Остатки былой роскоши - Соболева Лариса Павловна - Страница 52

– Как у тебя все просто. Должен сказать, что за Рощиным, или его двойником, или его призраком сейчас охотится вся милиция. Не беспокойся, его арестуют и в гроб засунут, как ты предлагала. Я же не имею пока на него компромата. Не он же направил машину с Хрусталевым на «КамАЗ» и влепил пулю в лоб Фоменко. Кстати, они это сами. Они вообще много чего делают незаконного. Поэтому я слежу день и ночь за потерпевшими, чтоб не натворили глупостей. Ждем, когда троица выползет.

– Было бы логичней следить за Рощиным и Иволгиным, – не унималась Яна.

– Отстань, – промямлил Степа. – Мне лучше знать, за кем следить.

– А если эти в разные стороны поедут? – буркнула она.

– Не думаю. Они сейчас будут держаться монолитом. А если поедут в разные стороны, значит, разделимся на три группы и проследим, куда каждый подался. Все, дайте подумать еще, а вы следите. Они должны скоро выползти, вон свет в кабинетах гаснет. Труженики администрации домой торопятся. Значит, и «наши» скоро выйдут.

Туркина, Сабельников и Ежов не собирались выходить из кабинета. Сообщение о гибели Хрусталева едва не убило всех троих. Естественно, у каждого возникла стандартная мысль: следующим трупом буду я. Зина совершенно спала с лица, ее уже никто не назвал бы периной, до отказа набитой пухом, походила она теперь на обвислый резиновый шарик. Под глазами у Туркиной обозначились круги, кожа стала серой, а из глаз выстреливал ужас. Цвет лица Ежова можно было бы сравнить с вареной свеклой, смешанной с морковью. Глаза у Валентина Захаровича стали красного цвета – лопнули капилляры. А Сабельников вдвойне был потрясен. С одной стороны, глупая смерть Хрусталева привнесла дополнительную жуть в его душу, с другой – он выпил неимоверное количество виски, а до лежачего состояния до сих пор не добрался. Хотя черти выросли аж с пятилетнего ребенка! Новые черти не кривлялись и не плясали, они ходили по кабинету и словно что-то замышляли. Самое омерзительное – их цвет, темно-зеленый, а глазки цвета оливок, только светящиеся. Нет, это не прежние нахаленки, а настоящие злобные исчадия ада. Значит, Сабельников был потрясен втройне, и теперь его пугал не Рощин, а выросшие черти. Зина собрала мужчин вокруг стола и шепотом, опасаясь прослушивания кабинета, выложила свой план.

– Зина, ты с ума сошла! – Ежов съежился от ее предложения. – Зина, нас посадят, ты понимаешь это? Тогда карьера, почет и уважение разом рухнут. Деньги – дело наживное, а от тюрьмы не отмоешься. Как ты будешь в тюрьме сидеть, ты подумала? Да тебя там живьем сварят, изуродуют, когда узнают, что ты занимала ответственный пост. Ты чиновник, а чиновников ненавидят в тюрьме, как насильников и милиционеров.

– Трусишь, да? – упрямо вскинула головку Зиночка. – Мне и тебе, всем нам уготованы гробы, как ты этого не понимаешь? Так вот, я в гроб ложиться не намерена. А иным путем мы Рощина не заставим прекратить нас косить.

– Что вы молчите, Николай Ефремович? – обратился за поддержкой к Сабельникову Ежов и обомлел: – Что с вами, Николай Ефремович?

Мэр сузил глаза и косил их то в один угол кабинета, то в другой, не реагируя на зама. Дело в том, что чертей вдруг стало вдвое больше. Было трое, а теперь шестеро! И никто, кроме Сабельникова, их не замечал. Значит, защитить всех и себя самого от бесов может только Николай Ефремович. Он внутренне готовился к обороне, а от Ежова отмахнулся:

– Ничего, ничего. Доверяю вам решать все вопросы по части борьбы с Рощиным. Я подчинюсь вашему решению.

Пятьдесят на пятьдесят! Ежов чувствовал, что Зина его уломает.

– Тогда ты скажи, как нам защититься? – угадала его мысли Зиночка, блеснув слезой в правом глазу, слезой отчаяния. – У нас нет выхода. Да и кто посмеет тронуть нас в нашем городе? Мы здесь главные, мы всем вершим. Я прошу тебя, Валя, давай сделаем, как предлагаю, и завтра к вечеру этот кошмар прекратится. У нас осталось всего два дня, слышишь? Два дня. Нас Рощин оставил на закуску.

– Хорошо, Зина, если ты берешь на себя всю ответственность.

Не стесняясь Сабельникова, она приблизилась к Ежову, обняла за шею и поцеловала в губы со страстью вампира. Ежов слегка похолодел от этой страсти, от Зины веяло губительной силой. Черт возьми, оказывается, она много сильнее его, она вытягивает его волю.

Эту ночь решили провести в отсеке мэра. Вместе не так страшно.

5

Туркина и Ежов вышли в начале восьмого утра. Степа бодрствовал, Яна и Толик спали, он растолкал обоих. Дождавшись, когда высокопоставленные лица отъехали в автомобиле Ежова, осторожно двинулись за ними. С семи утра город начинает гудеть, во всяком случае, транспорт разъезжает активно, поэтому автомобиль с преследователями не обратил на себя внимания замов мэра, тем более что Толик ловко прятался за машинами, идущими впереди. Подъехал Ежов к школе. Но стал не на площадке перед входом, где останавливаются родители, привозя детей, а поодаль, в маленьком сквере, который и сквером-то не назовешь, а так, посадка из хилых деревьев. Он поставил автомобиль между кустов. Степа недоумевал, зачем они сюда пожаловали? Яна высказалась, что, возможно, проведя ночь вне дома, кто-нибудь из них пожелал увидеться со своими детьми. И добавила, вздохнув:

– Перед смертью.

– Стоп! – подпрыгнул Степа. – А Сабельников? Его тоже нельзя упускать. Как же быть? Давай, Яна, ты останешься здесь, а меня назад Толик быстренько отвезет и сразу вернется к тебе. Вы будете ездить за Туркиной и Ежовым, а я за Сабельниковым. Два на два и один на один. Выходи, Янка, быстрей. Вот что значит хронически недосыпать – мозги уже не работают.

– А если здесь что-нибудь...

– Не каркай, – прервал ее Степа. – Здесь близко, мы мигом.

Яна, сидя на выступе фундамента недостроенного частного дома неподалеку от школы, прождала недолго. Вскоре заметила мальчика, пересекающего посадку. Мальчик как мальчик, ничего в нем особенного она не усмотрела, но мальчик почему-то остановился и посмотрел в сторону автомобиля Ежова. Видимо, его окликнули, догадалась девушка. Яна приподнялась, заинтересовавшись происходящим. А мальчик в это время подошел к автомобилю. Туркина открыла заднюю дверцу и протянула к нему руки, приглашая внутрь. Малыш добровольно сел в машину, Ежов уехал. Яна вновь опустилась на выступ фундамента, подумав о странностях человеческого организма: сутками торчит в машине, стоит же постоять минуту, сразу тянет присесть. Подъехал Толик:

– А где тачка Ежова?

– Уехали, – беспечно сказала Яна. – Они ждали мальчика, он шел в школу, но сел в их машину. Наверное, он их сын.

– Эх, нехорошо получилось, – почесывал в затылке Толик. – Надо было за ними... Степа рассердится, что упустила замов.

– А на чем мне было за ними гнаться? Бегом бежать?

– Тоже верно. Тогда поехали к Степе.

Яна с удовольствием плюхнулась на сиденье, захлопнула дверцу.

Он провел в следственном изоляторе шестьдесят часов тридцать восемь минут. Специально засекал время, когда отобрали часы и когда вышел на волю. А вышел Бражник за пределы тюрьмы в четверг в десять тридцать утра. Его сопровождал адвокат, который должен начать оформление сделки купли-продажи. Но Бражник попросил сегодня не трогать его, так как безумно устал, жаждет выкупаться, выпить водки и завалиться спать на чистую простыню. Адвокат не стал возражать, и они расстались.

Бражник пошел пешком, наслаждаясь свободой и свежим воздухом. Домой несли ноги, стремилась душа. А ведь стоит побывать в тюрьме, чтобы оценить дом. Бражник оценил. Ему страшно хотелось съесть чего-нибудь домашнего и выпить водочки из запотевшей бутылки. Пожалуй, водки хотелось больше всего, чтоб хоть немного снять стресс после отсидки в тюрьме. Сегодня Бражник уже не жалел о потерях, главное – он избежал пребывания в местах не столь отдаленных в течение многих лет. Об этом даже страшно было подумать! Водки просила душа, а в кармане ни шиша.