Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Жди меня (стихотворения) - Симонов Константин Михайлович - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Генерал

Памяти Мате Залки

В горах этой ночью прохладно.В разведке намаявшись днем,Он греет холодные рукиНад желтым походным огнем.В кофейнике кофе клокочет,Солдаты усталые спят.Над ним арагонские лаврыТяжелой листвой шелестят.И кажется вдруг генералу,Что это зеленой листвойРодные венгерские липыШумят над его головой.Давно уж он в Венгрии не был —С тех пор, как попал на войну,С тех пор, как он стал коммунистомВ далеком сибирском плену.Он знал уже грохот тачанокИ дважды был ранен, когдаНа запад, к горящей отчизне,Мадьяр повезли поезда.Зачем в Будапешт он вернулся?Чтоб драться за каждую пядь,Чтоб плакать, чтоб, стиснувши зубы,Бежать за границу опять?Он этот приезд не считает,Он помнит все эти года,Что должен задолго до смертиВернуться домой навсегда.С тех пор он повсюду воюет:Он в Гамбурге был под огнем,В Чапее о нем говорили,В Хараме слыхали о нем.Давно уж он в Венгрии не был,Но где бы он ни был – над нимВенгерское синее небо,Венгерская почва под ним.Венгерское красное знамяЕго освящает в бою.И где б он ни бился – он всюдуЗа Венгрию бьется свою.Недавно в Москве говорили,Я слышал от многих, что онОсколком немецкой гранатыВ бою под Уэской сражен.Но я никому не поверю:Он должен еще воевать,Он должен в своем БудапештеДо смерти еще побывать.Пока еще в небе испанскомГерманские птицы видны,Не верьте: ни письма, ни слухиО смерти его неверны.Он жив. Он сейчас под Уэской.Солдаты усталые спят.Над ним арагонские лаврыТяжелой листвой шелестят.И кажется вдруг генералу,Что это зеленой листвойРодные венгерские липыШумят над его головой.1937

Однополчане

Как будто мы уже в походе,Военным шагом, как и я,По многим улицам проходятМои ближайшие друзья;Не те, с которыми зубрилиЗа партой первые азы,Не те, с которыми мы брилиЕдва заметные усы.Мы с ними не пивали чая,Хлеб не делили пополам,Они, меня не замечая,Идут по собственным делам.Но будет день – и по разверсткеВ окоп мы рядом попадем,Поделим хлеб и на заверткуУглы от писем оторвем.Пустой консервною жестянкойВоды для друга зачерпнемИ запасной его портянкойБольную ногу подвернем.Под Кенигсбергом на рассветеМы будем ранены вдвоем,Отбудем месяц в лазарете,И выживем, и в бой пойдем.Святая ярость наступленья,Боев жестокая страдаЗавяжут наше поколеньеВ железный узел, навсегда.1938

Изгнанник

Испанским республиканцам

Нет больше родины. Нет неба, нет земли.Нет хлеба, нет воды. Все взято.Земля. Он даже не успел в слезах, в пылиПрипасть к ней пересохшим ртом солдата.Чужое море билось за кормой,В чужое небо пену волн швыряя.Чужие люди ехали «домой»,Над ухом это слово повторяя.Он знал язык. Они его жалели вслухЗа костыли и за потертый ранец,А он, к несчастью, не был глух,Бездомная собака, иностранец.Он высадился в Лондоне. Семь днейИскал он комнату. Еще бы!Ведь он искал чердак, чтоб был беднейПоследней лондонской трущобы.И наконец нашел. В нем потолки текли,На плитах пола промокали туфли,Он на ночь у стены поставил костыли —Они к утру от сырости разбухли.Два раза в день спускался он в подвалИ медленно, скрывая нетерпенье,Ел черствый здешний хлеб и запивалВонючим пивом за два пенни.Он по ночам смотрел на потолокИ удивлялся, ничего не слыша:Где «юнкерсы», где неба черный клокИ звезды сквозь разодранную крышу?На третий месяц здесь, на чердаке,Его нашел старик, прибывший с юга;Старик был в штатском платье, в котелке,Они едва смогли узнать друг друга.Старик спешил. Он выложил на столПриказ и деньги – это означало,Что первый час отчаянья прошел,Пора домой, чтоб все начать сначала.Но он не может. – Слышишь, не могу! —Он показал на раненую ногу.Старик молчал. – Ей-богу, я не лгу,Я должен отдохнуть еще немного.Старик молчал. – Еще хоть месяц так,А там – пускай опять штыки, застенки, мавры. —Старик с улыбкой расстегнул пиджакИ вынул из кармана ветку лавра.Три лавровых листка. Кто он такой,Чтоб забывать на родину дорогу?Он их смотрел на свет. Он гладил их рукой,Губами осторожно трогал.Как он посмел забыть? Три лавровых листка.Что может быть прочней и проще?Не все еще потеряно, покаТам не завяли лавровые рощи.Он в полночь выехал. Как родина близка,Как долго пароход идет в тумане.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Когда он был убит, три лавровых листкаСреди бумаг нашли в его кармане.1939
Перейти на страницу: