Синдром - Кейз Джон - Страница 100

Мами переворачивала страницы и мечтательно рассматривала снимки.

— Мой брат Роэл, — вздохнула она. — Такой красавец!

— Вы с ним видитесь?

— О нет. Роэл умер во время войны.

— Погиб на фронте? — уточнил Макбрайд.

Хозяйка покачала головой:

— Нет. Туберкулез.

Другая фотография — на этот раз молодой женщины, которая сидела за столиком кафе. Судя по всему, в Европе.

— Угадаете, кто это? — кокетливо спросила престарелая женщина.

Лью улыбнулся.

— Тут и сомнений быть не может, — ответил он. — Это Грета Гарбо. Я ее где угодно узнаю.

Мами пьяно захохотала и оглушительно гаркнула:

— Ага! Какой милый человек и такой лжец!

— А ведь это вы, правда? — спросила Эйдриен. — Какая хорошенькая!

— И вы очень добры, милая, спасибо, — ответила хозяйка. Затем перевернула еще одну страницу и постучала указательным пальцем по небольшому снимку форматом пять на семь. На карточке позировали с полдюжины мужчин: друзья расположились на элегантной террасе домика в Альпах.

— Вот! — сказал Мами Винкельман. — Это я и хотела вам показать.

Перед ними лежал снимок оттенка сепии, напечатанный в коричневых тонах. Мужчины стояли рядами: три на заднем плане и столько же впереди, преклонив колено. Они были одеты в старомодные костюмы для пешего туризма: трикотажные панталоны, гетры, тяжелые ботинки и узорчатые шерстяные свитера.

— Вот Каль. Как всегда, в самом центре событий.

Эйдриен вгляделась в фотографию. Кальвин Крейн с друзьями, судя по всему, только что вернулись с прогулки в Альпах. В молодости глава фонда был довольно хорош собой: темные глаза, широкие плечи, орлиный нос и продольная ямка на подбородке. По левую руку от него стоял крупный румяный скандинав с широкими скулами и светлыми волосами. Почти бесцветные глаза пристально смотрели в камеру из-под полуопущенных век.

— А кто это рядом с мистером Крейном? — поинтересовался Макбрайд. Человек на снимке казался на удивление знакомым.

— Это Ральф Опдаал. Они с Калем вместе работали.

— В Институте? — уточнила Эйдриен.

— Конечно. Гуннар — его сын, — пояснила хозяйка, извлекла фотографию из уголков, которыми та крепилась к странице альбома, и перевернула ее. На обороте вылинявшими синими чернилами было написано:

«Айгер, Мёнх и Юнгфрау

Справа налево: У. Колби, Дж. Деменил, Ф. Наги.

В первом ряду: Т. Барнерс, К. Крейн, Р. Опдаал.

8 сентября 1952 г. Отель “Палас Айгер”»

— А кто остальные? — поинтересовался Льюис.

Мами заговорщически улыбнулась и поведала:

— Шпионы.

— Они часто ходили в горы? — спросила Эйдриен.

Голландка покачала головой:

— Нет. Насколько я помню, первый и единственный раз. Да и встретились-то они по делу. — Рассказчица задумалась и решительно кивнула, словно что-то припомнив. — А-а, знаю! Они только что открыли клинику.

— Клинику Прудхомма? — предположила гостья.

Мами кивнула:

— Да. И решили отпраздновать.

— Как к вам попал этот снимок? — удивился Льюис.

— Как попал? Я сама его сделала, — ответила Мами. — Это мой почерк, а не Каля. Он вообще тогда мало фотографировался. — Винкельман быстро пролистала несколько страниц и нашла еще одно фото. — Вот второй из снимков — по крайней мере из тех, что сохранились у меня. Может, у Теи что-нибудь осталось.

Снимок изображал особняк в жилом квартале какого-то европейского города. Сооружение напоминало здание дипломатической миссии вроде тех, какими изобилует Массачусетс-авеню в Вашингтоне. По обе стороны от массивной парадной двери стояли огромные каменные урны, а между ними, положив ладонь на ручку в форме львиной головы и воздев другую в приветствии, стоял Крейн. На странице под снимком все тем же мелким почерком было нацарапано:

«Герр директор прибыл!

Институт (Кюсснахт)

3 июля 1949 г.»

— Ну что ж, — сказала Мами, медленно поднимаясь с кресла, — вот и все, что я хотела вам показать. А теперь, если не возражаете, я бы прилегла. Если вам что-нибудь понадобится…

— Спасибо, не беспокойтесь, — ответила Эйдриен.

Пошел дождь. Первые тяжелые капли ударили в оконные стекла, а над заливом прокатились громовые раскаты. Открыв портфель, Макбрайд извлек из него несколько папок и конвертов, блокнот из желтой линованной бумаги, пару папок из толстого картона. Тут же лежали какой-то старинный календарь, номер бюллетеня Американской ассоциации пенсионеров и толстая связка писем, скрепленная аптечной резинкой.

Макбрайд потянулся к дневнику, но Эйдриен оказалась быстрее. Она завладела трофеем, удобно устроилась на диване и принялась читать. Льюис тем временем взялся просматривать другой материал и вскоре понял, что зацепиться тут не за что: выписки из банка и счета; переписка с различными брокерскими конторами; письма из различных учреждений. Гарвардский строительный фонд надеялся, что о нем не забудут упомянуть в завещании; «Спринт»[48] хотел видеть Крейна своим клиентом.

Макбрайд оторвался от бумаг:

— У тебя что-нибудь интересное?

Эйдриен покачала головой, закрыла дневник и отложила его на журнальный столик.

— Поэзия. В старости Крейн писал стихи.

— Шутишь? — среагировал тот, не сумев скрыть разочарования.

— Можешь сам взглянуть, — ответила собеседница, сняла резинку с пачки конвертов и начала одно за другим перебирать письма. А тем временем Макбрайд продолжал изучать счета старика в поисках неизвестно чего. Вяло текли минуты.

Через некоторое время Эйдриен доложила:

— Одни квитанции. Он купил ботинки в «Черчес», книги на Мэйн-стрит. Приобретал лекарства по рецептам в аптеках «Райт эйд»[49]. — Эйдриен взглянула на Льюиса. — Это все впустую — так мы ничего не найдем.

Макбрайд пожал плечами и, вернувшись к альбому, стал заинтересованно рассматривать снимок, изображавший Крейна у дверей Института.

Заметив это, Эйдриен спросила:

— А где находится Кюсснахт?

— К северу от Цюриха. Там размещается штаб-квартира Института. — Лью замолчал и нахмурился.

— Тебя что-то беспокоит?

Собеседник покачал головой.

— Знаешь, я все пытаюсь вычислить, когда именно я превратился в Джеффри Дюрана. И последнее, что я отчетливо помню, — Институт. Я приехал в Швейцарию, чтобы переговорить о чем-то с Опдаалом, мы собирались вместе перекусить, и я зашел в Институт.

— Ты о том самом Опдаале, с которым поссорился Крейн?

Макбрайд кивнул и перевернул страницу, чтобы еще раз взглянуть на групповую фотографию на террасе в Мюррене.

— Он очень похож на отца, — проговорил Льюис, пристально вглядываясь в лицо с широкими скулами и полуопущенными веками. И тут его сердце опять беспокойно забилось от страха, а руки похолодели. В такие моменты люди говорят, что у них душа в пятки ушла. Впрочем, Макбрайд быстро взял себя в руки и вспомнил, что надо заниматься делом. — Ладно, давай дальше искать.

— Ага…

Дождь глухо барабанил по крыше, ниспадая на землю витыми серебряными струями. Эйдриен открыла конверт из желтой оберточной бумаги, заглянула в него и отложила в сторону.

— Что там? — спросил Макбрайд.

— Вырезки из газет, — ответила она. — Некрологи и все такое.

Тот пожал плечами и взял линованный блокнот. Когда Лью быстро пролистал страницы, на стол выпал конверт. А на самой последней странице блокнота нашелся черновик какого-то письма.

Не трогая конверта, Макбрайд сосредоточился на каракулях в конце блокнота. Письмо изобиловало перечеркнутыми словами и помарками. «Гуннар» — так оно начиналось.

Льюис задумался: «Никаких долгих предисловий, никаких любезностей — значит, отношения уже подпорчены». И зачем начинать письмо в блокноте, а тем более в самом его конце? Ответ пришел тут же — потому что Крейн носил блокнот с собой и тайно писал в общественных местах, опасаясь взглядов даже случайных прохожих.