Господин двух царств - Тарр Джудит - Страница 55

У персов она видела вещи и похуже. Они были исключительно жестоки; человеческая жизнь значила для них очень мало, особенно жизнь чужеземца.

– Это должно послужить уроком, – сказал Нико. – Тира было недостаточно. Газа должна положить конец всему этому сопротивлению, обороне. Они должны понять, что Александра не остановить.

Мериамон пошла прочь. Нико последовал за ней. Он чувствовала его, как прикосновение руки к спине, но она игнорировала его. Александр ушел, когда Батис перестал кричать. Возничий еще некоторое время протащил тело, чтобы убедиться, что оно мертвое. Похоже, сомневаться было не в чем. То, что тащилось за колесницей, поднимая облака пыли, больше не походило на человека.

Она не думала о Батисе. Возмущалась – но как-то отстраненно. Удивляться было нечему. Александр был сыном Филиппа, а Филипп был не склонен к жалости. Матерью Александра была Миртала, которой дали имя Олимпия. Дикий баран и змея. Земная глубь и пылающий огонь. Воин и волшебница. Олимпия владела дикой магией, совсем не похожей на величественную силу страны Кемет. Хаос был ее стихией, а кровь – ее таинством.

Александр, который мечтал о подвигах Геракла, который затевал осады, на которые не решился бы ни один здравомыслящий человек, который брал города, до сих пор остававшиеся неприступными, – такой Александр кротостью не отличался. В нем был лев – Сехмет, богиня-разрушительница.

Мериамон медленно шла по взрытой окровавленной земле. Сейчас здесь было тихо. По-настоящему, полностью. Тьма ушла. Александр вобрал всю ее в себя, превратив в пламень.

Она нашла его далеко в городе, сидящим на поваленной колонне. На коленях он держал ребенка. Ребенок был слабенький, исхудавший, но он улыбался человеку со светлыми волосами и играл с чем-то блестящим – с застежкой его плаща.

– Очистите город, – сказал он человеку, ожидавшему рядом, – и соберите пленников. Мы отправим их на кораблях в Тир.

– А что делать с ним? – спросил тот, указав подбородком на ребенка.

– Я оставлю его, – ответил царь. – У царицы Сизигамбис недавно умер от лихорадки маленький слуга. Я прикажу хорошенько отмыть этого и подарю ей. Может быть, еще и девочку. Поищи подходящую ему в пару.

– Но… – начал кто-то.

Александр не слушал. Он похлопал ребенка по щечке, улыбнулся ему и сказал:

– Ты будешь служить царице. Она великая царица, величайшая из цариц. Тебе очень повезло.

«Наверное, так», – подумала Мериамон. Александру безразлично, что мужчина совершенно не может прислуживать персидской даме. Но ребенок по крайней мере останется жив и попадет в хорошие руки; остальные жители Газы не могут рассчитывать на это.

Мериамон ничего не сказала царю, хотя его взгляд приглашал ее к разговору. Она должна была быть рядом с ним. Видеть его изнутри и снаружи. Тьма ушла, зло сгорело. Богиня Сехмет, богиня с головой львицы, могла быть и гневной, и спокойной. Дионис был богом вина и смеха. Богом.

Александр вернулся в свой шатер, когда солнце давно уже село, когда город затих и мертвые были похоронены, раненые и умирающие вверены заботам врачей, а армия накормлена, согрета вином и, победоносная, отправлена спать. Александр шел один, как делали немногие.

Его ждали. Не слуга, но достаточно привычный к такой работе, в свое время, и не так уж давно, немало ее выполнявший. Он ничего не сказал. Ему никогда не нужно было этого. Он просто наполнил чашу и протянул ее.

Александр опустился на стул, взял чашу и отхлебнул изрядно разбавленного вина. Не знавшая отдыха энергия все еще бурлила и искрилась в нем, как летние зарницы в небе над Пеллой, столицей Македонии. Но чувствовалось, что эта энергия готова уже иссякнуть.

Гефестион снял с него хитон. Повязка на плече была влажная, пропитанная не только потом, но и кровью. Гефестион нахмурился.

– Позвать Филиппоса? – спросил он. – Или египтянку?

– Нет. – Голос Александра прозвучал спокойно, без резкости, но споры исключались.

Гефестион, ничего не боясь, все равно стал бы спорить, если бы можно было чего-то добиться. Он пожал плечами и принялся разматывать бинты с опухшего плеча. Рана, насколько он мог понять, выглядела не хуже, чем раньше. Она заживала, кажется. Наконец-то. Что же до распухшего бедра с огромным кровоподтеком…

– Вот что ты с собой делаешь, – сказал он укоризненно.

Александр ничего не ответил. Губы его были плотно сжаты. Он не сдавался боли, как не сдался бы ничему другому – ни человеку, ни богу, ни силам природы.

– В один прекрасный день ты погибнешь из-за своего упрямства, – сказал Гефестион. Он говорил так, не глядя на царя, достал чистые бинты из ящика у кровати, принес вату и кувшин с бальзамом, который сделала египтянка, странная маленькая женщина, умная, владеющая многими искусствами и знаниями. Гефестион занялся перевязкой.

– Значит, – сказал Александр, когда он уже почти закончил, – ты тоже считаешь, что я глупец.

– Не глупец, – возразил Гефестион.

– Ну безумец.

– И не безумец.

Александр дернулся. Гефестион нахмурился. Александр остался сидеть смирно, но не дольше, чем нужно было, чтобы закончить перевязку. Он тут же вскочил и заходил взад-вперед.

Гефестион сидел на корточках и наблюдал. Было какое-то странное успокоение в том, чтобы делать то, что он делал, – неужели уже целых десять лет? Сохранять неподвижность, когда Александр метался. Сохранять спокойствие, просто присутствовать.

Александр остановился и резко повернулся. Замечательное движение – грациозное, стремительное, совершенно непринужденное, несмотря на перевязанное плечо, на поврежденное распухшее бедро.

– Я вынужден был так поступить, – сказал он. Гефестион ждал.

Александр заговорил быстро и напряженно:

– Я должен был дать урок. Такое неповиновение… такое сопротивление… я должен был их подавить.

Говорят, что я потерял себя, что зашел слишком далеко.

– Это так?

Александр засмеялся, но сдавленно.

– Знаешь, я был уверен, что ты скажешь именно так. После Фив ты ничего не говорил.

– Тогда было нечего сказать.

– В Фивах было хуже. Здесь сопротивлялись персы. Война была необходима. Там была Греция, и я разрушил Фивы.

– Тогда я сам был достаточно зол, – сказал Гефестион.

– А теперь?

– Ты сделал то, что должен был сделать.

– А что сделал бы ты?

– Убил его.

Как просто. Абсолютно. Александр подскочил, склонился над Гефестионом, погрузит пальцы в его волосы. Не ласково, но и не грубо. Гефестион позволил отклонить себе голову назад, взглянул в яростные бесцветные глаза.

– Убил бы его сначала? – спросил Александр.

– Убил бы, – ответил Гефестион. – Медленно.

– Разве было недостаточно медленно?

Гефестион тактично помолчал.

– Было… убедительно.

– Слишком далеко зашло. – Александр отпустил Гефестиона, рухнул на постель. – О боги! – воскликнул он. – Как же он кричал!

Гефестион встал. Александр лежал на спине, открыв глаза. Лицо его было неподвижно.

Персидские кровати достойны особого упоминания. Они так широки, что на них можно уложить целое войско. Гефестион лег возле Александра, не касаясь его.

– Ты помнишь, что часто говорил Аристотель? – спросил Александр. – О том, что значит поступать правильно, поступать, как должно, поступать справедливо? А что он говорил о царях? Что царь должен быть сильнее других людей. Он всегда обязан владеть собой.

Царь также должен делать то, что необходимо, – ответил Гефестион. Он ничего особо не подчеркивал в своих словах. Не нужно было. Острый ум Александра улавливал все, что хотел сказать Гефестион.

Александр заговорил вслух, с самим собой, как делал часто.

– Ахилл не был царем, – сказал он. – Он был просто дерзким мальчишкой. Он делал только то, что хотел, не больше и не меньше. И, когда дело дошло до конца, он умер, как глупец, от стрелы труса. Почти то же сделал и я. – Александр глубоко вздохнул. Наверное, ему стало больно: тело его напряглось, потом медленно расслабилось. – Боги испытывали меня. Я испытания не выдержал.