Температура повышается - Келли Карен - Страница 33

Чтоб этим крикливым идиотам пусто было! Все тело Джессики ныло от неудовлетворенности. Но Конор окончательно проснулся и, убрав руку с ее груди, перевернулся на спину.

Матрац под ним просел и жалобно скрипнул. Такой же жалобный стон едва не вырвался у Джессики из груди. Тяжело вздохнув, она хрипло вздохнула:

— Что за Содом, черт побери? Кто там вопит снаружи?

— По-моему, это Джордж умоляет Труди вернуться к нему, вытаптывая в отчаянии траву на нашем газоне, — ответил Конор спящим голосом. — Слава Богу, что Труди не впустила его в дом. Здесь было бы море крови.

Джессика потерла пальцами заспанные глаза, повернула голову и молча уставилась на Конора, освещенного лунным светом, падающим из окна. От его тела исходил жар, сам он тоже пылал, как жерло вулкана, изнемогая от медовой истомы.

Она тяжело вздохнула и, затаив дыхание, закрыла глаза, не в силах спокойно смотреть на лежащего с ней рядом самца. Бездействие становилось невыносимым, энергия, скопившаяся в ней, требовала немедленного выхода. Она попыталась медитировать. Йом-да-да-да! Но все ее попытки слиться с мирозданием оказались неудачными.

— Ты хочешь еще немного поспать? — спросил Ко! юр.

— Нет, — пролепетала она, пытаясь высвободить ногу из-под его ноги.

Теперь, когда они оба проснулись, убеждала она себя, лучше забыть о том, что произошло ночью. Мало ли что случается с полусонными людьми, очутившимися по воле случая в одной постели? Зачем же продолжать думать о сексе, когда за окном диким голосом вопит уголовник, брошенный своей женой? Рука ее случайно легла на нечто торчащее, горячее и влажное, расположенное где-то внизу живота Конора. Он охнул и засопел. Она стиснула пальцами подозрительный предмет и обмерла. Такого чуда природы она еще никогда в кулаке не сжимала.

— Я непременно завтра куплю тебе этот проклятый браслет, моя радость! — снова завопил в следующий миг Джордж.

Конор почему-то шумно задышал, возможно, из-за того, что Джессика машинально начала двигать рукой туда-сюда.

— А ты больше не будешь обзывать меня так, как обозвал вечером в ювелирном отделе? — спросила Труди.

— Прости меня, ты ведь знаешь, какие мы, итальянцы, вспыльчивые и ревнивые! Я просто схожу с ума от твоих женских прелестей! Ну разве можно обижаться на сумасшедшего?

— Джорджо тронулся рассудком? — спросил Конор, уже балансируя на грани умопомрачения.

— Тише! Я хочу послушать, что они скажут! — прошептала Джессика, сжав его мужское достоинство еще крепче от волнения. — Готова поспорить, что она получит и браслет, и ожерелье.

— Да как же ты посмел приревновать меня к продавцу? Разве ты забыл, что я поклялась больше никогда и ни с кем не флиртовать? — воскликнула Труди.

— Но ведь ты строила ему глазки! С этого-то все и началось и день нашей свадьбы! Вспомни, что произошло в нашу первую брачную ночь! — завопил ее муженек.

— Неужели она наставила ему рога в их первую брачную ночь? — изумленно спросила Джессика.

— Вряд ли ее можно строго судить за это, — философски ответил Конор, с трудом сдержав стон.

— Ты же поклялся, что не станешь упрекать меня в этом! Нет, мамочка была права, лучше бы я вышла за настоящего американца, а не за фальшивого итальянца! — завизжала Труди.

— Любимая! Я куплю тебе еще и те серьги! В комплекте с браслетом. Только вернись ко мне! — простонал Джордж.

— С крупными бриллиантами? — уточнила толстуха.

— Разумеется, мой сладенький пирожок! — последовал ответ.

Спустя минуту входная дверь со скрипом отворилась и тотчас же захлопнулась. Очевидно, Труди решила вернуться домой. Супруг встретил ее восторженным возгласом:

— Труди, радость моя! Больше я никогда тебя не обижу!

Их голоса стали удаляться и вскоре стихли.

Лишь тогда Джессика разжала пальцы и перевела дух.

— Кажется, они угомонились, — сказал Конор. — Мне пора на вахту.

— Что ж, долг превыше всего, — упавшим голосом произнесла Джессика, внушая себе, что не хочет заняться сексом. В ушах у нее звучало: «Йом-да-да-да!» Соски набухших грудей требовали ласк его губ и пальцев. Лоно судорожно сжималось. Промежность пылала. Она обхватила руками подушку и заглушила ею свой отчаянный утробный стон. Будь прокляты все эти бесчувственные полицейские!

Скрипнул матрац, Конор встал с кровати. Сейчас или никогда! Джессика собралась с духом и выпалила:

— Может быть, останешься?

Конор вздрогнул и медленно опустился на край матраца.

— Что ты хочешь этим сказать? — густым баритоном спросил он после долгого томительного молчания.

— Так, уже ничего! Забудь об этом! Поговорим утром! — сказала Джессика, стиснув ноги.

Соки обильно орошали ей бедра, низ живота наполнился тяжестью, а лоно — ужасающей пустотой. Она знала, что сойдет с ума от эротических снов, если немедленно не утолит голод плоти. Но, верная своей клятве и долгу, только скрежетала зубами. Однако похоть уже помутила ей рассудок. Помимо своей воли она резко повернулась на другой бок и коснулась плеча Конора. Тот вздрогнул, как от удара электрическим током, и вытаращил глаза. Тяжело дыша, Джессика прошептала, слегка пугая его своим горящим взглядом:

— Не уходи, останься со мной! Пожалуйста!

Конор порывисто взял ее за руку, поцеловал ее пальцы и глухо сказал:

— Но я должен быть внизу, на своем посту…

— Этой ночью уже вряд ли что-нибудь случится, — сказала она.

Он закусил губу, ей стало стыдно за свою несдержанность, но поделать с собой она уже ничего не могла. Не в силах противиться ее взгляду, Конор нырнул под одеяло и крепко прижал ее к себе, так что у нее перехватило дух.

Всего один раз, внушала она себе, ерзая по матрацу. Один раз не считается… Тогда пусть будет одна ночь! Они забудут обо всех своих обязательствах и клятвах до восхода солнца. Но с первыми же лучами вновь станут только напарниками. И не более того! Все войдет в прежнюю колею.

Рука Конора легла на ее вздымающуюся грудь, и все закружилось у Джессики перед глазами. От благоразумных мыслей не осталось и следа, они мгновенно испарились. Джессика перевоплотилась в блудницу, необремененную предрассудками и жаждущую наслаждений.

Конор легонько коснулся пальцем ее торчащего соска. Тихий стон сорвался с ее губ, она затрепетала в предвкушении безудержной любовной игры, о которой втайне мечтала с того самого вечера, как Конор арестовал ее на улице.

Он зарычал, уткнувшись носом в ее шею, и прикусил зубами ей мочку уха. Его сильное горячее тело напряглось.

— Я мечтал об этом чудесном миге с тех пор, как увидел тебя тогда на углу улицы, — признался он.

— В разорванной юбке, с дыркой на колготках и с распахнутым до пупка воротом блузки, — прошептала она, судорожно вздохнув. — Тебе просто нужна была проститутка… Что ж, она твоя! — С этими словами Джессика обвила ногами его бедра, а рукой ухватила за причинное место.

Он охнул и сказал:

— Какая ты, оказывается, бесстыдница! А я-то считал тебя девственницей, боялся к тебе прикоснуться. Но теперь я возьму реванш! Эту ночь ты надолго запомнишь, скверная девчонка!

Он сбросил одеяло на пол и, приподнявшись, окинул Джессику плотоядным взглядом. Она легонько сдавила ему пальчиками мошонку, напоминая, что с ней шутить опасно. Особенно в сексе. Он медленно провел указательным пальцем по ложбинке между ее прекрасными грудями, коснулся пупка и надавил на ее трепетный бутончик. Джессика застонала от неописуемого удовольствия и прошептала:

— Еще, Конор! Сильнее!

— Ты так долго дразнила меня, так умело мучила, что теперь должна ответить за это, — выдохнул он.

Джессика запрокинула голову и выпятила груди.

— Ты постоянно отвлекала меня от выполнения задания, вынуждала терпеть адские муки, — говорил Конор, поглаживая росистое преддверие лона. — Все твое тело сочится вожделением, в твоих глазах читается сексуальный вызов, явная мольба о том, чтобы я приласкал тебя, отведал меда твоих губ…

Она знала, что все так и обстояло, но не считала нужным оправдываться, поскольку Конор тоже вел себя вовсе не как монах, он тоже подавал ей недвусмысленные намеки.