В тени Нотр-Дама - Кастнер Йорг - Страница 88

— И как же это удастся нам, мнимым торговцам?

— Я не знаю этого, — признал Вийон. — Пока еще. Но у меня есть одна отчаянная идея.

— А как дела у Клода Фролло? — выпытывал дальше Леонардо. — Наше отсутствие в Париже развязывает ему руки.

— Плесси в настоящее время важнее, и у нас надежные люди в Париже. А вам не стоит забывать о Матиасе и его египтянах. Я послал герцогу новость, что он в ближайшее время не может рассчитывать на меня. Он не спустит глаз с Фролло.

Аталанте присоединился:

— Почему именно мы берем на себя риск пробраться в castello? Разве король Людовик — наш друг?

— Если мое подозрение, как должно произойти покушение, верно, то нам вовсе не придется пробираться в замок, — ответил Вийон. — Что касается Людовика, то он не может быть нашим другом. Но если дреговиты уберут его с дороги, то сделают это явно не без причины. Дофин Карл еще очень молод, и пока он не будет крепко сидеть в седле как новый повелитель, дреговитам откроется полная свобода действий. Как, собственно, сказал отец Клод Фролло?

Его взгляд упал на меня, и я ответил:

— «Паук Плесси становится слишком любопытен. Он, похоже, догадывается, что не все в ближайшем окружении заслуживают его доверия. Большой выезд — лучшая возможность отрубить ему голову».

— Вот, слышите, — продолжил Вийон. — Если Всемирный Паук умрет, распадется его искусно сплетенная сеть, и паразит расползется во все стороны. Если Куактье — великий магистр, как мы предполагаем, то ему, как влиятельному советнику короля, может удастся захватить власть в свои руки, пока не наступит ананке. А потом больше не появится необходимости ни в каком короле — править будет больше нечем!

Глава 2

Колетта

Вечером третьего дня мы разбили лагерь за Шартром. Вийон отклонил предложение Леонардо пойти на постой в город, и целенаправленно повел нас в маленькую долину недалеко от реки, в которой, кроме нас, не было ни души. Зато там имелась впечатляющая постройка из больших камней, из тех, которые служили храмами нашим языческим предкам. Вийон указал на скалистый холм по ту сторону каменного круга. — Там многочисленные пещеры, которые обеспечат нам сухой и верный лагерь.

Я глубоко ошибся в своей надежде поближе подружиться с Колеттой во время путешествия. Похоже, она мужественно старалась держаться от меня подальше, выполняла свою работу, если я отдыхал, и ложилась спать, если я работал. Если мой взгляд встречал ее, она низко опускала глаза, словно стеснялась. В тени древней святыни мы подкрепились. После ужина, который состоял из маисовых лепешек и убитого Леонардо зайца, Колетта пошла к маленькому пруду, который лежал за вершиной. Вероятно, где-то бил источник между скал, и его вода собиралась в пруд, прежде чем снова уйти под землю. Я притворился, что осматриваю окрестности, и удалился в кусты, когда Вийон и итальянцы не смотрели на меня.

Небольшой пруд был окружен стеной из камыша и осоки, которая скрывала от моих глаз воду и Колетту. Начинающиеся сумерки довершили остальное. Лишь когда я снова пробрался через войско высоких стеблей и трав, я думал, что вижу Колетту на скале у края воды. Но тут я разобрал, что там лежала только ее одежда, сама же она стояла по горло в воде и мылась. Мои глаза расширились, во рту пересохло. И хотя я видел только ее голову и шею, мысль о ее нагом теле, которое плескалось в зеленовато-синей воде, заставила колотиться мое сердце.

Колетга, казалось, не замечала меня, так сильно она была занята своим купанием. Должно быть, оно доставляло ей невероятное удовольствие, что она вовсе не хотела выходить из воды.

Но когда она повернула ко мне свое лицо, я, тут же отступив на шаг в камыши, увидел перекошенное выражение ее лица — как будто вода доставляла ей боль, более того — внутреннее мучение!

Наконец, когда ночь уже совсем сменила день, Колетта медленно вышла на берег, как будто в духовном отрешении. Конечно, это было недостойно — подглядывать за ней из укрытия в чаще, но ее красота неумолимо притягивала меня к себе. На ее юном упругом теле, которое еще светилось в нежном розовом свете летнего заката, сверкали жемчужинами капли воды — как роса в траве ранним утром. Что я бы только не отдал, чтобы оказаться каплей из пруда, навсегда прильнуть к бархатной коже Колетты!

Светлый пушок, покрывающий многообещающий треугольник между ее ног, сверкал влажно и соблазнительно. Когда она наклонилась вперед, чтобы выжать свои мокрые волосы, ее острые груди засверкали в последних лучах вечерней зари, как плоды на запретном древе в раю. Я не желал себе ничего более страстно, чем сорвать эти плоды, слиться с Колеттой воедино, любить и желать ее, и, прежде всего, защищать ее от всего зла и печали.

Она вытерлась полотенцем, оделась и крикнула:

— Я готова, Арман, вы можете выходить!

То, что Колетта знала о моем непозволительном поведении, ударило меня как плеть. Охваченный глубоким чувством стыда, я покинул чащу.

— Вам понравилось то, что вы увидели?

Ее вопрос напугал меня. Никакой издевки, никакого раздражения и ни намека на упрек не было в ее словах. И именно этого я не понял. Или — не хотел понимать. Потому что предполагаемым объяснением казалось одно — я был ей безразличен так же как камень или камыш.

— Мне понравилось, потому что вы нравитесь мне, — ответил я, наконец, обдумывая, как мне следует подобающим образом извиниться за мое поведение.

— Вы хотите меня? — спросила Колетта и разрушила неустойчивое здание с трудом построенного извинения.

— Я… Вас? Э, как… — я заикался, как дурак, но кто бы на моем месте вел себя иначе? Тысячи слов вертелись у меня в голове, но ни одно так и не сорвалось у меня с губ.

— Вы желаете меня?

— Да! — с чувством вырвалось у меня.

— Значит, вы хотите меня взять, не так ли? — она указала на скалу под ее ногами. — Прямо здесь?

Она по-прежнему говорила без всяких эмоций, и ее лицо было бесстрастным, как мертвое. Я не знал, что должен ответить. Конечно, я желал ее, я же сказал ей об этом. Но манера, с которой она говорила, холод, который шел от нее, затушили пламя страсти.

— Если вы сейчас возьмете меня здесь, то для вас это будет пройденным этапом, и вы сможете обратиться к другим женщинам. Тогда вы будете знать, каково это — быть с малышкой Колеттой.

Этого было достаточно. Я схватил ее за плечи, встряхнул, довольно грубо ругнулся и прорычал:

— Клянусь всеми святыми, я люблю вас, а не каких-то других женщин. И если вы тоже испытываете какие-то чувства ко мне, тогда я хочу делить с вами ложе. И никак иначе!

— Но я принадлежу к добрым людям. Вы же присутствовали тогда, когда я приняла «Отче наш». Чтобы очистить свою душу, я должна отказаться от удовольствий плоти.

— Ага. И поэтому вы предлагаете себя здесь, как поросенка на Свином рынке!

— Я хочу дать вам лишь то, что хотят все мужчины, — и после короткой паузы она продолжила:

— Что другие уже себе забрали.

— Что вы хотите этим сказать, Колетта?

Она села на скалу и посмотрела на меня, вдруг превратившись в робкого, пугливого ребенка.

— Я рассказывала вам, как моего отца схватили переодетые стражники, и что я убежала от них. Но я не рассказывала вам, как я сумела убежать от них. Потому что они схватили нe только моего отца, — и я попала им в руки. Некоторые их них повели моего отца, меня же потащили в старый сарай, и там…

Ее голос осекся. Мог ли я радоваться тому? Если она еще испытывала чувства, то могла испытывать их и ко мне. Но после того, что она мне рассказала, я не мог испытывать радости.

— Я не знаю, как долго это продолжалось, — заговорила она снова. — Должно быть, прошли часы. И я не знаю слов для всего, что они со мной сделали. До сих пор я не знала, что такое вообще возможно. Один из них принес пару тыквенных фляг с вином, и они напились, устали, заснули. Тут я убежала и бросилась в Сену. Хотела ли я покончить с собой или смыть грязь этих мужчин — я тоже не знаю. Двое братьев целестинцев вытащили меня из воды и доставили в Отель-Дьё. Позже один из целестинцев отвел меня к епископу.