Кольцо нибелунгов - Хольбайн Вольфганг - Страница 68

Конечно же, Эльза знала, что он лжет. Несмотря на то что далеко не все бургунды склонялись к новому вероисповеданию, большинство из них достаточно спокойно относились к богу христиан и продолжали молиться древним богам, стараясь при этом не попадаться на глаза королю, чтобы не раздражать его. Хаген же был всегда чрезвычайно прямолинейным в своем отказе от христианства, хотя и старался не конфликтовать по этому поводу с Гунтером. Учение о всепрощении и покорности казалось ему слабым, отвратительным. Это было учение для трусов и слабаков. Отказавшись войти в церковь, он выразил сегодня свой протест христианству и даже не думал это скрывать.

На площадь упала тень, и только сейчас присутствующие заметили, что вокруг Вормса начали собираться тяжелые серые тучи.

Небо потемнело от низко нависших над землей туч задолго до того, как зазвонили колокола. Предательство и смерть, зависть и похоть, обман и интриги притягивали их, потому что они знали: человеческие пороки приведут к золоту. Это они, бестелесные духи природы, пришедшие из леса нибелунги, скользили меж деревьев и зарослей, витали над камнями и пригорками. Их шепот звучал в завывании ветра и журчащих ручьях, а руки переплетались в тени деревьев; они были многим и в то же время единым, они были народом и в то же время духом Альбериха, Регина и еще сотен и сотен душ, чьи имена никогда не произносили чьи-либо губы. Мрачные предвестники беды, нибелунги надвигались на город облаками.

Они остановились над холмами севернее Вормса и стали смотреть на город, на церковный купол, устремленный к небу.

— Глядиии…

Нибелунги хихикали, не видя радости в пышном праздновании свадьбы.

— Любовь расцветает на краже и предааательссстве…

Слово попытались взять отдельные частички подрагивающей пелены, окутавшей кусты и деревья:

— Сегодня в Бургундии нет ненависти…

Эта мысль об умиротворении тут же потонула в злобном шипении голосов:

— Ненависссть повсссюду… И черные сердца… Хаген… Брюнгильда… Нет прощения…

Они спорили там часа два, ожидая, когда церковные колокола возвестят о бракосочетании двух пар и коронации нового короля.

— Зииигфрииид… Перед сссвоим новым богом… с нашшшим золотом…

В отличие от человека, который не смог бы ничего разглядеть на таком расстоянии, нибелунги подмечали каждую мелочь. Когда короли со своими королевами вышли из церкви, нибелунги увидели не только их кожу и плоть, но и заглянули в сердца и души. От взглядов бестелесных призраков не укрылось ни истекающее кровью сердце Брюнгильды, ни честолюбивая радость Гунтера, которому казалось, что он наконец-то достиг своей цели.

В Бургундии началась гроза, короткая и яростная, с громом и молнией, словно старые боги протестовали против новых правил.

— Стооолько ссстран… стооолько состраданий… чем же всссе завершиться?

Увидев начало нового акта этой пьесы, нибелунги, шипя и подвывая, возвратились в свой лес.

— Крооовью… только крооовью…

Во время грозы Хаген не стал прятаться, не стал набрасывать на голову накидку. Капли дождя били его по лицу, в то время как жители Вормса бегали вокруг, словно муравьи. Хаген думал о том, была ли гроза знаком богов, которые отвернулись от Бургундии. С другой стороны, исходя из его опыта, боги очень редко вмешивались в дела людей и предпочитали наблюдать за тем, как человек сам распоряжается своей судьбой.

Именно это Хаген и собирался сделать.

Когда дождь прекратился, он заметил неясное движение на холмах к северу от Вормса. Ничего конкретного, просто мерцание в воздухе и теплые потоки, поднимавшиеся вверх от земли. Хаген знал, что это нибелунги. Он был одним из немногих людей в Бургундии, которые разбирались в темной магии и злых духах. Лишь поэтому он мог чувствовать присутствие призраков — их существование требовало веры. Появление лесных духов не предвещало ничего хорошего. Нибелунги любили наблюдать за страданиями людей, разжигать забытое чувство вины и радоваться падению королевств.

— Что ж, вы получите свою кровь, — хрипло прошептал Хаген. — Но чья это будет кровь, мы еще посмотрим.

Празднество шло полным ходом, когда Гунтер под ликующие возгласы мужчин объявил гостям, что собирается отправиться в свои покои с королевой Брюнгильдой. Хриплые здравицы сопровождались радостными криками гостей. Брюнгильда, в отличие от всех присутствующих, во время праздника выказывала лишь хорошее настроение, к которому ее обязывал этикет. Сверх того, что от нее требовалось, она не говорила, не ела и не пила. Гунтер же, чувствуя облегчение, оттого что шаг к мирному будущему уже сделан, хорошенько приложился к жаркому и вину.

Общая спальня королевской пары была великолепно украшена. Отблески многочисленных факелов плясали на шелковых покрывалах. На широкой кровати лежало столько вышитых подушек, что они, казалось, приглашали скорее к развлечениям, чем к отдыху. Пол был устлан коврами и мехами, а на небольшом столике стояла ваза с фруктами. В чашах была ароматизированная вода, а рядом лежали салфетки для освежения. В комнате царила чувственная и в то же время умиротворенная атмосфера, соответствующая единственной цели этой ночи.

Гунтер сбросил меховую накидку, затем снял рубашку. Весь вечер он жадно смотрел на жену, и вино только усилило его страсть. Отныне Брюнгильда была его королевой, и он хотел прочувствовать это сполна.

Властительница Исландии, ставшая теперь всего лишь супругой короля Бургундии, не очень-то радовалась предстоящей брачной ночи. Она стояла перед кроватью и задумчиво смотрела на подушки. Гунтер подошел к ней сзади и стал расстегивать пуговицы, удерживающие платье на спине. Это давалось ему не очень легко, так как от алкоголя перед глазами все плыло, а руки дрожали. Брюнгильда не шевелилась. Через несколько мгновений, которые тянулись бесконечно, она повернулась к мужу. В ее глазах затаилась легкая насмешка.

— Как же мой супруг собирается насладиться своим подарком, если даже не может его распаковать?

Гунтер толкнул Брюнгильду на кровать и опустился на нее сверху. Он придавил ее своим телом, дыша на нее едой, поглощенной за ужином.

— Я могу сорвать платье с твоего тела или разрезать его. Я могу заставить тебя ждать меня обнаженной, пока я не возжелаю твоего тела.

Разорвав платье, он жадно схватил ее за грудь. Брюнгильда перехватила его руку, чтобы направить грубые пальцы туда, где их ждал бы успех в разжигании страсти. Почувствовав слабое запястье, она неожиданно замерла и с любопытством вывернула его. Гунтер закричал, его страсть угасла, как факел под дождем. Король напряг мышцы, но королева без труда столкнула его тело на кровать. Гунтер вцепился другой рукой в ее плечо, однако Брюнгильда была намного сильнее короля. Она обхватила ногами бедра мужа и с силой сжала их.

Гунтер застонал, боль выбила хмель из его головы. Он принялся барахтаться, пытаясь вырваться из хватки собственной жены. Брюнгильда лежала на спине. Ее расслабленное лицо было спокойным, а король дергался, словно рыба, которую медведь только что выбросил из реки.

— Отпусти… меня… — прохрипел он, покраснев от ярости и напряжения.

— Что с тобой, мой король? — спросила молодая жена, не скрывая иронии. — Я что, не получу в постели того воина, который победил меня на поле боя?

У Гунтера рябило в глазах, он отчаянно сражался с тошнотой, поднимавшейся от желудка. Однако он понимал, что ему нечего противопоставить силе Брюнгильды. Конечно, можно было бы списать свою слабость на долгую дорогу и опьянение, но это ничего не меняло. Король не видел другой возможности высвободиться, кроме как дать ей пощечину.

Уже в следующее мгновение из левой ноздри Брюнгильды потекла тонкая струйка крови, очень яркая на фоне белой кожи. Королева на секунду замерла, а потом закричала, как валькирия, и стала бить Гунтера кулаком в лицо. Снова и снова. Удары так и сыпались на короля, но он не мог сопротивляться. Она удерживала его ногами, так что у него даже не было возможности откатиться в сторону, и он висел над ней, словно в цепях.