Огонь на поражение - Катериничев Петр Владимирович - Страница 32

32

Громила прикуривает «косячок», затягивается, передает мелкому мужичку напротив:

– Слышь, Хыпа, не боятся, да? Смелые, да?.. – и снова хихикает.

Мелкий пыхает, делает затяжку.

– Уж смелые, уж это да… Не боятся… Правильно не боятся… Кто ж на них пулю потратит…

– Вот это ты в точку, Хыпа, вот это клево…

– А мы их ножиками зарежем… А?!

– Ну, Хыпа, ну ты даешь!.. – Громила давится смехом. – …Ножиками… гы-гы… зарежем…

Резкий грохот. Дверь и окно вылетают одновременно бандит, стоявший у окна, медленно сползает по стене. Ворвавшиеся бойцы мигом сбросили сидевших за столом на пол, припечатав к затылкам стволы.

За группой захвата проходят несколько человек, оказывают помощь заложникам.

Бандитов скрутили и уводят.

Бойцы раскрывают большой ящик. В нем разнообразное оружие – автоматы, карабины, обрезы, пулеметы Дегтярева и Калашникова. Открывают другой – новехонькие, в масле, револьверы.

– Похоже, их с до войны не трогали, – Произносит кто-то.

– Это точно. – Дронов берет наган, прикидывает в руке.

Олег идет по двору, на плече автомат стволом вниз, на другом – сумка. Его нагоняет мужчина постарше.

– Дрон, сумка не тяготит? – смеется он.

– Петр Сергеевич, молоко за вредность мы не получаем… Имеет человек право на маленький сувенир с места работы?

– Имеет. Да зачем он тебе, ты же боярин у нас думный.

– Во-во. А восьмой месяц с вами бегаю как простой. Уж больно время сейчас судьбоносное – не угадаешь.

– Лады, – смеется Петр Сергеевич. – Береженого Бог бережет.

…Салон большого грузового вертолета. Испуганные дети, женщины. Худой пожилой мужчина, лицо коричневое от многолетнего загара; глубокие, словно борозды, морщины. Глаза будто выцвели, по щекам текут слезы, но он этого не замечает. Как не замечает, похоже, ничего вокруг. Кое-как сваленные баулы, чемоданы. На одном сидит девочка лет шести, укачивает на руках куклу.

– Маша, спи, ну пожалуйста. А будешь плакать, придут злые дяди и начнут стрелять. Спи. Проснешься, и папа, наверное, вернется…

Собака-дворняжка за кучей вещей. Тоскливо озирается по сторонам и тихонько поскуливает, будто плачет.

Лицо Олега Дронова – небритое, осунувшееся. Он спит.

Под глазами – черные круги.

Двое солдат рядом тоже спят, уронив головы на руки рядом с автоматными стволами. У солдат совсем мальчишечьи, покрытые золотистым пухом шеи…

…Музыка снова меняется. Теперь звучит мелодия группы «Статус Кво» – «Ю-а ин зе ами нау» – «Ты сейчас в армии»…

…Дронов с человеком на плечах бежит по горной тропе. Оба в пятнистой униформе, без знаков различия. Ноги раненого перебинтованы, он стонет. Местами бинты побурели от крови.

Олег сходит с тропы, осторожно опускает человека на землю, достает пластмассовую аптечку, из нее – шприц-тюбик, укалывает в бедро через штанину.

Раненый открывает глаза.

– Хорошо гуляем… Горы… Свежий воздух… – Лицо серое, взгляд – мутный от боли.

– Держись, Круз, – просит Олег.

Дима пытается улыбнуться потрескавшимися губами.

– Буду.

…Октябрьский вечер. Бронетранспортеры на огромной скорости несутся по улицам Москвы. Белый дом – в двойном кольце оцепления.

На письменном столе Дронова какой-то журнал на английском языке. Светится экран компьютера, – Олег переводит «с листа». В двери появляется голова соседа – Толика.

– Олег, к телефону. Голос строги-и-и-й. Дронов берет трубку. Ему говорят всего два слова. Кладет трубку, надевает плаш…

Сосед встревоженно вглядывается в сосредоточенное, замкнувшееся лицо Олега.

За раскрытой дверью Толико-вой комнаты – стол, заставленный бутылками, в зависшем сигаретном дыму тускло мерцает экран допотопного черно-белого телевизора. «Ящик» что-то бубнит, но слова дикторши неразличимы, сливаются в монотонный гул.

– Дрон… Чего будет-то? Война, что ли?.. Олег запахивает плащ, выходит, неопределенно махнув рукой. Вслед ему слышится:

– Чего будет-то?..

…Несколько человек в униформе без знаков различия сидят в помещении, напоминающем бункер. Среди них и Олег Дронов. Кроме формы на всех – бронежилеты, рядом – спецшлемы с переговорным устройством, автоматы «АС». Один из бойцов крутит ручку настройки допотопного транзистора…

Автомат специальный. Калибр 9 мм, боезапас 20 патронов стоит на вооружении групп специального назначения.

Крупный мужчина в штатском сидит за рабочим, крытым зеленым сукном столом.

Тот самый, что беседовал когда-то с Дроновым, тот самый, что отбирал аналитические отчеты. В руках у него – телефонная трубка. Лицо постаревшее, усталое. Он внимательно слушает. Потом отвечает – очень коротко. По губам читается решительное «нет». Мужчина кладет трубку. Телефон – на специальном столике, без наборного диска или доски.

Прямой.

…Дронов в кабинете, отделанном дубовыми панелями. На нем парадная форма капитан-лейтенанта ВМС, вот только просветы на погонах не черные, а голубые, как у летчиков или десантников. Крупный мужчина в форме вице-адмирала пожимает ему руку. Очевидно, это прощание.

У дверей Дронов надевает фуражку, отдает честь, строевой разворачивается и покидает кабинет.

…Олег в небольшой комнате. Он уже в гражданском костюме; форма аккуратно сложена на столе. Тут же кортик, служебное удостоверение, залитое в пластик, два ордена в коробочках. Дронов выходит, – дверь за ним запирается автоматически, массивная, как в банковских подвалах.

В комнате же появляется девушка; она аккуратно и безразлично укладывает форму, кортик, документы, награды в выдвижной ящик стеллажа-сейфа. Щелкает автоматический замок, загорается лампочка.

На ящике никаких обозначений, только кодовый номер, как на других…

…Дима Крузенштерн поднимает серое от боли и пыли лицо. Дронов разрезает бурые бинты… Вместо ступней – распухшее, в черных сгустках крошево…

Посыпает порошком из стерильной облатки, накладывает стерильную марлю, стягивает туго. Круз стонет, сдерживаясь, сквозь зубы:

– Дрон, что там?..

– Осколок, сволочь, – врет Олег. – Потерпи, сейчас… – Смотрит на пустую аптечку: обезболивающее кончилось. Набирает в шприц из ампулки с надписью «Вода для инъекций». Укалывает в бедро. – Ну вот… Скоро полегче станет.

* * *

Подходит Андрей Кленов, осторожно подхватывает Круза на плечи.

– Держись, Димыч…

У того на глазах слезы, зрачки расширены от нестерпимой боли. Отпускает прикушенную губу, хрипит чуть слышно:

– Буду…

Кленов бежит вверх по тропе. Олег сзади, прикрывая.

Песня закончилась. Кассета тоже. Щелчок автостопа звучит в ночной комнате, как удар бойка о капсюль.

Глава 17

Четыре утра, и за окном просветлело. Снег. Он и сейчас падает крупными белыми хлопьями. И в тишине и спокойствии одинокого дома воспринимается совсем не так, как в городе…

Ты помнишь, как касанием пушистымЛаскает землю нежно первый снег,Скрывая комья разоренных грядИ слезы на изломах черных сучьев…Вот так и время порошит годамиНадежд и снов ушедшее безлунье,Нам оставляя призрачную память —Недолгое, немое угасаньеСнежинок, тающих в подставленной ладони…

А в городе – по-другому. Снежные пунктиры косо расчерчивают синие сумерки между многоэтажками, похожими на корабли, которые никуда не плывут… И желтые светящиеся окна – как соты иллюминаторов…

Стихотворение Петра Катериничева «Ты помнишь»

* * *

В городе – по-другому. Особенно в Изумрудном. Хватит расслабляться. Думай.

Нефть… Большая нефть… Миллиарды, десятки миллиардов долларов…

Стратегические интересы России… Стратегические интересы нефтяных магнатов, нефтяных концернов России, США, Ирана, Ирака, Азербайджана, Турции…