Лучший друг девушки - Кауи Вера - Страница 52

До Провинстауна в штате Массачусетс Роз добралась только во второй половине дня. Хелен Уикершам, бывшая ее гувернантка, родившаяся в этом городке, в зрелые годы снова вернулась в места, где провела первые восемнадцать лет своей жизни, и занялась живописью, создавая неотразимые морские пейзажи, притягивавшие людей таинственным мистическим настроением. Они часами стояли перед ее полотнами, и каждый видел свое море. Ее пейзажи настолько полюбились публике, что привлекли внимание владельца местной картинной галереи, взвалившего на свои плечи все заботы по их продаже. Отныне каждое полотно, еще до того, как его коснулась ее кисть, уже было продано, хотя имя ее и не знали на Мэдисон авеню, где картины модных художников оценивались в баснословных цифрах; у нее не было ни одной персональной выставки, да она только бы рассмеялась, если бы ей это предложили, искренне полагая, что этот пошлый и претенциозный мир населен всякого рода мошенниками, прохвостами и позерами, каждый из которых, если внимательно к нему приглядеться, типичный голый король.

Роз было четыре года, когда Хелен Уикершам сделалась ее гувернанткой. Девочка сразу же привязалась к прямодушной, острой на язык женщине, которой после восьми лет преподавательской деятельности в привилегированных женских школах надоело возжаться с целым сонмом капризных девиц. Взять ее в качестве гувернантки посоветовала Ливи ее сестра Корделия.

– Глупостей она не потерпит, но в то же время человек она добрый. И главное, умный! В «Вассаре» она вела сразу два предмета – искусство и литературу. Прекрасно разбирается в детской психологии, а мне кажется, Розалинде нужна не только твердая рука, но и такой человек, которого она бы уважала и который в полной мере мог бы удовлетворить ее тягу к знаниям.

Уважение к этой женщине вскоре переросло у Роз в искреннюю привязанность. Викки, как стала называть ее Роз, сделалась ее наставником, советником и самым близким другом. С ее помощью пытливый ум девочки обрел остро-критическую направленность, подвергавшую сомнению всех и вся. Она не принимала на веру никакие утверждения, особенно те, которые исходили от людей, известных высокими академическими званиями и титулами. Самое же главное, она научила ее здраво и трезво относиться ко всему, что ее окружало.

Ты всю меня привязала к себе, с искренней нежностью, улыбаясь самой себе, думала Роз, подъезжая к Кейп-Коду и сворачивая на шоссе 6А, когда-то носившее гордое название Кингз Хайуэй, украшенное бегущими по его сторонам садами, красивыми церквушками и поселками с букинистическими магазинами, антикварными лавками и очень неплохими ресторанами. Еще эта местность славилась своими болотами, богатыми клюквой... Как там поется в песне? «Ты сделала меня такой, какой я стала...», подумала Роз. Без каких бы то ни было душевных колебаний покинув Саутгемптон, чем ближе продвигалась она к Провинстауну, тем становилась нетерпеливее, загораясь ожиданием, несмотря на то что до Дня труда[16] было еще относительно далеко и купальный сезон в Кейп-Коде был в самом разгаре. Ей больше нравились там осень или зима, когда повсюду пестрели объявления «Закрыто до следующего сезона», дули пронзительные ветры, океан обретал серые тона и на многие мили вокруг в дюнах не встретишь ни единой живой души. Но все равно достаточно было уже того, что она здесь. Она остановилась в Орлеане и оттуда позвонила Викки, чтобы сообщить, что она уже в нескольких минутах езды от нее.

Наконец, заглушив мотор на усыпанном песком шоссе высоко над дюнами, на веранде покрытого серой кровельной дранкой дома она тотчас заметила знакомую фигуру на фоне множества горшков с зелеными побегами и яркими цветами.

Роз приветственно помахала ей рукой и побежала вниз по песчаному откосу. Викки сошла со ступенек веранды, и они встретились прямо перед домом, крепко обнялись, затем, отстранясь, долго, внимательно и изучающе оглядели друг друга и снова крепко обнялись.

– На первое у меня похлебка из гребешков, – объявила Викки, – на второе жареный омар с салатом, а заедать все это будем хлебом на квасцах, который я только час тому назад вынула из печи.

Большой подвижный рот ее улыбался, обнажая блестящие крепкие белые зубы.

– Если тебе когда-нибудь надоест малевать морские пейзажи, ты можешь сколотить себе неплохое состояние, заделавшись поваром. Повторяю свое предложение: как только ты пожелаешь открыть свой ресторан, я готова вложить в него свои деньги, – заверила ее Роз.

– Не пойдет, но, если у тебя на стенах еще зияют пустоты, могу заполнить их новыми пейзажами.

Викки распахнула легкую раздвижную дверь и на Роз пахнуло знакомым запахом, от которого отрадно сомлело сердце. Смежив веки, она с удовольствием вдыхала ароматы масляных красок, льняного масла, трав, специй и вкуснейшей пищи.

– Ой... до чего же здорово снова быть здесь, – удовлетворенно вздохнула она.

– Иди, забрось к себе вещи, а потом мигом спускайся вниз и объясни, что заставило тебя так спешно прискакать ко мне?

Окна комнаты Роз выходили на океан, и шум его был последним, что она слышала, засыпая, и первым – просыпаясь по утрам. И еще по ночам океан чуть светился, отражая огни Кейп-Кода. Медная ее кровать была покрыта белым, белее горного снега, простеганным концентрическими кругами покрывалом; занавеси на широких двустворчатых, до пола, окнах тоже были белыми, и солнечный свет, проходя сквозь них, как через фильтр, приобретал яркость раскаленного нимба вокруг головы святого. Полированная поверхность обработанного наждачной бумагой пола атласно поблескивала, половики, еще одно из достижений Викки, были сшиты из разных тряпичных лоскутов самых ярких расцветок, на умывальнике примостился кувшин из слоистого стекла, в нем стоял букет из маков, васильков и маргариток; на столе у изголовья кровати высилась горка книжек в бумажных переплетах.

Роз быстро умыла лицо и руки, расчесала волосы и спустилась вниз, где Викки уже разливала похлебку в большие фаянсовые чашки.

– Умираю, так хочу есть, – радостно сообщила она Викки. – Я всего лишь раз остановилась, чтобы перехватить чашечку кофе с булочкой где-то часов в восемь утра, и с тех пор мой желудок решил, что мне уже перерезали горло.

– В котором же часу ты выехала?

– На рассвете.

– А почему вдруг такая спешка?

– Давай я сначала съем похлебку, а потом все расскажу по порядку. – Роз, полностью отдавшись еде, молча и быстро, смакуя каждую ложку, опустошила одну чашку жирной похлебки, в которой густо плавали гребешки. Когда принялась за вторую, кратко поведала своей слушательнице о происках отчима. – Это была последняя капля. Я знала, что он волочится за каждой юбкой, но какое это имеет отношение ко мне? Я-то ему зачем далась? Сколько помню, между нами никогда не было особой привязанности.

– Ты знаешь его гораздо лучше, чем я.

– Это потому, что ты не успела узнать его поближе. – Ливи пробыла только несколько месяцев в качестве леди Банкрофт, когда было принято решение отправить Роз в школу. – Билли достаточно было только раз взглянуть на тебя, чтобы понять, кто ты. Будь ты хоть немного поуступчивей, ты могла бы остаться, а я могла бы быть с тобой, но уступчивой, дорогая Викки, ты не была никогда.

– Чья бы корова мычала... – сухо отрезала бывшая гувернантка.

Роз удовлетворенно промокнула губы салфеткой.

– Как всегда, высшего качества. А теперь отведаем омара.

И это блюдо было полностью уничтожено, каждая скорлупка скрупулезно обсосана. Та же участь постигла квасцовый хлеб и подслащенное масло, в которое Роз обмакивала его. На десерт они съели запеченную в пироге под густым слоем мороженого собранную в прошлом году клюкву.

– Вот это да... – отдуваясь, сказала Роз. – Можно, я отрыгну, как хрюшка, которой, в сущности, я и являюсь?

Кофе они пили на веранде, Викки сидела в своем кресле-качалке, Роз – в подвешенном в виде качелей шезлонге.

– Значит, твои планы никак не изменились? – спросила Викки.

16

День труда в США отмечается в первый понедельник сентября.