Радужная Нить - Уэно Асия - Страница 79

— Сейчас ты снова мысли не читал? — я вздохнул. Стоит увериться, что имею дело с таким же человеком, как я сам — и вот, пожалуйста.

— Уж чем не владею — тем не владею, сколько можно твердить! Просто иногда ты очень громко думаешь. А ещё мы похожи… и ты так предсказуем!

— Что значит, предсказуем? — теперь настала моя очередь надуться.

— В хорошем смысле. Есть вещи, которые ты никогда не сделаешь. На которые не способен. Как дерево, чьи ветви тянутся к небу, никогда не отворачивает их от солнца — так и твоя душа стремится к свету и растёт от него. Если задумаешь что-то, противное твоей природе — сам поймёшь, как это разрушительно, и остановишься на середине шага. Во всяком случае, так мне кажется и на то я надеюсь. Предательство, поступки из себялюбивой выгоды или зависти… легко предсказать, что это не твой путь. Видишь, как надо льстить? Учись!

— Ты сказал, мы похожи? — я не стал поддерживать его шутливый тон. — Значит, я могу рассчитывать, что и ты?..

— Я же говорил, всегда.

Мы помолчали. То, что подразумевалось, не требовало произнесения вслух. А я ведь и на самом деле всегда доверял ему! Даже когда обвинял во лжи и нечестности. Оттого и злился, ощущая себя обманутым, хотя кто вправе ожидать от собеседника искренности? А от него не хотел принимать ничего иного.

— В конце концов, — нарушил тишину Ю, — отчего не быть сходству меж теми, кто появился на свет в один день?

— Что?! А… а откуда ты знаешь?.. Тебе Ясу сказал, или я сам в бреду?..

— Четыреста семьдесят четвёртый год Алой Нити, Второй День Древа Месяца Светлого Древа? — уточнил ханец.

— Да… Так и тебе полтора дзю назад сравнялось полных двадцать пять лет? А я думал, ты старше! Но откуда?..

— Пока не могу объяснить.

— Ты ничего никогда не можешь объяснить!

— Ладно. Нас очень многое связывает уже сейчас, а будет — ещё больше. Я не сразу в этом убедился, хотя предчувствовал с самого начала, когда принял из твоих рук мандат. Но понял всё лишь в Оваре, в тот самый миг… помнишь?

Он замялся, перед взором моим промелькнула площадь в предрассветных сумерках и юмеми с белым лицом, оседающий на мостовую. "А ты… ты каким меня видишь?"

— Когда я в первый раз вёл тебя во дворец, и тебе стало плохо?

— Скорее, я получил новое подтверждение, что от судьбы не уйдёшь, — грустно поправил он. — Даже нет, это не новость. Подтверждение, что время близится. Как бы объяснить?.. Вот представь, что родители решили тебя женить…

— До меня им дела нет, а вот Хоно исстрадался, — хмыкнул я. — Допустим, решили. Вообразил избранницу. Ужаснулся. И что?

— И свадьба назначена на неопределённое будущее. Тебе кажется, что впереди пропасть времени, и ты предаёшься веселью, разгулу — чему ты обычно предаёшься?

— Службе! — заверил я. — Что бы ни утверждали известные нам завистники, разгулу я не предавался и ранее. Так, чуточку, с перерывами на полгода…

— Не важно. Службе. Повседневной жизни, привычной и размеренной. День вступления в брак кажется таким далёким и, кто знает, что ещё может стрястись за срок, который даже не оговаривался. Но однажды ты отправляешься по делам в ту часть города, где расположен дом девушки. Воображаешь, каково в нём жить. Ты не вспоминал о своей участи очень давно, но теперь смутное ощущение перемен терзает тебя, а за спиной слышатся шаги судьбы. Оборачиваешься и узнаёшь родственника наречённой, который сообщает, что срок подходит к концу. И тогда ты понимаешь: вся твоя прежняя жизнь завершается вместе с ним.

— Ясно. А если девушка мне нравится?

— Не имеет значения. Я привёл сей пример, чтобы показать, как меняются ощущения человека, смирившегося с судьбой (может быть, даже ничего не имеющего против), когда он обнаруживает, что отсрочка приговора завершена.

— Ты так говоришь, — не выдержал я, — будто тебя кто-то принуждал! А… хорошо, изменим условия. Представь, что молодой человек влюблён в девушку — вот как Ясумаса в свою лисицу ненаглядную — и считает каждый день до свадьбы, стремится её приблизить. Что тогда?

— Это явно не мой случай, — понурился Ю. — Говорю же, речь совсем о другом, нежели в примере.

— А я боялся, что кто-то требует нашей женитьбы! — я невольно заулыбался, вспомнив недавние издевательства и намереваясь отыграться.

— Ну уж нет, на подобные отношения даже и не рассчитывай!

Можно подумать, я рассчитываю! За кого меня здесь принимают?!

— А на какие? — поинтересовался я.

— Так этого я и не могу объяснить. Просто верь мне, хорошо? Понимаю, что прошу очень многого, и порой верить так тяжело, но?.. — он заглянул в моё лицо, глаза блеснули в лунном свете, струящемся из окна.

Я кивнул — разговор снова сделался серьёзным.

— А почему я вижу тебя не таким, как другие? Это хоть объяснить можешь?

— Лишь в общих чертах. Всё дело в вере в чудо — помнишь, мы говорили о ней?

Я снова кивнул, припоминая нашу беседу от скуки по пути в Центральную Столицу. Разговор, к которому мы возвращались не раз.

— Вера в чудо, Кай, позволяет тебе смотреть на меня иначе, чем другие люди. А на ней в изрядной степени зиждется то, о чём я должен умолчать. То свойство, что делает тебя особенным, единственным в своём роде. Ведь и госпожа Химико воспринимает меня так же, как господин Татибана, твои родители с прислугой, и… Мэй-Мэй. Она всегда видела только явное, помнишь? Ты один являешься исключением, и тому есть причина, о которой я пока не вправе распространяться. Описание этого облика, доступного лишь тебе, и стало ударом, потрясением, доказательством того, что моё внутреннее зрение было зорким — а я так мечтал и в то же время боялся ему верить, и так не хотел перемен! Как видишь, — он усмехнулся, — вера в чудо — и впрямь редкий дар. Бесценный. И я так же обделён им, как и все остальные.

— Может быть, потому, что ты и сам — чудо, — пошутил я… и всей кожей ощутил, что сказал правду. Что лучше выразиться не смог бы, подбирая слова до рассвета.

Юмеми кто угодно, но только не человек. И я ведь знал это, знал! Мне вспомнились недавние слова Химико. Можно закрывать глаза на странности загадочного южанина, находя им десятки уместных объяснений, поддерживающих картину мира, которую я сам и нарисовал. Но зачем? Какой прок в том, чтобы при первом взгляде на это существо познать истину, а затем старательно убеждать себя, что это было временным затмением? Потому что таких людей не бывает, и в голове не укладывалось, что мир не сошёлся клином на подобных мне. Зачем так настойчиво, упорно обманываться?

И ведь он не лгал мне, никогда. Недоговаривал, было дело. Умалчивал, и сам же предупреждал об этом. Но не лгал. Не придумывал себе имена, происхождение — всё это я сделал за него самолично, опираясь на мнение окружающих, таких же слепых, как я. Чтобы получить понятное на тот миг объяснение чужеродной частичке, что не вписывалась в известную мне действительность.

Чужеродной? Но… в нём столько простого, тёплого, человеческого! Та же Мэй — в её серебристом голоске всегда сквозил некий потусторонний холодок, шепчущий о том, что красавица не то, чем кажется. Или я снова внушил себе всякую чушь, а поначалу и мыслей таких не возникало? Впрочем, не о том размышляю! Человек или нет — а вот он, живой, сидит рядом, и лицо такое грустное…

— Догадался? — Ю порывисто встал.

— Куда ты? — я снова схватил его за рукав. Чудо в косодэ с заплаткой на боку. Я всё замечаю!

— А тебе не надо подумать над тем, кто я, и что… отныне ведь всё изменится? — он опустил голову, отвёл взгляд. Загородился ночной тенью.

Что, теперь так и будет? Ну уж нет! Ничего не изменится!

— А зачем мне думать? — ворчливо произнёс я, усаживая его обратно. — Дурак ты, вот ты кто! Это я тебе могу сказать без лишних раздумий. А если сделаю над собой усилие и пораскину мозгами, то сообщу много нового и интересного. Например, что ты совсем меня не знаешь. Как же, начну я шарахаться от тебя лишь потому, что ты иного роду-племени! Эка невидаль! Вон, за стенкой кицунэ спит… или не спит. И если ты замечал, как Ясумаса краснеет при виде своей возлюбленной, то, поверь, это происходит вовсе не оттого, что она не человек. И тебя он чураться не станет, я уверен!