Фаэты(без ил.) - Казанцев Александр Петрович - Страница 104

Был один только человек, если его можно назвать человеком, который подозревал истину и всей душой сочувствовал Далю.

Это был марсианин Инко Тихий, все свои пятьдесят лет жизни на Земле отдавший обмену достижениями культуры Земли и Марса.

Даль был сухоньким подвижным старичком с желтоватой сединой, обветренной кожей лица и беспокойными карими, невыцветающими глазами. Неуемный его нрав знали все, кто с ним работал. Он никому не давал покоя, обо всем заботился, все проверял, во все вникал, не ходил, а бегал, не отдыхал, а переключался на другую работу, не спал, а дремал, чтобы сразу вскочить. Надобность в нем была у всех и всегда.

Величайшим наслаждением для него было видеть, как у ледяного порога (лед с материка снимался слоями) подъемный кран несчетный раз спускал на ажурной стреле металлическую форму будущего ледяного снаряда. Электрический ток нагревал ее и протаивал щель между будущим снарядом и монолитом льда; в нижнюю часть вырезанной так ледяной ракеты тем временем устанавливали реактивный двигатель и баки с горючим. По мысли Даля, все это делалось изо льда, лишь дюзы покрывались тугоплавким веществом. Предусмотренные Далем огромные ускорения разгона позволяли достигнуть нужной космической скорости так быстро, что ни ледяные дюзы, ни примыкающие к ним части корабля не успевали оплавиться, не считая внешней оболочки снаряда, соприкасающейся с воздухом. И оплавленные лишь снаружи, корабли летели в холодном космосе по расчетной трассе, автоматически корректируемые в пути.

Даль так и не отвык по-детски радоваться, когда от ледяной стены, стелясь по снегу, к нему рвалось темное облако газов. Вспыхивало пламя и, превратившись в огненный столб, поднимало на себе ледяную башню. Словно в раздумье постояв на месте, она молниеносно скрывалась в небе, оставляя после себя струи дыма и пара.

Взрыв ледяного снаряда в воздухе (до выхода его в космос) Даль увидел своими глазами и рассердился пока неизвестно на кого. Никакой тревоги он не почувствовал, отлично зная, что вероятность несчастья с ожидавшимися гостями от падения строптивого снаряда исчезающе мала. К домику на салазках он пошел, чтобы устроить разгром своим помощникам, ознакомиться со всеми контрольными замерами взорвавшегося двигателя и записью его работы. В этом же домике на полозьях была и приготовленная гостям комната. Даль уступил им ее, перебравшись в свою рабочую конурку, рядом с радиорубкой.

Испуганный радист, не накинув даже на себя шубы, выскочил на мороз, ожидая Даля Александровича.

— Она плачет! — вместе с облачком пара выдохнул он.

Даль бросился в радиорубку и стал слушать никому, кроме него одного, не понятные слова.

Потом Даль Александрович действовал с присущей ему быстротой. Разгромив своих помощников, отдавая краткие и точные распоряжения, он снарядил спасательный отряд вездеходов.

— Пешком ведь пойдет. Можно догадаться. Нас-то не слышит, — озабоченно говорил он.

Отряд вездеходов с радиолокаторами, способными обнаружить любой предмет среди снегов, помчался навстречу не дошедшему до цели вездеходу с марсианами.

—

Придя в себя, Эра увидела склонившегося над собой старичка с бело-желтыми волосами и живыми темными глазами. Большая его голова сидела на такой короткой шее, что казалась чуть ли не вдавленной в плечи. Он заговорил с нею на языке древних мариан.

— Даль? — отозвалась слабым голосом Эра. Ведь это мог быть только он! — Здравствуй. Где Инко?

— Он рядом с тобой, но…

— Он плох? Говори прямо. Я врач. Переливание крови?

— Так считают наши врачи, но…

— Кровь мариан отличается от крови людей? Знаю. Так не теряйте времени. Я отдаю свою кровь.

— Подойдет ли она Инко? Мы еще не установили.

— В горький день нашей прежней жизни красавица дикарка отравила меня соком гаямачи. Из ревности, о которой я тогда впервые услышала на Земле. Инко дал мне в тот день свою кровь. Она и сейчас течет в моих жилах, и я отдам ее ему обратно.

— Мы на это рассчитывали. Для операции все готово. Видно, не напрасно наш лагерь называется «База переливания крови».

—

Инко Тихий, оправившийся от ран, сидел у постели Эры и вглядывался в ее лицо. Она спала, словно в саркофаге-биованне. Но лицо ее было иным, чем в «Хранилище Жизни». Инко старался утешить себя — ведь потрясения не могли пройти бесследно. Эра открыла глаза, увидела Инко и улыбнулась. Улыбка сразу омолодила ее.

Инко облегченно вздохнул. Конечно, ему это только показалось! Ведь не замечает же ничего Даль. Напротив, он даже сказал, что вид Эры, совсем прежней, волшебно молодит и его, Инко…

Глава третья. МОРЕ СМЕРТИ

Космический корабль, в котором мы с Эрой летим, «МАРЗЕМ-119» («Марс-Земля, сто девятнадцатый») идет на посадку, и нет сил сдержать сердцебиение, которое начинается у меня всякий раз при посещении родной планеты. Что же ощущает тогда моя Эра, сидящая рядом?

В иллюминаторах мелькают огненные полосы — знак торможения в новой марсианской атмосфере. Внизу беспредельным океаном расстилается зеленая равнина с голубыми кружками озер, в которых на миг отражается маленькое наше солнце, и тогда они вспыхивают рассыпанными внизу зеркальцами.

— Горы! Наши горы! — взволнованно узнает Эра.

— Да, родная, знакомые места, — отзываюсь я и с улыбкой добавляю: — А пустыни больше нет. Эра жадно смотрит в круглое окно.

После посадки видно, что привезенные с Земли деревья и кустарники всюду привились в углекислой атмосфере и благодаря ей и половинной тяжести вымахали вдвое по сравнению с земными сородичами.

— Какие исполины! — любуется ими Эра. Я помогаю ей надеть маску и заплечные баллоны, как аквалангистке. Земные космонавты радушно провожают нас до шлюза корабля. Итак, мы дома! Но…

Мы идем друг за другом по пояс в траве. Озеро вблизи — зеленоватое, местами прикрытое туманом. Оно выглядит как зацветший пруд благодаря водорослям хлореллы, которые вместе с новыми лесами и травами трудятся сейчас по всей планете, насыщая ее атмосферу живительным кислородом. Так хотелось бы снять маски, вдохнуть его, но пока еще рано…

— Здесь был кратер войны распада Деймо и Фобо, — напоминаю я.

— Значит, перед нами скала шлюзов Города Долга, — догадывается Эра. — У меня кружится голова. Не пугайся. Не только кружится, но и полна света и радости. Мы возвращаемся в родной дом, а он перенесся на планету щедрую и цветущую, о которой мы мечтали. — И она счастливо смеется.

Ее смех вспугивает стайку птах, первых обитателей преображенной планеты, не боящихся излишков углекислоты. Они вспорхнули и с звенящим шелестом полетели над приозерной дымкой тумана.

Нам обоим хочется сесть и смотреть в озеро, на отражение ближних березок, полюбившихся нам еще на Земле. Но извилистая тропка зовет нас дальше.

Темный утес, к которому мы идем, отражается в воде и кажется подводным. Над ним небо, уже не марсианское фиолетовое, а синее, земное!

… За шлюзами нас приветливо встречают обитатели древнего Мара. Далекие потомки наших собратьев. Они кажутся Эре робкими, застенчивыми, болезненными. Это, конечно, после привычного облика бодрых, сильных, энергичных людей. Итак, мы в родном Городе Долга.

Как неизменно все здесь — те же затхлые галереи, угрюмые пещеры, — и вместе с тем как все переменилось!

Уже после нашего ухода в холодный сон глубоко в недрах планеты обнаружили глобальные запасы аммиака, прежде насыщавшего атмосферу первозданного Марса, который в этом отношении был похож на остальные планеты Солнечной системы. В небольших количествах аммиак встречался в недрах и прежде. Еще наши далекие предки, последние фаэты, получали из него азот для своих первых глубинных городов.

Однако Море Смерти, пронизывающее поры планеты, плотность которой, как известно, меньше земной, собрало в себя все запасы аммиака, составлявшего ранее атмосферу. Оказавшись в силу какого-то катаклизма под поверхностью, аммиак уже не способствовал созданию азотной атмосферы, как на Земле или на Фаэне.