Золотой плен - Кемден Патриция - Страница 16

Черт побери, да не будь же таким дураком! Опять забыл, чья она сестра? Спору нет, она красива, а мужская кровь не водица. Но если не остеречься, она высосет из тебя всю кровь по капле.

Острота этого желания тревожила Торна. Где же его хваленая выдержка? Будь он проклят, если позволит золотоволосой вдове француза выбить у него почву из-под ног.

Нoleadam, Holeolmiyan, твердил он про себя, сжимая кулаки. А что толку!.. Он и так проклят.

Лессин бурлил точно в базарный день. Главная улица с ее зданиями древних гильдий и островерхой церковью вся украшена цветами и лентами – так встречает союзников мирное население. И недаром: ведь если французы грабили, то союзники платят. Потому на всех улицах вытянулись ряды с товарами, припрятанными от французских мародеров.

Мимо них с гиканьем промчался отряд гусар. Катье проводила его глазами. Ее отец тоже служил в гусарском полку. Так неужто ее, дочь своего отца, представительницу славного рода Ван Стаденов, по древности не уступающего самой Фландрии, остановят какие-то англичане?

Нет, она вырвется от полковника именно здесь, в Лессине, доберется до Серфонтена и предупредит Лиз.

Правда, она не рассчитывала встретить тут столько англичан, пруссаков, голландцев, австрияков... И каждый из них подчинится приказу Торна...

На площади толпился народ. Полковник пустил Ахерона шагом. Катье решила держаться начеку и ловить момент. Но она привыкла к строгим порядкам крепостного города Ауденарде, и от этой суматохи у нее закружилась голова. Торговые ряды наползали один на другой; две кумушки чуть было не подрались из-за места, третья держала за рога отчаянно блеющего козла, рядом краснокожий пекарь с пеной у рта защищал свой неприглядный товар: кто посмел сказать, что он подмешивает квасцы в муку?!

Торн свернул на узкую улочку. Стены домов сотрясались от дикого гвалта. Глаза Катье перебегали от дверей к окнам в надежде отыскать лазейку. Но нет – двери заперты, а окна слишком высоко от земли. А вон и главная площадь – и тут солдаты!

– Эй, Торн! – окликнул чей-то голос.

Дородный англичанин, тоже полковник, в мундире, богато расшитом золотыми позументами, направил к ним своего коня прямо через толпу. По пути шуганул кого-то, осмелившегося высказать недовольство.

– Вот дьяволы! – пробормотал он, подъезжая к Торну.

Тот невозмутимо кивнул ему.

Толстяк покосился на Катье; его белесые брови удивленно приподнялись, и он даже присвистнул сквозь зубы.

– Ну и красотка! Может, у нее сестра есть?

Катье вздрогнула. Торн сжал кулаки. И даже Ахерон, словно почуяв раздражение хозяина, выпустил пар из ноздрей.

– Да я так, для красного словца. Не изображай из себя Юпитера, старина.

– Это жена рыцаря Коммерси, а я ее сопровождаю, поскольку битва спутала ей все планы.

– Вот оно что! – ухмыльнулся англичанин. – Какого такого рыцаря?

– Не твое дело.

– Все бы тебе за шпагу хвататься. Уж и спросить нельзя!

Конь Коммерси заплясал на месте; всадник едва удержал его.

– Больно ты горяч, Торн. Говорят, ты со своим отрядом целый фланг французской конницы опрокинул. Эх, жаль я не видал! А мы тут, понимаешь, вешаем всяких людишек. У Бергхейка оказалось довольно много приспешников. Казалось бы, какой резон Брабанту защищать Фландрию, а вот поди ж ты! – Полковник скосил глаза на Катье. – Черт побери, что за красотка! – Он развернул коня и, рассыпая проклятия, стал прокладывать себе дорогу сквозь толпу.

Торн двинулся в противоположную сторону, объезжая площадь по краю.

– Кто это – Бергхейк? – спросила Катье.

– Будто не знаете! – отрезал он.

Белобрысый фламандец сплюнул прямо под копыта Ахерону.

– Verrader! – рявкнул он. Изменница!

Катье побелела как полотно. Вот кем считают ее земляки! Но глаза ее пристально следили за белобрысым. Тот поравнялся с человеком в синем рабочем переднике, что стоял сложа руки перед лавкой золотых дел мастера. Потянув его за рукав, белобрысый кивнул на Катье. Ремесленник нахмурился, кивнул и тут же скрылся в дверях лавки.

Надо запомнить это место. Все-таки там свои, фламандцы, они помогут ей.

– И все же, кто такой Бергхейк? – повторила она свой вопрос, надеясь, что он не заметит ее явного интереса к лавке.

– Фламандский граф, выступивший на стороне французов. Вы, мадам, без сомнения, принимали его у себя в замке.

– Даже если и так, что с того?

Она повернулась к нему. Взгляд полковника был устремлен на дверь лавки. По спине у нее пробежал холодок. Догадался!

Он в упор взглянул на нее.

– Что с того? Несколько дней назад Бергхейк сдал армии Людовика Гейт и Брюгге.

Резкие звуки привлекли ее внимание. Чуть позади, слева от коня, человек в синем переднике стучал палкой по стоящему у его ног ведерку для раствора. Ахерон выгнул шею. Торн обеими руками ухватился за поводья и вполголоса выругался.

Перед глазами у нее плыл туман. Катье, глубоко вдохнув для храбрости, спрыгнула с лошади.

Больно ушибла пятки, пошатнулась. Яростно рыча, Торн разворачивал Ахерона. Она бросилась прочь, уже не думая о лавке: только бы скрыться от него. Камни мостовой скользили под ногами. Сзади дробно цокали подковы.

Толпа сомкнулась за ней, приветствуя ее, словно победительницу потешных состязаний. Катье боялась, что он, как тот полковник, станет расчищать себе путь копытами боевого коня. Задыхаясь она расталкивала людей.

– Пропустите!

– Мадам! – кричал ей вслед Торн.

Она свернула за угол, начала петлять по улицам, точно ткацкий челнок. Где же та лавка? Надо найти ее и попросить у фламандцев лошадь.

Очутившись наконец в пустынном проулке, она позволила себе отдышаться. Прислонилась к стене пекарни – запах свежего хлеба живо напомнил то последнее утро в Сен-Бенуа. В ушах стоял гул, а ей все еще чудилось, что это цокот копыт по булыжнику.

Дверь пекарни распахнулась, и оттуда вылетел коренастый английский пехотинец, вытирая о мундир засаленные руки. Вдоль всего лица тянулся багровый шрам: видно, он с кем-то крепко повздорил.

Увидев Катье, солдат опешил, но тут же разобрался что к чему и ощупал ее всю дерзким взглядом.

Катье во все глаза смотрела на него, не зная, что делать, где искать проклятую Лавку.

– Ого, какая пташка ко мне залетела! – Наглая ухмылка пехотинца сделалась еще шире. Пальцы его потянулись к гульфику. – Видно, прослышала, что у меня вот тут кой-чего для тебя есть? Все пташки слетаются к Нику. – Он шагнул к ней. – У-у-у, забодаю!

Катье растерянно оглянулась. Ей недоставало чего-то знакомого, привычного. Она сердито тряхнула головой, поняв, что не хватает той уверенности, которую вселяло прикосновение сильной мужской руки к ее телу.

– Оставьте меня, – сказала она, усилием воли убирая из голоса дрожь. – Там, за углом один человек... он вам голову проломит.

Солдат хитро прищурился.

– Человек, говоришь? Так ведь ты сбежала! Видал я, как ты спрыгнула с его коняги. А может, наоборот, я тебя от него спасу? Попомни мои слова, еще благодарить будешь старину Ника.

– За благодарностью дело не станет! – прозвенели в воздухе слова, сопровождаемые скрежетом шпаги о ножны.

Солдат вздрогнул и обернулся. В конце проулка стоял Торн. У Катье подкосились ноги.

– Святые угодники! – воскликнул пехотинец. – Так она ваша! – Он вытянул перед собой грязные ладони. – Ей-богу, ваша милость, я ее пальцем не тронул! Вот чем хотите побожусь!

Торн двинулся к нему.

– Никоди-и-мас! – раздался крик из пекарни.

Солдат съежился и стал похож на мальчишку, ворующего корм у кур. На пороге пекарни выросла толстая краснолицая женщина в обсыпанном мукой переднике.

– Никодимас! Вот ты где! А ну-ка, иди сюда, сукин сын! – Она протиснулась между ним и Торном и, уперев руки в мощные бока, воззрилась на Катье. – Эй, ты, оставь мово мужика в покое! Он мой, пущай рожей не вышел, пущай англичанин, но мой! Много вас тут шастает! – Булочница повернулась к Торну. – И вы, сударь, охолоните малость! – За шиворот втащив солдата внутрь, она с грохотом захлопнула дверь.