неё под мышкой свободной руки зажата какая-то другая штука, похожая на кусок дерева.

— Доброе утро, — произнесла она.

— Дафна, — отозвался Мау.

Это было единственное слово, в котором он не сомневался.

Она со значением посмотрела на камень, на котором сидел Мау, и едва заметно кашлянула. Потом её лицо стало ярко-розовым.

— Извините, пожалуйста, — сказала она. — Это у меня плохие манеры, правда? Послушайте, нам надо научиться разговаривать между собой, и у меня появилась идея, потому что вы всё время смотрите на птиц…

Кусок дерева оказался вовсе не куском и совсем не деревянным. Дафна потянула за края, и он распался. Внутри было что-то вроде листов бумажной лианы, но не скрученных жгутом, а плоских, расправленных. На листах были значки. Мау не мог их прочитать, но Дафна провела по листу пальцем и громко произнесла:

Птицы Великого Южного Пелагического океанаПолковник Х.-Дж. Хукворм, Ч. К. А., Ч. К. С.С шестнадцатью цветными, раскрашеннымиот руки иллюстрациями работы автора.

И перевернула страницу…

Мау ахнул. Её слова звучали для него тарабарщиной, но говорить картинками он умел. Это птица-де-душка! Прямо вот тут, на бумаге! Совсем как настоящая! Замечательные яркие краски! Никто на острове не умел делать таких красок, и на обмен таких не привозили. Казалось, птица-дедушка вдруг возникла из ниоткуда!

— Как это делается? — спросил он.

Дафна постучала по птице пальцем.

— Птица-панталоны! — произнесла она. Выжидательно взглянула на Мау, показала себе на рот и сделала движение большим и указательным пальцами, как будто кого-то кусала.

— «Что бы это значило? — подумал Мау. — «Я собираюсь съесть крокодила»?»

— Пти-и-ца-а-а-па-ан-та-а-а-ло-о-ны-ы, — произнесла Дафна очень медленно.

«Она думает, что я маленький ребёнок, — решил Мау. — Так разговаривают с младенцами, когда хотят, чтобы они по-ня-ли. Она хочет, чтобы я это сказал!»

— П-п-пти-и-и-и-ца-а-а-па-а-а-ан-та-а-а-ло-о-о-н, — произнёс он.

Она улыбнулась, словно он выполнил какой-то сложный фокус, и показала на ноги птицы, усаженные густыми пёрышками.

— Панталоны, — сказала она, а затем показала на свои брюки в оборочках, которые виднелись из-под рваной юбки. — Панталоны!

«Ясно, — подумал Мау. — «Птица-панталоны» означает «птица-дедушка». Эти ноги в оборочках очень похожи на ноги птиц-дедушек. Но она ошиблась с названием птицы!»

Он снова показал на картинку и сказал так, как разговаривают с младенцами:

— Пти-и-и-ца-а-а-де-е-ду-у-у-шка-а!

— «Дедушка»?

Мау кивнул.

— Дедушка? — Она явно не понимала.

Ага. Надо ей показать. Ну что ж, каменную дверь он, конечно, не собирается открывать, ради неё или кого бы то ни было, но…

Он устроил целое представление. Поглаживал несуществующую длинную бороду, ковылял, опираясь на невидимую палку, гневно бормотал, грозя пальцем в пространство, и наконец — этой частью представления он гордился больше всего — сделал вид, что жуёт кусок жёсткой свинины невидимыми отсутствующими зубами. Он видел, как едят старики, и постарался, чтобы его рот был похож на двух крыс, пытающихся сбежать из мешка.

— Старик? — завопила Дафна. — Да-да! Замечательно! Птица-старик! Да, я поняла! Они всегда чем-то недовольны!

После этого с помощью песка, прутиков и камушков, а также актёрского таланта дело очень быстро пошло на лад. Кое-что далось легко (каноэ, солнце, вода). С числами тоже всё оказалось просто, после некоторой заминки (один камушек — не только «камушек», но ещё и «один»). Они трудились изо всех сил. Птица, большая птица, маленькая птица, птица летит… Гнездо! Яйцо!