Лучший друг девушки - Кауи Вера - Страница 77

Дэвид обернулся.

– Да, – сказал он. – Это мне очень хорошо известно.

– На сколько дней ты приехал? – превозмогая себя, спросила Ливи.

– Только на уик-энд.

– Как там дела у нас в Кембридже?

– «У нас в Кембридже», мама? – передразнил он ее. – После двадцати с лишним лет ты стала даже больше англичанкой, чем сами англичане. Даже в твоем языке уже нет ничего американского.

– Но тем не менее, я – американка. Там я родилась и надеюсь там и быть похороненной.

Дэвид беззвучно присвистнул.

– А папе ты тоже сказала об этом?

– Да. И записала это в своем завещании. – Ливи взяла его за руку. Ее рука теперь больше напоминала клешню рака. – Присмотри за тем, чтобы мое завещание было исполнено, хорошо, Дэвид? Я хочу быть похороненной рядом с Джонни. Розалинда – доверенное лицо со стороны Рэндольфов и обладает всеми полномочиями для принятия решения, и ей я сказала то же самое. Положите меня рядом с Джонни. Он был лучшей частью моей жизни до того, как... не дай своему отцу помешать этому, что бы ни случилось... обещай мне, что исполнишь мою просьбу – обещай! – В ее настойчивости было что-то демоническое.

– Обещаю, – успокоил ее Дэвид. Ливи вздохнула с облегчением.

– Ты хороший мальчик, – пролепетала она. Морщины на ее лице разгладились, она улыбнулась. И так, все еще улыбаясь, забылась сном.

Когда Дэвид спускался вниз, открылась парадная дверь.

– Привет! – удивленно сказала Роз. – А тебя сюда каким ветром занесло?

– Завернул по пути. Меня очень беспокоит состояние мамы.

– Ты видел ее?

– Да. От нее уже почти ничего не осталось. Как у нее дела – только честно?

– Она умирает, – жестко сказала Роз. – Медленно, но верно.

– Она заставила меня дать ей обещание, что сделаю все, чтобы ее похоронили рядом с твоим отцом.

– И ты обещал?

– Конечно. Но должен сразу тебе заметить, что мой отец этого ни за что не позволит! В противном случае ему будет нанесено самое страшное оскорбление.

– Ты думаешь, она сама не понимает этого?

Как всегда, Роз бросала ему вызов, но Дэвиду необходимо было сохранить себя невредимым для предстоящей беседы с отцом, поэтому он только вздохнул и сказал:

– Во всем виновата ее болезнь, конечно. Когда люди умирают, Бог знает, каких странных вещей они могут наговорить. Ей прекрасно известно, что еще много лет тому назад отец заказал специальный мавзолей для Банкрофтов, и, сколько помнится, она даже сама участвовала в его проектировании.

– И тем не менее, она ни за что не желает сделаться первой его обитательницей.

– Да что с тобой толковать, ты всегда его ненавидела, – сказал Дэвид, будто все заключалось именно в этом. – Но как бы там ни было, тебе предстоит еще та разборка.

– Только в том случае, если ты не сдержишь своего обещания.

Его глаза расширились, словно от незаслуженной обиды.

– А мне ничего другого не оставалось, как согласиться с ней: она так настойчиво требовала этого. Но обещание, данное больному, – это ведь то же самое, что обещание, данное умирающему.

– В данном случае, это одно и то же.

– И потому не вижу смысла выполнять их.

– Сказано истинным Банкрофтом.

– Спасибо, – лучезарно улыбаясь, расшаркался Дэвид. – Кстати, это правда, что ты доверенное лицо со стороны Рэндольфов?

– Правда.

– О фонде Рэндольфов я узнал, когда был в Штатах. У меня не возникло ощущения, что он такой уж большой и влиятельный. – Улыбка его жалила, как оса. – Во всяком случае, не такой большой и влиятельный, как мой драгоценный папочка. – Он с сожалением посмотрел на свою единоутробную сестру. – Когда дело дойдет до грызни, и ты, и я прекрасно знаем, кто у кого окажется в пасти...

Но улыбка его, едва он переступил порог библиотеки и, закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной, мгновенно исчезла с его лица. Быстро подойдя к графину, стоявшему на столике у окна, он налил в стакан изрядную порцию виски и залпом проглотил ее. Затем глянул на часы. Без десяти час. Записка отца гласила, чтобы он был в библиотеке ровно в час дня. Оставалось еще десять минут. Он глянул на себя в зеркало, висевшее когда-то в спальне Наполеона. Чертова сыпь! Оставалась единственная надежда, что отец не сможет точно определить ее истинную причину. Придется, конечно, блефовать, а в будущем вести себя более осмотрительно. Именно потому, что терять ему уже было нечего, он немного переусердствовал: решил про себя, раз уж вляпался, то хрен с ним, так тому и быть! Естественно, кое-что просочилось наружу, и ее Величество Сплетня тотчас подняла острые свои ушки. Тут уж никак не убережешься. Но и Дэвид был не таков, чтобы все пустить на самотек. Недаром он был истинным сыном своего отца. И у него уже давно была припасена своя версия «чистой правды». Пока ехал по М11 навстречу очной ставке со своим отцом, он вызубрил ее на зубок и отлично отрепетировал.

А теперь у него про запас появилась и еще одна козырная новость. Отца следовало предупредить об оскорблении, которое замышляет нанести ему собственная жена. Надо же, улыбаясь про себя, думал Дэвид, мамочка вдруг обрела зубки. Но в данный момент его больше волновали клыки отца, чем недавно прорезавшиеся зубки матери. Необходимо было во что бы то ни стало сохранить к себе доброе его отношение, и, чтобы добиться этого, он был готов на любую подлость. Главное, чтобы Билли услышал то, что хотел услышать, тогда, считай, дело в шляпе. А занимаясь в течение многих лет именно этим, Дэвид был уверен, что и сейчас сумеет добиться своего.

Нужно только направить его гнев и вопросы, на которые Дэвид и не думал давать ответы, в другую сторону. Эта маленькая пикантная новостишка отправит папулю бушевать на длинную ухабистую и запутанную боковую дорогу. И к тому времени, как он вновь выедет на главную магистраль, проступки сына обретут ореол эдаких невинных проказ. И таковыми они и запечатлятся в сознании отца. Потому что, помимо прочего, Дэвид вновь перебрал свой кредит в банке.

Когда Роз зашла, чтобы пожелать матери спокойной ночи, Диана и Брукс все еще находились в спальне Ливи, лежавшей не в постели, а в шезлонге.

– Милая, как ты прекрасно выглядишь... – встретила Ливи свою старшую дочь с радостным облегчением. Даже сейчас, зная об искреннем стремлении Дианы угодить ей, десять минут общения со своей младшей дочерью уничтожающе действовали ей на нервы. Роз же совершенно не раздражала ее; ее присутствие одновременно и успокаивало, и стимулировало ее, так как Роз инстинктивно чувствовала, чего хотела, а чего не хотела измученная болезнью мать, невесомо ступая там, где Диана проходила, как слон.

Когда Роз сказала матери, что журналист, которого опасается Билли, предложил ей отобедать с ним, Ливи внутренним чутьем угадала, что именно смущает дочь.

– По-моему, ты должна с ним пойти, милая. Ведь не ты же с ним конфликтуешь; господин Росс просто честно выполняет свою работу.

– Хотелось бы надеяться, что приглашает он меня не ради того, чтобы взять интервью.

– Естественно. Бога ради, Роз, не смотри на это глазами Билли: ты не привечаешь его заклятого врага, у тебя свои заботы. Кстати, каков он из себя?

– Высокий, черноволосый, смуглый, не очень красивый, но чертовски привлекательный. Его без грима можно приглашать на роль Мефистофеля.

– Тогда надень что-нибудь красное. Это ведь цвет дьявола, не так ли?

Увидев дочь перед выходом, Ливи одобрила ее наряд.

– Темно-красный цвет тебе очень к лицу, как когда-то был к лицу мне. У нас с тобой именно та кожа, на которой красное хорошо смотрится.

Малинового цвета сатиновый костюм на Роз был от Валентино – ее любимого кутюрье; приталенный короткий жакет надевался поверх черной шелковой кофточки с завязками из шнурков, прямая юбка была по-модному короткой – не так, что едва прикрывала ягодицы, но все же достаточно короткой, чтобы видны были во всей красе ее длинные ноги в черных «паутинках» и обычных черных туфлях-лодочках. В ушах у нее красовались гроздья черного янтаря в тон пуговицам жакета. Маленькую дамскую сумочку из черного сатина, окаймленную черным янтарем, дала ей Ливи.