Жребий принцессы - Тарр Джудит - Страница 36

— Из тебя получился бы замечательный прислужник для купания, — заметил неисправимый Сареван.

Руки Хирела скользнули вниз, даря блаженство каждому участку спины. Потом они опять устремились вверх, и с бесцеремонностью, на которую у него не было права, асанианский принц перевернул своего пациента на спину. На его щеках играл слабый румянец. Кудри, ставшие довольно длинными, падали на лоб. Сареван не мог побороть себя и протянул руку, чтобы дотронуться до них.

Мальчик уже усвоил урок. Он напрягся, но не пошевелился. Двигались лишь его руки. Вверх. Сареван рассмеялся и сказал: — Ну же, смелее!

Хирел очень медленно распрямился, отодвинулся и сел на край кровати. Его взгляд скользнул по животу Саревана и ушел в сторону. Сареван не желал прикрываться. В особенности после замечания Хирела: — Так много, и пропадает зря! — Как дитя! Неужели завидуешь?

— Это оскорбление. — Хирел подобрал под себя ноги и нахмурился. Когда он станет старше, между его бровями наверняка останется складка. — Солнечный принц, вот что я должен тебе сказать… Сареван ждал.

Хирел ударил кулаками по коленям.

— Этого вообще не должно было случиться с тобой и со мной. Тебе следовало бы убить меня еще до того, как я проснулся у твоего костра. Я должен был отнять твою жизнь, когда ты беспомощный лежал возле Лунных Озер, или просто подождать, не отправляясь в путь, пока ты сам не умрешь. Мы не можем быть теми, кем мы стали. Мы не должны. Из-за того, что я слышал и видел в Кундри'дже и Эндросе. Я знаю, что двумя ликами мира правят два императора; но когда наступит наше время, лишь один из нас сможет получить трон и власть. А это время наступит очень скоро. Твой отец не скрывает этого. Мой намерен опередить его. И уже понемногу опережает. Разве ты — не доказательство этого? Горло Саревана сжалось от боли. Он с трудом произнес: — Я — всего лишь доказательство моей собственной глупости.

— И это тоже, — охотно согласился Хирел. — А ямоей. Твой отец утверждает, что его бог не позволит мирного союза наших империй. Мой отец заявляет, что мы не должны допустить варварского натиска с востока. И тем не менее мы с тобой — это мы. Признаюсь, мне будет нелегко смириться с твоей смертью.

— С чего ты решил, что тебе это предстоит? — Тогда покорись мне. Покорись мне сейчас и поклянись, что будешь служить мне, когда я стану императором.

Сареван подскочил и уселся на кровати. Истома, сковавшая его тело после священнодействий Хирела, полностью исчезла. Отметина на его руке вспыхнула сильнейшей болью. Но он засмеялся, хотя это было больше похоже на вопль.

— Ты кое-что забыл, львенок. Ты забыл, кто я такой. Аварьян не только бог моего отца. Он и мой бог, и он управляет мной. Он… все еще… управляет мной.

Все еще. Сареван засмеялся громче и непринужденней, успокаивая боль, которая вела его через безумие к благословенной милосердной ясности. Аварьян. Пылающий Аварьян. Никакому магу не под силу разлучить его с единственным сыном его единственного сына. Он был здесь. Он был этой болью. Он…

Щеки Саревана обожгло. Он качнулся от ударов Хирела, моргая, но продолжая улыбаться. — Ты что, сошел с ума? — заорал на него Хирел. — Нет, — сказал Сареван. — Я безумен не более, чем когда-либо.

Юноша зашипел как кот, сунул руку в карман своего кафтана и вытащил ее, дрожа и сверкая глазами. — Знаешь, что это такое?

Смех, радость и даже безумие исчезли. Предмет в ладони Хирела светился не только от падавших на него солнечных лучей, но в его середине прятался мрак, который корчился и извивался, словно зверь в агонии. Еще это было похоже на медленный смертельный танец. Это притягивало Саревана, заставляло опускаться все ниже и ниже, призывало, шептало, обещало: «Иди ко мне, и я снова сделаю тебя сильным. Иди ко мне, бери меня, владей мною. Я твоя сила. Во мне все волшебство, которое ты потерял. Возьми меня — и исцелишься». Сареван натужно выдохнул: — Убери это… убери…

И предмет исчез. Медленно, очень медленно он исчез в складках расшитого кафтана.

— Нет! — закричал Сареван. — Не туда! — Он с яростью выхватил камень и отшвырнул прочь. Камень упал как звезда, продолжая шептать. Сареван стиснул запястья Хирела. — Как часто это касалось твоей кожи? Как часто? Мальчик испуганно заморгал.

— Только сейчас. И когда я впервые взял его в руки. Мне не нравится держать его. Но…

— Никогда, — сказал Сареван, задыхаясь от гнева. — Никогда больше не трогай его. Это смертельно.

— Но ведь это всего лишь драгоценность. Хотя и связанная со смертью. — Это орудие черной магии.

Сареван с трудом поднялся, волоча за собой Хирела, пока не догадался отпустить его. Схватив первую попавшуюся одежду, он упал на колени. Камень пел ему: «Сила. Я несу в себе силу». Глаза Саревана сузились. Он шарил по полу, его правая рука трепетала.

Он повалился вперед. Его рука безвольно упала на камень. У него не было сил управлять ею. Приблизить вплотную. Взять — или отбросить.

Золото встретилось с топазом. Песня превратилась в пронзительный крик. Боль выросла до страдания, стала нестерпимой, превратилась в сумасшедшую муку и наконец подарила ему благословенное забытье.

— Вайян. Вайян!

Сареван застонал. Опять? Неужели ему так и не дадут умереть спокойно?

— Саревадин. — Это была его мать, и ее тон не терпел возражений. — Саревадин Халенан, если ты не откроешь глаза…

Он выругался про себя, но глаза открыл. Он снова лежал в постели, и все собрались: мать, отец и смертельно бледный Хирел с расширенными от ужаса глазами.

— Бедный львенок, — сказал Сареван. — Нелегко тебе с нами, безумцами.

— И впрямь безумец! — взорвалась Элиан. — Не нашел другого оружия, кроме своего Касара, чтобы разрушить Глаз Силы.

Сареван заставил себя сесть.

— Он исчез? Я сделал это? Он требовал, чтобы я взял его. Он обещал мне… обещал…

Все разом накинулись на него, укладывая, поддерживая, пытаясь успокоить. Но он овладел собой и сам улегся обратно, удерживая в своих руках руки всех троих. Одна из них высвободилась: ладонь его матери, сильная и гибкая. Элиан была разгневана, как всегда, когда гордость не позволяла ей расплакаться.

— Неужели ты никогда ничему не научишься? — Скорее всего, нет.

— Молокосос! — Ее оплеуху можно было назвать ласковой. — Да, он исчез. На расстоянии отсюда до самого Хан-Гилена кое у кого теперь болят головы, но Глаз разрушен. А тебе это едва не стоило жизни.

— А я бы хотел, чтоб это случилось! — выкрикнул Сареван с внезапной страстью. — Хотел бы, чтоб меня убили в Шoн'ae. Какая от меня польза? Искалеченный, беспомощный, слабый как младенец — кому я нужен?

— В данный момент, — холодно произнес Мирейн, — не слишком многим. — Он тоже высвободил руку и обернулся к Хирелу. — Принц, как ты себя чувствуешь? Здесь прокатилась громадная волна силы, и ты был почти накрыт ею. Если ты позволишь…

Хотел этого Хирел или нет, но Мирейн осмотрел его глазами, руками и силой. Вялый и уставший Сареван все-таки смог почувствовать эту силу и понять, как и почему она повинуется отцу.

Однако он забыл о данной им клятве. Проглотив невыплаканные слезы, он сел в кровати. На этот раз его никто не стал останавливать. Сареван поставил ноги на пол, собрал остатки сил и поднялся. Его колени подгибались. Он напряг их, заставил себя подойти к восточному окну и наполовину сел, наполовину привалился к крепкому подоконнику. Он и не знал, что наступила ночь. Воздух был холодный, а его тело обнажено, как в день появления на свет. Он поежился.

Его окутала теплая ткань. Это оказался плащ, накинутый на его плечи руками матери. Ее быстрая рассеянная улыбка была известна всем матерям и их великовозрастным широкоплечим сыновьям. Она нахмурилась, увидев выступающие на этих плечах кости. Сареван быстро поцеловал ее в щеку, пока она не увернулась.

— Я буду сильным, — сказал он больше самому себе, нежели ей. — Буду.