Аксель и Кри в Потустороннем замке - Саксон Леонид - Страница 17

Вопрос был явно из тех, каким один дурак мог бы поставить в тупик семь мудрецов. Аксель безнадёжно поразмышлял над ним и уснул. Утром он так заспался, что Кри с трудом его разбудила. Её щекотания были отвратительны!

— Ну что тебе надо? — простонал Аксель — в испарине, взлохмаченный, чувствуя себя разбитым. — Что?

— Как что? — сказала Кри, усевшись на него сверху, в ночной пижаме. Она обожала будить и не собиралась упускать такой случай, особенно после долгого перерыва. — Пора вставать!

— Уйди…

— Не получится, — вздохнула Кри и попыталась установить, на какую длину можно вытянуть уши Акселя, пока они не окажутся на грани отрыва. Аксель смахнул её, как муху, но через секунду она опять была на нём. — Уйди, говорю, пока цела!! Я устал… Я не спал из-за тебя всю неделю!

— А Шворк? — нашлась Кри. (Ну конечно! Уже готова переименовать своего душку-Морица, лишь бы добиться своего.) — Ты о нём подумал? Он же не может кувыркаться, пока мы из него не ушли! И наверняка сердится…

— Кувы… что?

— Ах, ну да… Ты же здесь новичок. Мо… Шворк…

— Знаешь что, — ядовито перебил её Аксель, уже понявший, что больше ему не спать, — давай назовём его окончательно, и чтоб никому не было обидно: «Швориц». По крайней мере, пока не узнаем, как его зовут по-настоящему. Идёт?

— Да, — согласилась Кри, тщательно взвесив, нет ли во всём этом ущемления её прав. И добавила для порядка: — А хоть бы и узнали! Во-первых, ты сам говорил, что нам незачем лезть во всё это, надо поскорее «делать ноги», и ничего мы в таком случае не узнаем. Во-вторых, плевала я, как его зовут по-настоящему, если мне это не понравится! Захочу — буду звать по-старому. А в-третьих…

— Так что там с кувырканиями? — деликатно напомнил Аксель. — Не задерживай пёсика…

— Он по утрам кувыркается! В снегу, — уточнила Кри таким тоном, каким обычно говорят: «Он по утрам слушает радио». — В первый раз он про меня не подумал, и я была бы вся в синяках, если бы здесь можно было ушибиться… Но стоило мне сказать, и он — такой внимательный! — всегда ждёт теперь, пока я не встану, не умоюсь и не позавтракаю шо…

— Чего ж ты замолчала? Шоколадом! — уверенно закончил за неё Аксель и мстительно добавил: — Ну, теперь-то ты у меня будешь питаться как следует! Овсяными хлопьями!

— Акси, — проворковала Кри, прильнув к нему, — если ты ещё не встал, то я не буду тебе мешать… Хорошо?

Но Аксель уже натягивал одежду. Действительно, не надо злить пса понапрасну и мешать его привычкам. Ведь спасение без его помощи невозможно! Брат и сестра наскоро умылись, запихали бельё под кресла, и Кри, подойдя к глотке Шворица, позвала:

— Пёсик! Выпускай нас.

Тут же справа на стене вспыхнула картинка на светлом экране, как от диапроектора: две фигурки — мальчик и девочка — внутри большого пуделя, показанного в продольном разрезе, подходят поближе к его горлу и суют головы в «камин». Затем там, где они стоят, проскакивает сноп голубых искр, и фигурки исчезают, а через миг возникают рядом с собакой и, взявшись за руки, весело куда-то бегут.

— Это он специально для тебя! — торжествующе сказала Кри. — Он ведь знает, что я и так всё знаю. Говорю же: внимательный!

Три секунды — и они были проглочены и выплюнуты. И вот они стоят под ослепительно голубым небом, в каменистой проплешине среди ослепительно-белых снегов, а вокруг них — громады горных хребтов до самого горизонта. Они находились где-то в самом сердце Альп (неизвестно даже, Баварских или Австрийских), высоко над лугами и далеко от перевалов и деревень. Сколько ни вглядывался Аксель в окружающий их дикий, хотя и сказочно красивый ландшафт, — никакого дымка человеческого жилья, никаких дорог и долин. Если бы даже он держал сейчас в руках настоящий человеческий телефон, а на другом конце провода был комиссар Хоф, Аксель не сумел бы объяснить ему, где их искать. Шворк хорошо спрятался!

Он, похоже, и сам это знал, и вид у гиганта был довольный и бодрый. Шворк сидел перед детьми на задних лапах, свесив язык и поблёскивая жуткими, но в то же время очень добродушными глазищами. Затем он вдруг опрокинулся на бок и, суча лапами на манер вчерашних «птичек», с сумасшедшей скоростью покатился по снегу вниз, в километровую пропасть. Аксель охнул и шагнул вперёд, но Кри вовремя ухватила его за локоть:

— Разобьёшься! А ему ничего не будет… Гляди!

Шворк медленно падал вниз чёрной косматой глыбой. Казалось, он парит здесь, в бело-голубом мире из снега и льда, с доисторических времён, когда ледники сковали половину бескрайних просторов ещё безлюдной тогда планеты. Всё то же ощущение заброшенности и забытости, как вчера в парке, словно он по невероятному стечению обстоятельств подсмотрел то, чего не может уловить человеческий глаз, охватило Акселя при виде этого полёта. Вчера? Но прошла ведь уже целая вечность! А что, в мгновенном ужасе подумал он, если всё это — вообще не Альпы? И не Земля? Что, если пёс унёс их куда-то в космос, на чужую планету? И они никогда больше не увидят родных, а только небо, сугробы, пропасти и лёд? Пока он приходил в себя, косматая глыба превратилась в кляксу и, наконец, в каплю чернил. Пёс мчался сейчас, словно горный дух, в самом центре снежной лавины, вызванной им самим, и, наверно, поскуливал при этом от удовольствия. Перед самым дном пропасти он огромным прыжком, недоступным даже леопарду или обезьяне, вырвался из лавины и завис над снежным вихрем, как вертолёт. Снежный вал прокатился по дну ущелья, сметая всё на своём пути, погромыхал и замер. Замешкайся пёс хоть на секунду, его бы погребло под многометровым слоем снега, из-под которого, вероятно, даже ему нелегко было бы выбраться. Но пудель, видно, считал всё это обычной утренней зарядкой. Поджав под себя лапы и распластав хвост, словно бобр или пингвин под водой, он стрелой понёсся вверх и через какие-то секунды плюхнулся в сугроб перед восторженными детьми. Глаза его сверкали, язык был вывален из пасти, передние лапы — перед грудью. Ни дать ни взять — комнатная собачка покувыркалась на коврике перед камином и ждёт одобрения хозяина. Аксель и Кри дружно зааплодировали.

— Снежный сёрфинг! — сказал Аксель, крутя головой. — Ему бы в цирк, знаешь…

Пёс, казалось, ничего не имел против этой идеи. Кри — тоже.

— Класс! — закивала она. — Представляешь, какая была бы афиша…

— Ну да, — вздохнул Аксель, вспомнив, что они в неволе. — Труппа «Чокнутые Альпы», прыгообмен и снегокувыркания… Дай-ка я лучше спрошу у этой псины кой-чего: она, видно, в хорошем настроении.

Он подошёл к Шворку, откашлялся и сказал:

— Ты говоришь по-немецки?

Пудель молчал, щурясь то на Акселя, то на вершины далёких гор.

— А на других языках?

Молчание.

— Кто твой хозяин?

Пёс вздохнул, повернулся к детям боком и, улёгшись на брюхо, включил картинку: Аксель и Кри — теперь уже не просто две фигурки, как на дверях какого-нибудь общественного туалета, а именно Аксель и Кри, — словно на хорошей фотографии, стоят в своих лыжных костюмах, взявшись за руки, и улыбаются. Кри восхищённо заахала, но Аксель не был уверен, что этому следует радоваться.

— Ты у нас, значит, фотограф, да? — медленно сказал он. — Спасибо, конечно, но, знаешь, мне прежние фигурки больше нравились…

На экране что-то мигнуло, и вместо двух живых детей возникли два безликих человечка.

— Я тебе потом объясню… — шепнул Аксель Кри, которая уже набрала в грудь воздуха.

— Дай я спрошу! — возмущённо прошипела она. — Почему всё ты? Думаешь, я глупее?

— Да пожалуйста, только осторожно… С умом.

— Я всегда с умом!

Кри обогнула туловище пса, лежащего в позе сфинкса, и, остановившись у него перед носом, дождалась, пока он поднял глаза и без особого удовольствия уставился на неё. Видно, он не любил лишних вопросов. Не обращая на это внимания, Кри нагнулась и с нежной улыбкой погладила Шворку нос (он благосклонно заурчал), а затем, нагнувшись ещё ниже, прошептала ему в гигантское ухо:

— Пёсик, кто тебя сделал? Он скоро придёт?