Улица младшего сына - Поляновский Макс - Страница 71

— Ну, что уши наставили? Чего надо? Ходи мимо подалее, а то сейчас комиссару скажу.

Наконец завеса откинулась. Вышел командир отряда, за ним комиссар. У обоих были фонари в руках. Не взглянув даже на ребят, все пошли по галерее в сторону «Киева». Володя хотел было последовать за ушедшими, по из темноты раздался бас комиссара:

— Это кто там шлепает? А ну вернись сейчас же! Слышу ведь…

Прошло очень много времени. Наверное, целый час, а может быть, и два. Но вот мальчики услышали со стороны «Киева» катившийся по подземелью рокот, отзвуки множества голосов, звяканье металла. Ребята сперва даже перепугались и вскочили, когда из боковой галереи, примыкавшей к штреку, где они находились, вывалилась несметная, как показалось в темноте, толпа. Она заполнила весь штрек; трудно было разглядеть в полумраке и тесноте, кто тут свой, а кто пришедший. Володя заметил прежде всего смуглого командира с твердо размеченными и резкими чертами лица. Он был весь увешан оружием, под мышкой у него были две винтовки. На груди висел один автомат, другой он нес в свободной руке. Из-под бушлата, слегка оттопыривая его полу, торчала желтая деревянная кобура пистолета. На плечи командира была наброшена пятнистая плащ-палатка, разрисованная точно так, как рисуют местность в военных макетах. Володя сразу вспомнил военный кабинет Дома пионеров. Потом пришедшие расступились и пропустили вперед тех, кто нес носилки, на которых недвижно лежал человек, накрытый плащ-палаткой. Позади носилок шли две женщины с клеенчатыми сумками, и одна из них тихо сказала обладателю разнообразного оружия:

— Политрук, что мы тут делать будем? Пропадать здесь, что ли?

— Спокойно, Марина, спокойно, — тихо отвечал ей человек, увешанный оружием.

— Ох, политрук, жутко тут что-то! Верно, никогда уже отсюда не выйдем…

— Ну, тихо, Марина… Все будет хорошо — выйдем. Он еще что-то сказал, но все заглушил зычный голос Зябрева:

— Вот, товарищи, и прибыли. Пока вам больше идти некуда. Придется стать на якорь у нас. Раз такая судьба, будем воевать вместе. Товарища комроты и политрука прошу ко мне в штаб. Вызовите Манто. Лазарев, распорядись, чтобы людей накормили. Где Жученков? Пусть разместит их в четвертом и пятом отсеках, там у нас есть свободное помещение. Располагайтесь, товарищи. Как говорится, в нашем полку прибыло.

Пока в штабе шло совещание вместе с командирами вновь прибывшего неожиданного пополнения, мальчишки, во главе с Володей, носились по всем штрекам, сообщая о новости. Впрочем, она опередила их, что очень огорчило ребят, так как никого удивить не удалось. Все уже слышали о том, что население подземной крепости увеличилось на сорок два человека. Зато мальчики получили полное удовольствие, когда разводили вновь прибывших на отведенные для них места. Приятно было, размахивая фонарем, шагать по подземным галереям, подбадривать робко ступавших позади, спотыкавшихся с непривычки, еще не освоившихся с повой обстановкой бойцов.

— Вы идите смелее, дядя! Идите, тут прямо!.. А сейчас голову наклоните, а то зашибетесь. Вот тут у нас, между прочим, кладовая, а здесь семейный штрек, а тут вы будете. А как вещи сложите свои, так мы вас в камбуз поведем. У нас дядя Манто шеф-повар.

Шеф-повар с подоткнутым фартуком уже орудовал в своем камбузе; он нещадно стукался головой о потолок, уже не чувствуя боли, кричал на своих помощниц, производил вслух какие-то вычисления по части рациона и приваркам, причем твердил, что за все он, дядя Яша, должен отвечать своей головой, которая к тому же от этого проклятого потолка вся в шишках…

В «девичьей», как называли партизаны маленький каменный тупичок, где спали Надя Шульгина и Нина Ковалева, девушки гостеприимно устраивали прибывших женщин. Через несколько минут оттуда уже слышались смех, звонкие словечки Нади Шульгиной, взвизгивания смешливой Нины Ковалевой и такой шумный разговор, будто там было по крайней мере человек двадцать, давно уже хорошо знающих друг друга.

Усталые бойцы располагались на ночь, снимали оружие. Мальчики с уважением принимали в руки тяжелые и грозные принадлежности воинов, ощущая в руке вес, прочность, упоительный холодок этих желанных предметов боевого оснащения. Окончательно их покорил политрук, обладатель самого разнообразного оружия. Володя мигом подскочил к нему, как только он вышел из штаба:

— Ух, дядя, сколько у вас всего!

— А ты что тут делаешь? — спросил политрук Корнилов. — Тоже партизанишь?

— Эге… Дядя, а где вы его набрали столько? Я гляжу, тут и немецкие у вас есть. Вон тот автомат немецкий, я знаю. Системы «Шмайсер». Вот здорово!.. Гляди, Ваня, видишь?.. Дядя, откуда у вас?

— Это мне гансы на хранение сдали, — отшутился Корнилов.

— Какие гансы? — удивился Володя.

— Да те, которых я на тот свет спровадил.

— Вы сами?

— Частично сам, а кое-кого товарищи подсобили… Так кто же ты будешь? Тебя как звать?

— Вова… — Он досадливо поправился: — То есть Володя… Владимир. Фамилия — Дубинин.

— Ну добро, Вова, то есть Володя. Ты мне покажешь, где наши люди расположились? А то я в темноте у вас тут еще не разберусь.

— Это я сейчас. Идемте за мной. Я уж тут все знаю. Мы с ребятами в темноте привыкли. А вас как звать, дядя?

— Корнилов Георгий Иванович. Можно еще: дядя Гора, а можно и просто: товарищ политрук. Ну, пошли…

По дороге, ведя за собой Корнилова, Володя то и дело останавливался и, приподнимая фонарь, просительно заглядывал в лицо политруку:

— Дядя… товарищ политрук, у вас вон сколько оружия! Подарите мне один пистолетик.

— Нет, это так не годится, Вова. Оружие в боевой обстановке не раздаривают.

— Ну, тогда дайте я хоть понесу вам, а то ведь вам тяжело, наверное…

— Ничего, справлюсь. Вот завтра мы зарегистрируем все оружие, тогда уж будем распределять, что кому…

— А нам, ребятам, достанется?

— Если будешь хвататься за оружие, так достанется по первое число. Убери руки и запомни: с оружием не балуются и зря его не трогают. Стрелять-то ты умеешь?

— Умею, дядя! Я в тире стрелял, у нас в Доме пионеров. Пойдемте, я стрельну, а вы поглядите.

Володя схватил политрука за руку и собрался потащить его куда-то в поперечную галерею.

— Что ты, дружок, куда ж тут стрелять-то — тьма-тьмущая кругом. Эдак мы с тобой людей напугаем да и подстрелим еще кого-нибудь ненароком.

— А я вас к выходу поведу, дядя, я тут все ходы знаю. Мы подползем… с вами-то меня караул пропустит!.. Подползем, и я в фашистов выстрелю. Ну хоть разок, ладно?

— Чересчур ты, видно, прыткий. А ведь фашисты тоже стрелять умеют, — напомнил политрук. — А что, если промажешь?

— Раз промажу, другой раз попаду. Я поближе стрелять подлезу, и потом — раз, раз, раз, подряд! Уж один-то разок не промахнусь. А, товарищ политрук?

— Нет, брат, так стрельбе не обучаются. Вот погоди: если можно будет оборудовать здесь где-нибудь тир, сделаем мишени, тогда и подзаймемся с тобой. А до этого не советую тебе с оружием играть. Это плохая игрушка.

Враг, окруживший роту Петропавловского, загнав моряков в котлован, уверился в том, что деваться последним защитникам поселка уже некуда: западня прихлопнулась, из нее не вырваться. Оцепив ложбину, где попали в окружение советские моряки, гитлеровцы решили подождать до утра, чтобы с рассветом окончательно расправиться с остатками отряда. Они то и дело освещали ракетами котлован, прочесывали его очередями из автоматов и пулеметов. С вечера моряки перестали почему-то отвечать на огонь. Ночь прошла тихо, а утром обнаружилось, что отряд окруженных советских моряков исчез. Немцы были озадачены: куда мог деваться целый отряд, который они преследовали уже несколько дней? Как он мог пропасть вместе со своими ранеными, пулеметами? Не сквозь землю же провалился?

Но когда обследовали тщательно весь котлован, оказалось, что дело обстояло именно так: отряд ушел в землю.

Вскоре фашистам стало известно, что под их ногами, в каменоломнях, скрывается, по слухам, целая армия партизан. Говорили, что, выполняя приказ командования, часть советских войск, соединившись с партизанами, ушла под землю, чтобы оттуда наносить удары гитлеровской армии. Немцы попытались было войти в штольню, через которую ускользнул от них отряд морской пехоты. Однако едва они приблизились к стенке, сложенной из сероватых глыб известняка, чуть ли не из каждой дырки брызнуло огнем: застрочили пулеметы, ударили автоматы. Пришлось залечь, разрушить каменную баррикаду гранатами, затем подвести мины и взорвать стенку. Но метров через сто в глубине штольни путь преградила новая стена, из-за которой партизаны расстреливали каждого, кто приближался к ним в узком коридоре.