Господин двух царств - Тарр Джудит - Страница 31

Мериамон закрыла глаза. Ну конечно, сумасшедший. Одержимый. Заговорила Таис:

– Здесь-то все просто. Но воды вокруг острова глубокие, а тирцы не будут смирно сидеть, дожидаясь его.

– Он сделает это, – ответил ей Клеомен, который обожал царя давно и поклонялся ему даже больше, чем Мериамон. – Он привел людей с гор, они нарубили деревьев, и люди растаскивают Старый Тир по камешку – а они огромные, должно быть, их клали великаны. Ты можешь уже увидеть, каким будет мост, с самого начала стройки.

– Покажи мне.

Сначала Мериамон подумала, что никто ее не услышал. Потом Клеомен спросил:

– Что?

– Покажи мне, что он сделал, – повторила Мериамон. – Возьми меня посмотреть мост.

– Может быть, через несколько дней, – ответил Клеомен, – когда ты немного окрепнешь.

– Сейчас, – сказала Мериамон.

Она добилась своего. Клеомен был сам не рад, но обожание приносит и такие плоды. Таис пожала плечами, Филинна пыталась возражать, но бесполезно. Нико ничего не сказал. Он свирепо смотрел на Клеомена, и, хуже всего, тому пришлось нести Мериамон. Рука Нико была еще недостаточно сильна для этого, если вообще когда-нибудь будет таковой.

Они составили великолепную процессию: во главе шла Сехмет, гордо подняв голову и хвост, остальные следовали за ней. Мериамон завернули, словно мумию, так же плотно и почти так же туго. Один из слуг нес балдахин от солнца, что Мериамон совсем не нравилось – она хотела, жаждала тепла на своем лице, света в глазах, хотя они горели и слезились от его силы.

Нико это понял. Он отстранил слугу с балдахином и, ни слова не говоря, занял его место. Мериамон была рада ему. В ее возвращении в жизнь он был надежным якорем, даже с таким мрачным лицом.

Ветер был холодный, но он был свеж, поскольку они пришли к морю. Мериамон жадно вдыхала его, словно стараясь напиться. Она почувствовала себя сильнее, почти так, чтобы встать и пойти. Может быть, когда они доберутся до моста, она попробует.

Пока она была больна, лагерь передвинулся южнее, к Старому Тиру, расположившись между городом и берегом напротив острова. Клеомену пришлось нести ее дольше, чем она ожидала, но он справился. Он вспотел, несмотря на холод, и тяжело дышал, когда они шли на звуки молотков, пил и бой барабанов у царского моста. Люди кричали, некоторые пели, и слышалось на удивление много смеха.

Это был Александр. Он был в самой гуще, участвуя везде, где нужно было приложить руки. Казалось, что он одновременно повсюду. То далеко внизу на дороге, подгоняя упряжку мулов, тащивших еще один срубленный гигантский кедр, то на берегу с группой механиков, чертя палочкой на гладком песке, то на самой дамбе, карабкаясь через камни и стволы к самому концу, где вода лизала ему ноги. Было выстроено уже несколько сот метров в длину и в ширину почти столько же – толстый палец, указывающий на Тир.

Всюду, где появлялся Александр, люди улыбались шире, двигались быстрее, работали энергичнее. Он согревал их, как костер, просто тем, что был с ними.

Клеомен осторожно усадил Мериамон на песок, в стороне от людей, но достаточно близко, чтобы видеть, что они делают, а сам плюхнулся рядом, стараясь отдышаться. Остальные, немного постояв, направились к мосту. Кроме Нико. Он стоял на страже с копьем в руке. Сехмет несколько портила картину, усевшись на его плече.

Мериамон наблюдала, как люди Александра строят мост Александра. Сделана уже такая огромная работа – и такой малый результат, а город молча ждет за высокими стенами, надменный и неприступный. Они будут сражаться, когда придет время. Корабли входили и выходили из гаваней: из Сидона – к северу от мола, из Египта – к югу. Они везли продовольствие осажденным. Моряки насмехались над людьми на берегу, смеялись и дразнили и несколько раз даже мочились в их сторону.

– Мы помочимся на вас! – кричали они на плохом греческом. – Приходите под стены и увидите. Прямо на вас, прямо в глаз вашему царишке!

– Поспорим? – Это был голос Александра, высокий, резкий, и ошибиться было невозможно: он смеялся.

– Давай, – закричал в ответ один из моряков. – На что?

– На твою шкуру, – отвечал Александр. – И в придачу на твой город.

Из-за заносчивости капитана корабль слишком приблизился к берегу и почти вылетел на песок. Морякам пришлось вытаскивать его на глубокую воду, а македонцы издевались над ними. Никто и не подумал выстрелить из лука или бросить копье.

«Еще не время, – подумала Мериамон. – Но скоро они вспомнят. Когда польется кровь».

Она очень устала, но ей не хотелось спать. Она лежала в своем песчаном гнезде. Сехмет гонялась за стайкой морских птиц – кошка песочного цвета на песчаном берегу.

Мериамон на мгновение закрыла глаза. Когда открыла их вновь, над ней стоял Александр, обветренный, загорелый и вспотевший. Он чуть ли не дымился. От него пахло морем и солью. У него был такой вид, как будто он хотел схватить ее и сжать в объятиях, или, наоборот, вытрясти из нее душу за то, что она слишком рано позволила себе слишком много.

Его сила была для нее слишком велика. Он словно пригвоздил ее там, где она лежала.

Он плюхнулся на песок рядом с ней, улыбаясь, как мальчишка, и хмурясь одновременно.

– Тебе нельзя быть здесь.

– Можно, – возразила она. Улыбка на его лице одержала победу.

– Конечно, ты должна была так поступить. Я бы сделал точно так же. Я поступал так, когда больной купался в Кидносе. Филиппос был вне себя.

– Я не боюсь Филиппоса.

– И я не боялся, – сказал Александр, – хотя должен был бы. Раньше я часто болел. Но потом стал сильнее. – Он внимательно рассматривал ее. – Ты выглядишь заметно лучше.

Мериамон засмеялась. Слабо, но с искренним весельем.

– Я выгляжу, как подкрадывающаяся смерть. Но это ничего. Я никогда особо не переживала из-за своего вида.

– Не говори так, – возразил Александр.

– Почему? Это же правда.

– Никогда не понимал излишней скромности, – сказал Александр и растянулся, опираясь на локоть. Он отдыхал, но видел все, что происходило там, где были люди. Глаза его никогда не отдыхали, так же, как и его ум.

– Ты приходил, когда я болела, – сказала она.

– Раз или два, – ответил он. – Ты заставила нас поволноваться.

Она не обратила внимания на эти слова.

– Ты был на свету. Я не знала, что это ты – и все же я знала. Понимаешь ли ты, сколько в тебе силы?

Она не имела в виду тело. Его глаза чуть сузились, брови сошлись.

– Я молился, – сказал он. – Я принес жертвы. Я решил, что твой Имхотеп не станет возражать, если я назову его Асклепием.

– Или Эшмуном? – спросила она. Александр пожал слегка плечами.

– Я посылал в храм в Сидоне. Жрецы сказали, что против болезни у тебя есть твои боги и твоя сила.

– Есть, – согласилась Мериамон и перевела взгляд с Александра на начатые им работы. – Ты, кажется, забыл про них.

– Нет, – ответил Александр.

– Разве?

Он был спокоен, голос звучал мягко. Не так, как во время разговора с послами из Тира. Но это был голос человека, с которым кто-либо мог спорить.

– Когда я спал ночью, накануне нашего прихода в Тир, я видел сон. Ко мне явился человек. Очень большой, но не такой большой, как я мог бы ожидать. У него была палица и одет он был в львиную шкуру. Конечно, я знал его имя.

«Геракл, – сказал я, – ты мне снишься или это знамение?»

«Если ты знаешь мое имя, ты знаешь и остальное», – отвечал он.

– Это меня рассмешило, – продолжал Александр. – Это было невежливо, но он тоже смеялся вместе со мной.

«Ты знаешь, что тебе надо делать, – сказал он. – Этот город твой; я объявляю тебя моим наследником».

«Даже если мне придется взять его силой?» – спросил я.

«Даже тогда», – подтвердил он.

Александр умолк. Мериамон ничего не говорила.

– Видишь, – сказал Александр, – я тоже вижу сны, вещие сны. Вот что я должен сделать. Когда я это сделаю, я пойду в Египет.

Мериамон могла бы поспорить и с богом, если бы посчитала это нужным.