Синдром - Кейз Джон - Страница 32

Как выразилась сестра Никки? «Тот, за кого вы себя выдаете». Нелепость какая-то. И все равно Дюран не мог отделаться от чувства, будто кто-то направил прожектор ему в душу, осветив внутри некий неустранимый дефект. Естественно, мисс Коуп ошибается, но ее обвинения коснулись проблемы, в последнее время так часто напоминавшей о себе: отчуждение от самого себя, непрерывное чувство… Как их объяснить? Словно внутри, в его сути, самой-то сути и не было.

Допив виски, доктор повернулся к окну и вышел в коридор. Взял в руки фотографию матери: молодая женщина сидела на качелях и смеялась, запрокинув голову. Дюран зажмурился и попытался вспомнить — какой мать была в жизни. И понял, что помнит только эту фотографию: мама на качелях.

Вот в чем состояла проблема с его памятью: в его воспоминаниях не было «рельефа». Он читал о таком явлении в книге Эрнста Янга, который использовал термин «эдейтичность», описывая прустовского персонажа в той сцене, когда прикованный болезнью к кровати Пруст[14] погрузился в насыщенное деталями прошлое, надкусив смоченный в чае маленький фигурный кекс.

У Дюрана же долговременные воспоминания оставались исключительно визуальными и невыразительными. В них не было ни чувства цвета, ни запаха, ни вкуса. Зрительный образ — и только. Если объяснить по-другому, он помнил свою мать так же, как помнил Элеонору Рузвельт. Или Мэрилин Монро. Или легендарную дочь индейского вождя Покахонтас.

Перед глазами, точно улыбка Чеширского кота, всплыл хищный оскал Эдди Бониллы, в ушах по-прежнему звучало безумное, бессмысленное обвинение: «Тот, за кого вы себя выдаете…»

Почему он помнит события, слова и не помнит голоса родной матери? При необходимости Дюран мог бы наизусть пересказать все факты из ее жизни. До мельчайших подробностей — где родилась, как семнадцатилетней девушкой упала с лошади и сломала ключицу и потому не смогла пойти на выпускной вечер. Но правда состояла в том, что он не помнил ее саму. Эта женщина оставалась частью его «базы данных» — вместе с актером Джеймсом Дином, Балтиморской гаванью и делением столбиком.

Подойдя к письменному столу, Дюран поискал в справочнике номер телефона Бюро записи актов гражданского состояния в округе Колумбия и набрал его. Затем выслушал долгое систематизированное меню голосовой почты, в котором излагалась процедура получения свидетельства о рождении и смерти. Как выяснилось, доступ к этим документам ограничен в соответствии с законом о защите информации. Свидетельства о рождении обнародуются только по истечении ста лет по факту рождения, свидетельства о смерти — не раньше пятидесяти. Правило не распространяется лишь на тех, чье имя вписано в документы, и на их ближайших родственников.

И если верить автоответчику, информация выдается имеющим на нее право гражданам лишь по предъявлении заверенной ксерокопии удостоверения личности. Все это доказывало, что документы, представленные Бониллой, — подделка. Только вот… Нельзя забывать, что он детектив. И из того, что Дюран видел по телевизору и читал в книгах, он знал, что сыщики зарабатывают себе на жизнь как раз благодаря связям и умению находить лазейки. Следовательно, детектив вполне мог ловко выудить свидетельство о смерти из архива соответствующей организации.

«А с другой стороны, — подумал Дюран, — кому, как не мне, знать, кто я такой. И жив я или мертв». Неприятное положение, в котором он очутился, можно даже назвать занятным, если бы не тот факт, что его пациентка совершила самоубийство и теперь на него подали в суд, требуя компенсации в несколько миллионов.

Но ведь Бонилла упомянул что-то еще. Мгновение — и Джеффри вспомнил: страничка смертей службы соцстрахования. Детектив направился на сайт Бюро записи актов гражданского состояния и побывал на веб-странице соцстраха.

«Не исключено, что здесь кроется разгадка, — подумал доктор. — Может, сыщик нашел однофамильца — не исключено, что с тем же именем — и перепутал его со мной».

Сев за компьютер, Дюран подключился к провайдеру «Америка онлайн» и принялся искать сайт, в котором перечислялись умершие носители номеров социального страхования. Очень скоро его поиски увенчались успехом: на экране появились ссылки на полдюжины посвященных генеалогии источников, и Джефф выбрал один из них.

В системе поиска значилось три поля для заполнения: имя, фамилия и штат. Дюран впечатал свои данные в соответствующие поля и щелкнул на округе Колумбия. Несколько секунд спустя сайт выдал результаты, одну-единственную колонку:

Имя: Джеффри Дюран

Родился: 25 августа 1968 года

Умер: 4 апреля 1970 года

Место регистрации: 20010, г. Вашингтон, округ Колумбия

Номер карточки социального страхования: 520-92-0668

Это был он.

Дюран едва не потерял сознание.

Таксист понятия не имел, где находится въезд на кладбище Рок-Крик, хотя и водитель, и пассажир заметили его на холме, пока курсировали по парковой магистрали мимо пристроившихся на склоне надгробий, плит и статуй. Сворачивали на три развязки: на Кальверт, к Собору и на Массачусетс-авеню, но стоило удалиться от магистрали, как кладбище исчезало из вида.

— Попробую еще один поворот, — сказал водитель, снова направляясь к центру города. — Родственничка решили проведать?

Дюран кивнул:

— Вроде того.

— Верно, меня не касается, — сказал шофер, словно себе в упрек. — А у меня мать умерла восемь лет назад, давно ее могилку не навещал. — Он покачал головой и хмыкнул, склоняясь к рулю. Затем включил щетки стеклоочистителя.

«Восемь лет назад…» — подумал Дюран. Примерно тогда ушли из жизни и его родители, летом девяносто третьего — он учился в магистратуре.

Водитель вырулил к съезду с автомагистрали.

— Должна же где-то быть эта дорога, — недоумевал он. — Когда не надо, вечно на нее натыкаешься.

Наконец таксист свернул к крошечной бензоколонке «Эксон», стоявшей возле отеля «Уотергейт», и, выйдя из машины, направился к парню в комбинезоне. Дружески хлопнув парня по плечу, шофер поздоровался, и оба скрылись в конторе заправки. Через некоторое время таксист снова появился в дверях, сжимая в руке клочок бумаги. Скользнув за руль, он пришлепнул желтый листок с клеевым слоем на приборную панель и провозгласил:

— Теперь полный порядок.

И впрямь, до въезда на кладбище оказалось меньше мили. Правда, к тому времени, как они притормозили у приземистого здания кладбищенской конторы, хлынул настоящий ливень.

— Слушай, приятель, — обратился водитель к пассажиру, когда тот расплатился, — зонт нужен?

— Простите?

— Бесплатно. В дождливые дни у меня забывают по два-три зонта, так я и придумал: просто дарю их другим пассажирам, понял?

Неожиданная доброта этого человека растрогала Дюрана, и он даже ощутил прилив грусти, когда такси отъехало — словно расстался с давним другом.

К посетителю, шаркая, вышел смотритель кладбища, который, казалось, приближался к тому, чтобы присоединиться к рядам своих подопечных: на бледном обветренном лице жутковато выделялись красные, покрытые коркой глаза. Старик был облачен в рабочую одежду: темно-синяя рубашка, брюки в тон и ботинки.

— Чем могу служить? — спросил он.

— Я ищу одну могилу.

— Что ж, адресом вы не ошиблись. Фамилия?

— Дюран, — ответил Джефф, поражаясь глупости своих собственных слов. — Джеффри Дюран. — По просьбе смотрителя он произнес по буквам. Старик с равнодушной апатией набил имя на клавиатуре компьютера, достал с полки распечатку схемы кладбища, обвел карандашом зону, помеченную «П-3», и протянул листок Дюрану, не обмолвившись ни словом.

Зонт оказался удобным и большим, с удобной деревянной ручкой в форме груши. Выйдя на улицу, новый его обладатель раскрыл чудное приобретение, и дождь усилился, будто по сигналу. Капли дробью барабанили по материи, а Дюран, не обращая внимания на разливавшиеся вокруг струи воды, сверялся с опознавательными знаками на карте. Ливень ему не мешал — напротив, пониженная видимость ослабляла затаившуюся до поры до времени агорафобию.