Золотой плен - Кемден Патриция - Страница 3

– Кто это – мы? Французы?

Не в силах устоять на месте, Катье начала расхаживать взад-вперед по каменному полу. Внезапно задержалась у окна, привлеченная новым зрелищем, и тут же стремительно выбежала на веранду. По залитому солнцем полю двигались шеренги солдат. Пальцы ее опять невольно сжались в кулаки: даже отсюда чувствуется запах растоптанного зерна. Так, пожалуй, они зимой без хлеба останутся!

– Где ваша сестра? – прошипел сзади граф.

Катье уже открыла рот, чтоб дать ему еще одну отповедь, но забыла обо всем, услышав детский крик, доносившийся с лужайки.

– Петер!

Она сбежала по ступенькам, завернула за угол и увидела, как сын бьется в руках мужланистого солдата, а другой солдат держит под уздцы маленькую черную лошадку.

Мальчик тянулся ручонками к своей любимице.

– Тока! Тока! Нет, не надо! Тока!

– Пусти его! – завопила Катье и кинулась к солдату, но чья-то рука снова удержала ее.

– Что ж вы за звери такие? Зачем вам пони в вашей грязной войне? – выкрикнула она, вырываясь. – Эту лошадку ему подарил мой покойный муж! Мало того, что ребенок лишился отца, так вашему слюнявому королю надо отобрать у него последнее!

Из глаз Рулона выплеснулась волна ненависти.

– Попридержите язык, мадам, а то как бы ваш сын и матери не лишился.

Бекет Торн взглянул на солнце. Полдень только что миновал, значит, в запасе у него час, от силы полтора. Он снова понаблюдал в трубу за людьми на веранде и не мог не восхититься дерзостью этой золотоволосой женщины. У графа де Рулона был такой беззаботный вид, когда он подъезжал к замку, а теперь мадам де Сен-Бенуа явно довела его до белого каления. Ай-ай-ай, какая неприятность! – усмехнулся он про себя. Француз привык, что все падают перед ним ниц, и вдруг такой пассаж!

С торжествующей усмешкой Бекет проследил взглядом за французскими войсками. Топают себе по колосящимся полям и не подозревают, какой сюрприз ждет их за гребнем холма.

Англичанин расправил плечи, так что треснули швы камзола, в душе проклиная низкорослых голландцев. Ветки вонзились ему в бок, и он осторожно отодвинулся, чтобы не разрушить маскировку. Затем снова приник глазом к трубе, разглядывая пылающее гневом лицо вдовы. Ничего не скажешь, хороша! Жаль, что таким красавицам нельзя доверять...

Скоро здесь грянет бой, и полковник Бекет, командующий отрядом армии герцога Мальборо, поведет его против отборной конницы французского короля.

– Но прежде чем ударят пушки, я узнаю, где скрывается твоя сестра, – В голосе его зазвенела сталь. – Вот увидишь, я не стану терять с тобой время!

Будь он проклят, если не вырвет у фламандки сведений о Лиз Д'Ажене и турке, скрывающемся под именем астролога Онцелуса. Когда Бекет встретился с ним, он носил другое имя...

Сжав в кулак руку в черной перчатке, он занес ее для удара по воображаемому врагу; кружевной манжет соскользнул, обнажив множество шрамов на запястье. Имя этой турецкой собаки, этой подлой душонки – Эль-Мюзир!

Четыре года продержал его турок в плену, и он оттого только не отдал Богу душу во время адских пыток, что не мог умереть, не отомстив тому, кто осмелился называть себя его господином. Бекет стиснул челюсти и едва слышно процедил сквозь зубы: Huradam, holeolmiyan! Я человек, а не раб! – слова, затверженные как заклинание в страшные годы неволи.

Бекет тряхнул головой, разгоняя кровавый туман, застивший глаза. Как бы там ни было, он не должен давать волю ярости, если хочет одолеть такого коварного, изворотливого и безжалостного врага.

Немало храбрецов уже сложили головы в погоне за этим зверем и его наложницей. Бекета провести ему будет трудно, а разжалобить – тем более. По крайней мере, теперь он знает, под какой личиной прячется турецкий дьявол, так что пусть не ждет пощады.

А Лиз Д'Ажене, видно, меняет опасных любовников, как другие женщины меняют платья. Бекет прищурился, пытаясь без помощи трубы разглядеть хрупкую золотистую фигурку вдалеке. Небось и эта убьет и не поморщится, по примеру своей сестры.

Всадник в мундире французской армии во весь опор мчался к замку. Рука англичанина вновь потянулась к подзорной трубе. Запыхавшийся гонец резко осадил лошадь, отчего та взвилась на дыбы и чуть не сбросила его. Едва соскочив с седла, он упал на колени перед Рулоном и подал ему свиток.

Граф развернул, прочел и наотмашь ударил гонца по лицу тыльной стороной ладони. Тот поднялся, утирая кровь, хлынувшую из носа. Каким же трусом надо быть, чтоб вымещать злобу на посыльном! Как будто он виноват в том, что французы недооценили хитрость герцога Мальборо.

Громко ругаясь, синие мундиры седлали лошадей. Бекет похлопал Ахерона по крупу, заставляя стоять смирно, когда французы пронеслись в каких-нибудь двадцати метрах от него. Лицо Рулона было темным от ярости. Бекет поднялся, спрятал трубу в походную сумку, взялся за луку и легко подбросил в седло свое большое мускулистое тело. Ну берегитесь, мадам де Сен-Бенуа, если вздумаете запираться!

Катье смахнула жгучие слезы, провожая глазами старого Мартена, уводящего Току на конюшню; верхом на ней восседал счастливый Петер. Благодарение Господу, грабители в спешке забыли про пони. Но что будет с Петером, если они вернутся?

Она возвратилась на кухню, где Грета собирала крохи съестного, которые оставили им солдаты Рулона. Катье принялась ей помогать, подумав о том, что с посудой возни будет побольше.

Вот ведь какие варвары! Она отыскала старую корзину с оторванной ручкой, чтобы смести туда осколки. Будь прокляты эти французы! И англичане с ними вместе! Катье в сердцах швырнула поднятый нож, и он прорезал корзину. Будь они все прокляты!

Она до боли сжала зубы, не давая пролиться слезам, но в глазах все равно что-то защипало. Стой! – сказала себе она. Забыла, кто ты? Урожденная Ван Стаден, в твоем роду женщины не плачут. Другие могут зарываться в подушку и рыдать, Ван Стадены – никогда, Ван Стадены не проливают слезы, а мстят обидчикам...

Катье тряхнула головой. Лиз тоже Ван Стаден. Куда же ты сбежала, сестра? Из ее письма она помнила только, что в нем была угроза здоровью Петера. Ей захотелось достать письмо и, посмотреть, откуда оно. Нет, потом, нельзя же все взвалить на старую служанку.

Грета вдруг испустила вопль, и Катье обернулась. В дверном проеме, опершись плечом о косяк и скрестив на груди руки, стоял высокий, стройный офицер. На нем темно-синий мундир, черные кожаные ботфорты, доходящие до бедер, такой же черной кожи перчатки для верховой езды. Длинные темные волосы стянуты сзади лентой – так делают все воины перед битвой.

По спине у нее пробежал холодок. В небрежно-спокойной позе таится неведомая угроза: какова бы ни была цель его визита, он, видимо, не уйдет, не добившись ее.

Не отводя от него взгляда, Катье проговорила:

– Грета, пойди посмотри, как там Петер.

Едва старуха вышла, глаза владелицы замка непроизвольно сузились от гнева.

– А вы зачем явились? Хотите посмотреть, нет ли еще кроликов под кроватью? – Она глядела на него в упор, воинственно подбоченясь; грудь под тонкой тканью платья нервно вздымалась.

Он ничего не ответил, но синие глаза ощупали ее всю, с головы до ног. Ей отчего-то стало неловко, но она не сдавалась.

– Ну? Что смотрите? Говорю вам, больше здесь нечем поживиться.

Красиво изогнутая бровь чуть приподнялась, а губы тронула ленивая усмешка. Она вдруг устыдилась своего старого платья и перепачканного мукой передника.

– Ошибаетесь, мадам. – Он говорил по-французски с еле заметным акцентом. – Есть чем.

Великий Боже, англичанин! Глаза ее метнулись к двери – нет ли поблизости Греты или Мартена; нет, она осталась с ним наедине. Сперва мундир ввел ее в заблуждение, теперь же она разглядела, что ткань гораздо темнее, чем у французов.