Жребий принцессы - Тарр Джудит - Страница 91

Часть четвертая

Севайин Ис'Кириен

Глава 22

Никто не знал, как яростно ненавидела она это тело. Ненавидела и любила его мягкость, его округлость, его нежную кожу. Эти тяжелые груди, покачивающиеся при движении; этот гротескно выступающий живот; эти руки и ноги, тонкие и хрупкие, как у паука. Ей было известно его предназначение: получить мужское семя и выносить ребенка.

Ребенка, этого чужака, этого незнакомца, растущего, шевелящегося и спящего в ее утробе. Севайин ненавидела его так же, как тело, в котором он был зачат. Она любила его с таким неистовством, что по сравнению с ним Касар казался тусклым и холодным. Когда на дороге она чуть не потеряла связь с жизнью, а вместе с ней и сына, ей стало ясно, что если он умрет, то она тоже не сможет жить. Она часто прикасалась к нему рукой и разумом, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, что он не пострадал, что он превосходно развивается. Сильнее она любила только Хирела. Свое тело она тоже немножко любила, потому что один из них любил его, а другой рос внутри него, и к тому же она выбрала его, полностью сознавая свои действия.

Она до сих пор еще не познала своего тела во всей полноте, не привыкла к нему.

Но суть дела была совершенно проста. Форма изменилась — душа осталась прежней. Понимая это, Севайин засмеялась, лежа в темноте. Невозможно было убежать от сложного переплетения любви и ненависти, страха и радости, изъянов и совершенства, имя которому было Саревадин.

Она ненавидела его. Она любила его. Она медленно начала принимать его.

В последнюю ночь перед встречей с их отцами Севайин лежала рядом с Хирелом и смотрела на него спящего. Сама она совсем не хотела спать. Ее бил лихорадочный озноб, она старалась побороть свои страхи. Она тихо лежала, не отрывая глаз от лица Хирела. Во сне он казался совсем ребенком.

Может быть, она должна уйти. Оставить его здесь, в надежном укрытии, в безопасности, а позже смягчить его гнев. Он ничем сейчас не поможет. Ведь это не его отец намерен вести войну до полной и сокрушительной победы. И только она способна остановить это, она и растущий в ней наследник обеих империй.

Хирел шевельнулся, прижимаясь к ее теплому телу. Его рука коснулась ее живота. Даже во сне он улыбнулся. Ему снился рыжеволосый мальчик с темной кожей и удивительными глазами.

Севайин зарылась лицом в его волосы. Нет. Она лжет сама себе. Невозможно покинуть его. Она нуждается в нем. Ее сон давным-давно подсказал ей это. Хирел — ключ ее силы. И она даже не может ненавидеть его за это, ибо вокруг слишком много такого, что заслуживает ее ненависти.

Князь Орсан не поехал с ними. Он так часто менял свои убеждения, что эта последняя измена подорвала его силы. Человек, который смотрел на них в предрассветной мгле, был незнакомцем, больным и старым, тяжело опирающимся на посох. Несмотря на их сопротивление, он стал их слугой: кормил, купал. Он подарил им одежду, подобающую принцам, которые должны предстать перед своими народами, роскошную и богато разукрашенную, но достаточно практичную, несмотря на обилие золота и драгоценных камней. Хирел получил все восемь одеяний, напоминающих его свадебный наряд, но предназначенных для путешествия; их тяжелые складки с успехом заменяли доспехи. Бриллианты, усыпавшие ткань, делали его тело неуязвимым; горло прикрывал тяжелый золотой воротник с алмазами, а венец, выполненный в старинном стиле, напоминал военный шлем с короной. Надевая его. Хирел едва заметно улыбнулся.

Убранство Севайин меньше походило на военное снаряжение, но было не менее древним. Мужчины и женщины Хан-Гилена носили его тысячу лет назад. В роскоши оно уступало моде Асаниана: на востоке любили простоту. На Севайин были сапоги из зеленой кожи с золотыми каблуками, длинные штаны из золотой парчи, подбитой асанианским бархатом, специальный нагрудник, который она надела без излишних возражений, и тяжелая от вышивки туника, доходившая до колен, поверх рубашки из тонкого льна. На плечи был наброшен просторный сверкающий полуплащ-полукафтан, полы которого красиво ниспадали со спины сенеля. Его вышивка служила отличной защитой от стрел, а широкие складки скрывали как пол, так и положение Севайин. Обруч жреца защищал ее шею, а волосы, заплетенные в косы, уложенные вокруг головы на манер королев Янона и украшенные изумрудами, стали ее короной. Хирел помог ей одеться: она не позволяла Орсану прикоснуться к себе. Она почти жалела его, потому что причиняла ему сильную боль, а он стал слишком слаб, чтобы скрывать свои чувства. Но вести себя по-другому она не могла.

В тихом зеленом дворике их ждали кони. Увидев одного из них, самого маленького, Хирел чуть не забыл о своем королевском достоинстве. Со времени их последней встречи красота и бойкий нрав кобылки зхил'ари не изменились, и к тому же к ней снова вернулись силы. Она приветствовала своего хозяина так, словно он был ленивым ребенком и слишком долго заставил ее ждать себя, но ее ноздри трепетали от сдерживаемого радостного ржания. Хирел подтянул подпругу и сверкнул на нее сияющим взглядом из-под полуприкрытых век. Они были созданы друг для друга.

Севайин заставила себя сделать шаг вперед. Ее поджидал Юлан, родственная душа, которому было все равно, женщина она или мужчина. Рядом с ним, насторожив уши, стоял Брегалан в роскошной попоне. Он был без узды, а на его спине красовалось тисненое и позолоченное седло — вариант простого дорожного седла без высокой луки, словно в насмешку над неуклюжей фигурой Севайин. Она почувствовала радость Брегалана. "Иди сюда, — говорили глаза жеребца, — иди и скачи, мы будем свободны и вместе, душа, душа и душа, хищник, боевой конь и маг — потомок сверкающего бога".

Он был поэтом, этот Брегалан, хотя и презирал глупые слова. Севайин улыбнулась, с нежностью подумав о нем, но сердце ее оставалось суровым. Потому что он стоял в центре круга ее почетной стражи. Это были девять зхил'ари в полном вооружении своего племени. Девять гордых юношей, которые знали принца Керувариона. На их варварски раскрашенных лицах сверкали глаза, спокойно, ясно и неотступно следящие за Севайин.

— Мы принадлежим тебе, — сказал Газхин. Огромный буйвол Газхин никогда не лгал, потому что не видел в этом нужды, и никогда не кланялся, потому что истинный король всегда знает, кто предан ему, а кто нет. — Ты величайший человек, Рожденная Дважды, пребывающая в двух домах, познавшая тайну и принесшая жертву. Мы твои. Мы умрем за тебя. Смех Севайин был похож на звон мечей. — Не надо. Я не стою этого.

Девять пар глаз смотрели на нее, отказываясь верить ее словам. Наконец Зха'дан повторил: — Мы принадлежим тебе.

Она взглянула на него. Он напустил на себя невиннейший вид и широко раскрыл ясные глаза.

— А что сказала бы на это твоя бабушка? — спросила Севайин.

Глаза юного мага были непроницаемы. Но невинным он больше не выглядел.

— Иногда приходится делать выбор, — сказал он. Несколько мгновений она молчала, потом поклонилась ему и остальным.

Брегалан слегка топнул копытом по дерну, оставив едва заметный след на безупречно зеленой поверхности. Не успев даже подумать, Севайин оказалась на его спине. Никто не удивился подобному подвигу. Она никогда не была ни изнеженной, ни больной, ни тем более слишком старой, чтобы не совладать со своим телом. Она просто вынашивала ребенка.

Жалость к себе — это проклятие. Так учил ее дед. Проехав мимо него, она не удостоила его взглядом и не попрощалась. За нее это сделал Хирел, снисходительно выбранив ее.

У ворот она обернулась. А быть может, развернулся Брегалан. Орсан одиноко стоял на притоптанной траве, сгорбленный и слабый, но все еще окутанный своей волшебной силой. Он открывал им магический путь прямо в Асациан и ничего не просил у нее: ни понимания, ни одобрения, ни, конечно же, прощения.

— Не сейчас, — сказал он. — Сейчас не время для подобного выбора. Отправляйся с богом, Саревадин.