Мой непутевый дедушка - Трушкин Андрей - Страница 3

В два часа ночи Васька проснулся от кошмара. Ему приснилось, что бабушкину фотографию украли какие-то злоумышленники и один из них — поразительно похожий на Гоблина — рвал ее на мелкие части, бросал в мусорное ведро и громко хохотал над Васькой, который, корчась, пытался избавиться от связывающих его веревок.

Васька сел на кровати и потер лицо руками.

А в самом деле — где же бабушкина фотография?!

Вчера он не увидел ее на привычном месте… Скорее всего, когда они танцевали, шкаф чуть покачнулся, и фото просто упало вниз — на первую полку.

Конечно, иначе и быть не могло. Кому мог понадобиться этот снимок? Ну, в крайнем случае, его могла взять Пудра — ей всегда до всего есть дело — и поставить в другое место…

Ваське ужасно захотелось немедленно убедиться, что фотография никуда не пропала. Он решительно откинул одеяло в сторону и двинулся в гостиную. Однако, открыв дверь, застыл на месте. Ну, этот сон совсем у него память отшиб. У него же Ленка ночует!

Васька заглянул в комнату, посмотрел на мирно сопящую под пледом Ленку и так и не рискнул зайти. Во-первых, он был в трусах. А во-вторых, мало ли что Ленка подумает. Еще решит, что он к ней решил пристать.

Аккуратно притворив дверь, Васька двинулся на цыпочках обратно в свою комнату.

Надо ложиться спать, а разбираться во всем завтра. Да и куда могла деться эта фотография? Ведь пропасть она не могла!..

Утром Васька проснулся от того, что услышал Ленкин голос.

– Да все в порядке со мной, — говорила она с родителями. — У подружки заночевала. Но папа же меня встречать не захотел. Ну ладно, я виновата, но ведь и вы вчера на меня напустились, а за что? Еще одиннадцати часов не было… Ну конечно, в школу пойду, куда же еще…

Пока Васька влезал в свои брюки, Ленка уже принялась за посуду на кухне. Васька не без удовольствия подумал, что по части хозяйственной жилки Ленка будет ничуть не хуже Мышки.

Настроение у Васьки было прекрасное. Таких результатов от вечеринки он даже не ожидал.

– Привет, — улыбнулся он Ленке и пригладил взъерошенные волосы.

– Привет, — засмеялась Ленка. — Как спалось?

– Плохо, — хмыкнул Васька и тут же вспомнил свой сон. — Погоди-ка минуту, я сейчас…

Васька пошел в гостиную, взглянул на книжный шкаф, и сердце его упало. Фотографии на месте не было. Не было ее и на нижней полке. И на подоконнике. И на полу. И на диване. И на столе. И на телевизоре. И ни в одном из ящиков серванта…

– Ты как — завтракать собираешься или нет? А то… — заглянула в комнату Ленка и тут же осеклась: — Вася, что случилось?

– Да вот, — прикусил губу тот, — вчера на этом самом месте стояла бабушкина фотография, а сегодня ее нет…

– А что — ценная фотография? — вытерла Ленка руки кухонным полотенцем.

– Офигенно! — сглотнул слюну Васька. — Если она пропала — мне кранты. Лучше бы отсюда всю мебель, библиотеку и дедову коллекцию вынесли бы, а квартиру спалили, чем это…

– Да кому она могла понадобиться? — подняла бровь Ленка. — Завалилась, наверное, куда-нибудь. Давай поищем.

Целых полчаса Васька с Ленкой вынимали из шкафа книги, а потом водружали их обратно, перетрясали покрывало на диване, перекладывали бумаги на столе.

– Понимаешь, — по ходу обыска пояснял ситуацию Васька, — дед бабушку очень любил, когда она умерла, страшно переживал. А снимков ее почему-то у него не было — только один-единственный. Ну кто про это при жизни думает. Ну вот — бабушка умерла, кинулись снимки на памятник искать, а их нет. Сделали копию с одного-единственного, который был. С тех пор дед его всегда с собой таскал. А в этот раз почему-то уехал и оставил. И фотография тут же пропала. Мистика, да?

Однако, как тщательно ни обшаривали Ленка с Васькой всю гостиную, а вслед за ней другие комнаты и кухню, никаких следов фотографии найти не удалось.

– Погоди ты расстраиваться, — успокаивала Ленка Ваську, вяло ковыряющего вилкой яичницу. — Ну, в самом деле — кому эта фотография нужна? Может, это Рентген с Кальсоном решили так приколоться. Или Пудра с Мамой. Небось сегодня в школе отдадут…

Конец апреля — начало мая выдался в том году холодным. Уже прошли праздники, а чахлую прошлогоднюю траву еще едва-едва прикрывали вихры свежей молодой зелени. Однако, несмотря на то, что глубокие лужи в канавах еще хранили ледяной холод ночи, легкая, изжелта-зеленоватая дымка над деревьями ясно свидетельствовала о том, что солнце с каждым днем будет припекать все сильнее.

Васька шел в школу рядом с Ленкой и вдруг заметил, что идет гораздо медленнее, чем обычно — вчера и позавчера. Оно и понятно, когда жизнь кажется прекрасной и исполненной смысла, нет резона куда-то торопиться. Но, как ни сдерживал Васька свой шаг, вскоре показался перекресток, на котором им с Ленкой пришлось разойтись в разные стороны.

Конечно, это было странно и глупо, но что оставалось делать — в школе было слишком много девчонок и даже ребят, которые больше обращали внимания на то, что происходит с другими, чем на самих себя. Васька даже зажмурился, как только представил, какие версии могут родиться у Пудры в голове, если она заметит их вместе с Ленкой.

К счастью, никто, кроме мелкоты из младших классов, им по пути не попался…

Еще до начала первого урока Васька успел отловить за углом школы Кальсона и Рентгена.

– О-о! Буслай! — обрадовались они, протягивая ему пачку сигарет: — Курнуть хочешь?

– Нет, не курю я! — сказал Васька и сразу перешел к делу: — Слушайте, вы вчера не видели, чтобы кто-нибудь фотографию на книжной полке трогал?

– Какую фотографию? — искренне удивился Рентген.

– На полке стояла, — терпеливо повторил Васька. — Вечером я ее хватился — нет.

– Да кому она нужна? — фыркнул Кальсон. — Из платины она что ли сделана? Ну, пропала и пропала, черт с ней. На вот лучше курни…

Так и не добившись от приятелей вразумительного ответа, Васька поспешил в класс и отозвал в сторону Маму.

– Слышь, Мама, — посмотрел он ей прямо в глаза, — ты у нас наблюдательная, все примечаешь. Не видела, вчера у меня кто-нибудь фотографию на книжной полке не трогал?

Мама выдула розовый пузырь жвачки и хищно им щелкнула. Потом она посмотрели в окно и задумалась. Чувствовалось, что подробности вчерашней вечеринки она вспоминает с огромным трудом, будто с тех пор прошло никак не менее года.

– Это ба-абка твоя, что ли, была-а? — наконец изрекла она, растягивая слова, словно свою жвачку. — Или мама-ан?

– Не важно, — перебил ее Васька, поскольку звонок на урок уже гремел вовсю. — Видела или нет?

– Фотку видела-а, стояла она та-ам. Только кто ее стырить мог? Кому она нужна-а-то?

С этим она развернулась и пошла прочь — на урок истории.

– Здра-асьте, Вера Семеновна, сесть можно? — обратилась она к невысокой худенькой учительнице истории.

– Можно, — съязвил Князь. — По статье.

– Витя, дату начала второй мировой войны, — тут же активизировалась Семеновна.

Вообще-то всех учительниц истории в школе по традиции называли Истеричками, но Вере Семеновне — на удивление спокойной и, несмотря на свою субтильную комплекцию, сильной женщине — эта кличка не подходила. Даже самые отъявленные хулиганы не могли вывести ее из состояния холодного равновесия. Максимум, что она себе позволяла, — так это взять проказника своими крепкими, как клещи, пальцами за ухо и вышвырнуть его в коридор. После этого она не кричала, не пила валерьянку, не бегала жаловаться к директору, а спокойно, как ни в чем не бывало, продолжала вести урок. Поэтому привычную Истеричку пришлось заменить на Семеновну.

– Ну вот, Вера Семеновна, — в три приема стал вылезать из-за стола длинный, как жердь, Князь. — Уж и слова сказать нельзя.

– Говори цифрами, — хитро прищурилась учительница, — я ведь тебя дату попросила назвать…

Пока Князь пытался хоть что-то вспомнить, Васька проскользнул на свое место.