Почему поют русалки - Харрис К. С. - Страница 9

– Собственно, я хотел поинтересоваться вашим мнением о сэре Хамфри Кармайкле.

– Кармайкл? – Граф с отвращением фыркнул. – Наглый выскочка. Его отец был каким-то ничтожным ткачом. Всего-навсего гнусным ткачом.

– Это я знаю. Кажется, владеет несколькими фабриками где-то на севере?

– В Йоркшире. Во всяком случае, начинал он там. Теперь-то у него есть доля везде, от угольных копей до верфей и банковского дела.

Себастьян всматривался в хмурое лицо отца. Граф Гендон сохранил все высокомерие и предубеждения, свойственные его касте, но самое глубокое презрение он выказывал политическим противникам правящего кабинета тори.

Себастьян улыбнулся:

– Кармайкл, мне помнится, из вигов?

– Разумеется, нет. Твердит, что поддерживает тори, но в действительности этот тип, вообрази только, ярый радикал! Строит для своих фабричных дома, нанимает врачей лечить их. Устроил для рабочих перерыв на обед среди дня. Даже не позволяет на своих фабриках детям до двенадцати лет работать больше десяти часов в день.

– Подумать только! Куда катится нация?

Отец бросил на него недоверчивый взгляд, но лицо Себастьяна хранило серьезность.

– Не существует ли какой-либо связи между Кармайклом и Альфредом, лордом Стентоном?

– Стентон – банкир. И разумеется, он поддерживает связи с влиятельными денежными мешками. Как и всеми людьми, заметными в Сити. – Помолчав, Гендон продолжил: – Ты задал этот вопрос из-за происшествия с сыном Стентона? Говорят, что Барклей Кармайкл погиб таким же образом, как и Доминик Стентон.

– Да.

Гендон нахмурился, но ничего не сказал.

– А каковы политические симпатии Стентона? – поинтересовался Себастьян. – Он принадлежит к партии тори?

– Ну конечно же, будто может быть иначе? Стентоны ведут свой род от Вильгельма Завоевателя.

Себастьян снова рассмеялся:

– Ваши слова надо понимать так, что обладатели славной родословной получают вместе с ней и невосприимчивость к любой радикальной философии?

– Не будь смешным!

Они снова на некоторое время погрузились в молчание. У графа Гендона ходили на щеках желваки, будто он был либо раздосадован, либо о чем-то глубоко задумался.

После краткого раздумья он заговорил снова:

– До чего отвратительно то, что сделали с этими молодыми людьми! Каким скотом надо быть, чтобы вытворять такое с достойными и именитыми людьми.

Себастьян направил взгляд через лужайки парка туда, где в спокойной воде Серпентина отражалось голубое небо. Единственным, что, по-видимому, связывало две жертвы, было их богатство, и это обстоятельство наводило на мысль, что убийца затаил злобу на ту часть общества, которая состояла из зажиточных и привилегированных людей. Но Себастьяну не казалось, что все обстоит так просто. Барклей Кармайкл, безусловно, обладал немалыми средствами, но происхождение его было весьма невысоким.

– А что вы слышали о сыне Кармайкла, Барклее?

Гендон пожал плечами.

– Встречал в клубах. Казался мне весьма достойным молодым человеком.

– Несмотря на ткацкое ремесло недалеких предков?

– Сэр Хамфри Кармайкл сочетался браком с дочерью маркиза Лефаби, Каролиной.

– А-а… И хорошо заплатил за такую возможность, не сомневаюсь.

– Вытащил маркиза из больших долгов, – усмехнулся граф Гендон.

Обычная история: потомки когда-то славного рода нищали в силу самых различных причин: из-за преследовавших их неудач, мотовства, плохого управления денежными средствами. А обнищав, вынуждены были, чтобы вернуть прежнюю респектабельность, отдавать дочек замуж за разбогатевших горожан. Обрести богатство никогда не означало войти в круг придворной знати, но оно давало возможность претендовать на руку и сердце дочери какого-нибудь лорда. А плод такого брака, например сынок выскочки, мог стать вполне своим в среде аристократов.

Внезапная мысль пришла в голову Себастьяна.

– Не поддерживают ли между собой отношения маркиз Лефаби и Стентоны?

– Об этом лучше спросить у тетушки Генриетты. Эта женщина – ходячий справочник пэрства. Тебе будет нетрудно сделать это, как раз сегодня у нее бал, на который ты приглашен.

Себастьян от души расхохотался и, осадив араба, стал разворачивать его к выезду из парка.

«Себастьян!» – услышал он голос отца; поводья в руке дрогнули, лошадь строптиво заартачилась.

Граф Гендон раздраженно выпятил челюсть.

– Этот тип… Я про убийцу. Этот тип, несомненно, представляет угрозу для общества. Он просто опасен. Поберегись, будь добр.

Эти слова звучали приказом, не просьбой.

Себастьян окинул взглядом лицо отца с резкими характерными чертами, его седую голову и почувствовал, как начинает испаряться прежняя досада. Детская память сохранила образ отца как сурового властелина: угрожающее выражение лица, грозно сверкающие голубые глаза, властная, уверенная фигура. Да, когда-то граф Гендон был безжалостным, бесстрашным и сильным человеком.

«Безжалостным и сильным он остался, но когда он начал стареть?» – задал себе вопрос Себастьян. Стареть, узнавая, что такое страх.

– Хорошо, отец. Буду беречься.

ГЛАВА 13

С Барклеем Кармайклом, который был всего лишь на год его младше, Себастьян водил знакомство лишь самое поверхностное, поскольку сам он получал образование в Итоне и Оксфорде, а сэр Хамфри Кармайкл послал сына учиться в Харроу и Кембридж. Но в Лондоне пути их постоянно пересекались – в клубе Сент-Джеймса, в Аскоте и у Ментона, Криба, Анджело. Ничего порочащего Себастьян за ним не знал, и осторожные расспросы, в которые он пустился утром, не дали ничего такого, что могло замутить репутацию молодого светского льва.

Барклея описывали как изящно сложенного молодого человека с русыми волосами и правильными, приятными чертами лица. Отзывались как о воспитанном, приветливом юноше, известном не только страстью к охоте, но и добрым нравом по отношению к друзьям. Худшее, что о нем можно было сказать, – это то, что он всегда вовремя платил своему портному.

В полном недоумении Себастьян направился к внушительному каменному зданию, в котором размещался банк Англии[5]. Этот банк контролировался группой самых богатых финансистов Англии. Группа поддерживала с правительством тесные связи, основанные на взаимных услугах, и Себастьян вряд ли мог всерьез предположить, что из двадцати четырех директоров банка найдется хоть один, не являющийся самым твердолобым тори. Нескончаемая война с Францией шла на пользу финансовому положению, по крайней мере положению подобных людей. Было известно, что еще в 1790 году банк нанимал сто служащих, а теперь, через двадцать лет, их число увеличилось до тысячи ста.

Хамфри Кармайкла Себастьян встретил в вестибюле, тот энергичным шагом направлялся через ротонду к одному из кабинетов дирекции.

– Сэр Хамфри, могу я просить вас уделить мне несколько минут?

Кармайкл обернулся, и набежавшая на его лицо тень досады тотчас сменилась выражением менее понятным. На вид финансисту можно было дать примерно лет пятьдесят, но, возможно, ему исполнилось уже и шестьдесят.

На крупном мясистом лице выделялись светлые, в красных прожилках глаза и странно удлиненная полоска рта.

Мгновение он стоял и молча жевал губами, словно стараясь не выдать своих мыслей, затем довольно любезно пригласил Себастьяна пройти, заметив при этом:

– Прошу, но времени у меня мало.

Кабинет, окна которого выходили на Триднидл-стрит, был пышно обставлен мебелью из полированного махагонового дерева с богатой обивкой бархатом зеленого цвета.

– Вы, я полагаю, тот человек, к кому следует обращаться, если собираешься делать инвестиции? – заговорил Себастьян, отклонив предложение банкира сесть.

– Именно тот. Но мне не кажется, что вы пришли обсудить со мной вопросы инвестиций, милорд.

И старик устремил на него пристальный взгляд светло-серых и совершенно непроницаемых глаз.

5

Банк Англии был организован в 1694 году как частный банк и лишь после национализации в 1946 году стал принадлежать правительству.