Жребий принцессы - Тарр Джудит - Страница 88

— Он будет воплощением ужаса для нянек. — Он будет, — сказала Севайин, и это прозвучало как клятва.

— И мы сами вырастим его.

Такова была его собственная клятва, принесенная всем существующим богам.

Все-таки Севайин удалось найти их настоящий мир. Это не вызывало сомнений, это было бесспорно. Две луны заливали его своим сиянием; звезды усыпали зимнее небо. А на широкой поляне, пресытившись мясом дикого оленя, дремала зеленоглазая тень. — Юлан, — прошептала Севайин.

Узкие глаза широко раскрылись. Поднялась массивная голова, уши встали торчком. Юлан тихо заворчал. — Брат, — позвала она. — Сердечный брат мой. Он медленно поднялся на ноги. Кончик его хвоста извивался, глаза горели.

Внезапно видение рассыпалось. Севайин вскрикнула от боли. Хирел был ослеплен этой болью. Севайин наткнулась на него и упала; он опустился на пол рядом с ней.

— Глупый поступок, — сказал черный маг — двойник жреца Аварьяна.

Он возвышался над ними в темном ореоле силы. Севайин ощетинилась против него своей силой, возрожденной и растущей, сверкающей красно-золотым блеском.

Он погасил ее одним тихим словом. Севайин прижалась к Хирелу. Маг холодно смотрел на нее.

— Это было неплохо придумано — воспользоваться пушистым братом как проводником в твой мир. И все же это полное безрассудство. Разве тебе не говорили, что может сотворить с еще не родившимся ребенком тот, кто владеет величайшими силами?

— Не сомневаюсь, что ты с удовольствием поведал бы мне об этом, — сказала она слабым, но далеко не покорным голосом.

— Мне не доставляет удовольствия губить чужие души. — Но ты сделал бы это ради своих целей. — В данный момент это не так. Мы нуждаемся в вас, нуждаемся в вашем ребенке. И мы не допустим, чтобы вам был нанесен хотя бы малейший ущерб. — Севайин вызывающе улыбнулась. Маг медленно моргнул. — Ты можешь созерцать другие миры, если это приносит утешение твоему сердцу. Но не пытайся проникать в них. — Или что?

— Неужели я должен говорить об этом? — Надеюсь, — сказала она, тщательно выговаривая каждое слово, — что твое мужество увянет от какой-нибудь отвратительной болезни. Из осторожности он ничего не ответил и тут же вышел.

Севайин начала хохотать. Сначала ее смех был тихим и веселым. Но она никак не могла остановиться, и ни маги, ни появление Красного князя не могли успокоить ее. Смех превратился в поток проклятий на всех знакомых и незнакомых Хирелу языках. Наконец Орозии удалось усыпить ее при помощи вина и сонного цветка, но даже в постели Севайин металась, что-то бормоча и отчаянно цепляясь за руку Хирела. Кто-то из магов попытался оторвать ее от него, но безуспешно.

Хирел не интересовался, какую цену заплатил темный маг за причиненный вред. Больше он никогда не видел этого человека. Севайин быстро оправилась; очнувшись от целительного сна, она была как никогда здорова духом. Но она не торопилась возобновлять свою охоту за мирами.

— И все же это у меня есть, — сказала Севайин. Разум Хирела не чувствовал ничего, кроме удовольствия. Ее умения начали превращаться в настоящее мастерство. И в этом она была не похожа на других, поражая своей необузданностью, и нежностью, и внезапными вспышками страсти.

Она сопровождала свои слова поцелуями, которые проникали через кожу Хирела, медленно достигая его мозга. Она игриво пощипывала и поглаживала его. Ее глаза озаряли его душу; они были огромными и сверкали озорными искорками. Его дыхание прерывалось.

— Что у тебя есть? Мое сердце? Моя рука? Мой… Севайин потянула за этот орган. Хирел охнул и вырвался, приподнимаясь и переворачиваясь на живот. Она лежала под ним и хохотала.

— О безупречный! Воистину в мире нет ничего, кроме тебя.

Он сверкнул на нее глазами.

— Ты лишаешь меня рассудка, а потом хочешь, чтобы я мог соображать.

— Ах да, я и забыла. Вам, сильным, умным мужчинам, всегда приходится выбирать: разум или тело. В то время как мы, женщины, что бы ни происходило…

Хирел заставил ее замолчать при помощи поцелуя, сопровождающегося нежной медленной лаской. Потом строго спросил: — Ну, что ты наделала? — Одурачила магов. Его глаза расширились от удивления.

— Ведь и ты поверил, правда? Поверил, что черный колдун чуть не лишил меня рассудка? — У меня не было причин сомневаться. — Все это из-за моего деда. Остальные не знают меня, они видят лишь тело и забывают о душе, живущей в нем. Но Красного князя мне пришлось заставить забыть об этом. Мне пришлось обмануть даже тебя. — Твой дед уже несколько дней как уехал. Севайин притянула к себе голову Хирела. — Нечего дуться, малыш. Ты хочешь сбежать отсюда? — Это невозможно.

— Возможно, — сказала она. — И это вовсе не безумие. Мне удалось установить связь с Юланом. Она все еще существует и становится крепче. Мне кажется, она достаточно сильна, чтобы привести нас к нему, если ты присоединишь свою силу к моей.

— Ты сошла с ума. — Севайин усмехнулась, и он встряхнул ее. — Ты не можешь сделать этого. Я вовсе не такой дурак, как ты считаешь. Я знаю, как велика должна быть магия, чтобы построить ворота из мира в мир. Твоя сила только вспоминает о былом могуществе, а ребенок в твоей утробе ослабляет ее. То, что ты замыслила, убьет вас обоих. — Какой мудрый маг отец моего ребенка! Она наградила Хирела страстным поцелуем. Ее мысли огненной волной ворвались в его мозг: "Они собираются убить нас, Хирел. Чернокнижник думал, что я побеждена и не смогу прочесть его мыслей, однако мне это удалось. Они убьют нас, но сначала погибнут наши отцы. Все уже подготовлено. Им необходимо лишь согласие моего деда".

Тело принца встрепенулось от ее прикосновения. Оно не интересовалось словами. Хирел с трудом заставил себя проговорить:

— Но зачем им нужно…

"Потому что он обладает силой, чтобы остановить их. — Севайин перевернулась, увлекая его за собой, и теперь они лежали бок о бок. Она отняла губы, но ее магическая сила еще глубже проникла в разум Хирела. — Он не станет помогать им, но он убежден, что не должен и мешать. Всем этим они убьют его, причем будут искренне сожалеть и сокрушаться, что такой старый человек оказался втянутым в такую жестокую войну. Но мы-то с тобой вовсе не стары, и у нас есть сила, и никто не может переубедить нас, ни с помощью логики, ни с помощью угроз. Мы остановим их". — Мы погибнем, — сказал Хирел.

"Они победили тебя без особых условий. Достаточно было только намека на вред, который может быть причинен твоему сыну".

Ее презрение обожгло его, как ледяной ветер в ненастье. Он собрался с силами.

— Хорошо. Твори свою магию, но ворота я пройду один. "Нет. Им нужна только я, и только я могу вовремя предупредить моего отца об опасности". — Но…

"Ты бы предпочел умереть сейчас или попозже? Меня они оставят в живых: моя жизнь дорога, пока я вынашиваю царственного младенца".

Хирел не нарушал воцарившегося молчания. Севайин играла его волосами, распутывая непокорные кудри. Он уставился пылающим взглядом в потолок.

— Власть, — сказал он. — Все это из-за власти. Мои братья начали этот танец, развязав войну за титул Высокого принца. Наши отцы оспаривают правление миром. Наши тюремщики замышляют подчинить себе будущего правителя мира. А мы играем в магию, мечтаем о тронах и воображаем себе, что имеем на них право.

Она безмолвно находилась в его разуме, слушая его внутри и снаружи.

— Мне следовало бы проклясть тот день, когда я встретил тебя, Саревадин. Если бы я был прежним ребенком! Если бы я хоть чуть-чуть перестал быть самим собой! — Хирел приподнялся на локте. Севайин лежала рядом, обнаженная, со спутанными волосами, немного располневшая и прекрасная. — Ну что ж, мы умрем вместе. Веди меня, я иду за тобой.

Он был тростинкой на ветру богов. Он был листком на бурных морских волнах. Он был клинком, а она была воином; он был силой, а она — тем, кто владел ею. Через него и внутри него она воздвигала щиты. Она раскрыла связь миров, похожую на огненную нить. Ее песнопения превратили эту нить в дорогу, отливающую пламенем и серебром, сверкающую, словно изумруд.