Леди и лев - Керк Синтия - Страница 23

Дилан выпрямился, стараясь понять, что же происходит в финале первого действия. Ему хотелось верить, что она не любила своего мужа, по крайней мере не любила его как женщина. Правда, в которой он сам себе не желал признаваться, была такова, что он ревновал ее к Йену Фэрчайлду. Ревновал, что тот разделял с Шарлоттой ложе. Это терзало его даже больше, чем то, что Шарлотта так упорно, можно даже сказать мелодраматически, скорбит о смерти мужа.

Любая из знакомых Дилану женщин наверняка в этом случае пролила бы две-три крокодиловых слезинки, выпила бы стакан вина и посчитала бы, что тем самым выполнила свои скорбные обязанности. Он усмехнулся. Жалость к себе никогда не была ему свойственна, и он не позволит себе раскисать.

Ему нравилась Шарлотта Фэрчайлд. Это была интеллигентная, роскошная, пленительная женщина. Они проработали бок о бок все эти пять недель. Странно, конечно, что она занимает столько места в его мыслях. Из-за нее он отвлекается от подготовки выставки по Долине Амона. Но совершенно ясно, что ей тоже надо отвлечься.

Два дня назад сэр Томас как вихрь ворвался в галереи музея. Увидев Шарлотту, он тут же принялся обвинять ее в смерти мужа. Дилану просто повезло, что как раз сейчас его любимые Гилберт и Салливан ставятся на сцене Новой королевской оперетты. Веселая интрига, которую разыгрывали перед ними начинающий пират Фредерик, дочки генерала Стенли и хитрая служанка пиратов Руфь, – именно то лекарство, которое способно поднять настроение и заставить смотреть на окружающий мир не так мрачно. Как бы в подтверждение его мыслей, артисты на сцене принялись отплясывать комический танец. Король пиратов размахивал огромным флагом, на котором ухмылялся Веселый Роджер. Хор исполнял куплеты про некоего «доктора богословия». Наконец прозвучал звонок к спуску занавеса, который был еле слышен из-за криков «бис» и восторженных аплодисментов.

Когда в зале уже зажигались огни, леди Маргарет крикнула:

– Браво!

– Это восхитительно, – сказала Кэтрин, которая в вышитой светлой блузке и темной юбке была похожа на школьницу. – Особенно мне понравилось, как они высмеяли чрезмерную женскую скромность.

– Да, в самом деле, – искренне согласился с ней Дилан. Леди Маргарет поднялась, разглаживая складки на своем модном голубом платье.

– Я много лет не была в оперетте. Думаю, нам стоит чаще ходить на постановки Гилберта и Салливана. – Она взяла Дилана за локоть. – Хочу снова поблагодарить вас за то, что вы доставили нам такое редкостное удовольствие.

– Мама, можно я сбегаю вниз, куплю лимонный лед? – Майкл уже раскачивал открытую дверь их ложи.

– Только не опоздай к началу второго акта. Мальчик помчался вниз.

– Кэтрин, мне кажется, нам тоже нужно выйти на несколько минут. – Леди Маргарет указала дочери на ближайшую к сцене ложу.

Там в одиночестве сидел пожилой мужчина с роскошными усами, как у моржа. Его руки были сложены на животе, а голова свесилась вниз. Было ясно, что он продремал весь первый акт.

Дилан рассмеялся:

– Вероятно, этот джентльмен не относится к числу поклонников Гилберта и Салливана. Хотя странно, что последний хор его не разбудил.

– Что ж, Кэтрин, думаю, в моих силах разбудить его, – заявила леди Маргарет. – Это удача, что лорд Гамильтон сегодня здесь. Он упорно отказывается встречаться с нами, чтобы обсудить вопрос об избирательном праве для женщин. А сейчас он здесь один, так что у нас есть прекрасная возможность продвинуть вперед наше дело.

Кэтрин поднялась со своего места.

– Пошли скорее, мама. Мы не должны терять времени, а то лорд Гамильтон придет в себя и станет упрямым, как обычно.

– Леди, вы уверены, что хотите этого? – Дилан встал в дверях. – Я хочу сказать, что не против политических дебатов, но мне кажется, что в театре…

– Политические дебаты могут происходить в любом месте, где попирается справедливость. – Леди Маргарет постучала его по плечу веером. – Прошу вас, отойдите в сторону, молодой человек.

Вопреки собственному рассудку Дилан выпустил двух леди Грейнджер из ложи. Затем вернулся к Шарлотте, которая изучала программку.

– Вы не боитесь, что они устроят сцену?

– Может быть, – немного подумав, ответила она. – Это зависит от того, насколько несговорчив будет лорд Гамильтон.

– Что вы имеете в виду?

– Если лорд Гамильтон откажется слушать их заявления по поводу избирательных прав для женщин, тогда они начнут горячиться и произносить речи. – Шарлотта взглянула на дремлющего лорда Гамильтона. – Не думаю, что они отважатся на что-нибудь большее. Они пришли в театр неподготовленные. По крайней мере я не заметила, чтобы мама или Кэтрин взяли с собой чернильницу.

– Чернильницу? Зачем?

– Иногда они рисуют на стенах и дверях надписи «Избирательные права для женщин». Иногда попадает немного чернил и на людей.

– Но не в театре, безусловно.

– О, конечно. В «Савое» маму не пускают даже в вестибюль.

Он сел обратно в кресло, хмыкнув:

– Мне кажется, вам следовало бы предупредить меня об этом раньше. До того, как я привел ваше семейство в театр.

Шарлотта рассмеялась:

– Я просто не могу поверить, что вы тот самый Дилан Пирс, которого исключили из Кембриджа за азартные игры.

– Мне было тогда всего девятнадцать лет. Вряд ли можно ожидать от девятнадцатилетнего юнца зрелости и респектабельности.

– А Кэтрин как раз недавно исполнилось девятнадцать.

– Да, и она готова поливать краской пожилого человека, у которого только одно желание – подремать в театре.

– Я же говорила вам, они не взяли с собой чернил. – Шарлотта, кажется, не принимала всерьез его замешательство. – Странно, что вы так трепещете перед условностями.

– Я не собираюсь обижаться.

– Нет, конечно. Когда я была в Египте, то каждый месяц слышала о вас новые истории. Про то, как вы попали в тюрьму из-за того, что украли девушку из гарема; про то, как на пари устроили скачки на верблюдах вокруг Сфинкса…

– Кто это вам рассказал? Я ненавижу верблюдов. Мы скакали на жеребцах.

– А разве это не вас чуть не до смерти забили камнями за то, что вы попытались зайти в мечеть обнаженным?

– Я был в бриджах, – запротестовал он. Ему было неприятно слышать о своих приключениях в пересказе Шарлотты. – К тому же я был слишком пьян, чтобы понимать, что вытворяю.

Шарлотта насмешливо подняла бровь:

– Это уж точно.

– Не могу отпираться. Пьянство – моя проблема, – произнес он тихо.

Она наклонилась к нему ближе. Выбившийся из прически локон задел его по щеке, и сквозь него прошла необъяснимая нервная дрожь.

– И конечно, это ваше знаменитое свидание на вершине Великой пирамиды, – прошептала она.

Он вдохнул ее восхитительный аромат, наслаждаясь ее близостью, ощущением ее волос на своей щеке, лицезрением ее прелестных округлостей под черным шифоном.

– Не знаю, чем так знаменито это свидание, но уверяю вас, что там было ужасно жарко.

Даже в сумраке ложи он заметил, как ее щеки вспыхнули.

– Какой вы негодник! – сказала она, но при этом в ее голосе слышалась смешинка, и она не отодвинулась от него.

– Вы ведь любите негодников, правда? – Он вдруг неожиданно охрип. Его волновала ее близость. Ему показалось, что он заметил в ее глазах искру чувственности.

– Я люблю археологов. – Она улыбнулась. – Даже если их поведение не совсем безукоризненно.

Неужели она тоже симпатизирует ему? После всего, что произошло два дня назад в музее, когда она лежала в его объятиях, он не знал, что и думать. В тот день сэр Томас довел ее до слез. Шарлотта была расстроена, и он просто утешил ее, как друг, можно даже сказать – как брат. Он не хотел, чтобы его чувства к Шарлотте вышли из-под контроля, по крайней мере до тех пор, пока он не будет уверен в ее чувствах к нему.

Он заставил себя выпрямиться и откинулся на спинку кресла.

– И что же, ваша любовь к археологам распространяется и на уважаемого мистера Хьюза?

Шарлотта демонстративно поежилась.