Мартовские фиалки - Керр Филипп - Страница 26

– Я знаю, что Пауль Пфарр был осторожен и никогда не курил в постели, – сказал я. – Послушайте, если бы вы не ворвались сюда, как ураган, я бы смог найти документ – письмо Немецкой компании по страхованию жизни, которая пригласила меня расследовать обстоятельства пожара до предъявления иска.

– Мы нашли это письмо, – сказал Диц. – А также вот это.

Он вытащил из кармана своего пиджака мой пистолет и небрежно навел его на меня.

– Но у меня есть разрешение на оружие.

– Ну, разумеется, оно у тебя есть. – И, понюхав дуло, он обратился к своему спутнику: – Ты знаешь, Мартинс, мне кажется, что этот пистолет чистили, и, что особенно важно, совсем недавно.

– Я вообще чистюля. Если не верите, посмотрите на мои ноги.

– "Вальтер-ППК" калибра 9 мм. – Мартинс закурил. – Как раз из такого оружия были убиты бедняга Пфарр и его жена.

– Я слышал совсем другое.

Я подошел к бару с напитками и очень удивился, увидев, что бутылка виски на своем месте в целости и сохранности.

– Ну, разумеется, – заявил Диц. – Мы забыли, что у тебя еще остались дружки в Алексе.

Я налил себе. Правда, немного переборщил – мне не удалось выпить все одним глотком.

– А я думал, что они уже давно вышвырнули на улицу всех реакционеров. – Это был Мартинс.

Я проглотил остатки виски.

– Я бы предложил вам, ребятки, выпить, но боюсь, что после этого мне придется выбросить стаканы. – С этими словами я убрал бутылку с виски в бар.

Мартинс отшвырнул сигарету и, сжав кулаки, шагнул ко мне.

– Эта сволочь еще и издевается над нами, – прорычал он.

Диц продолжал стоять, прислонившись к окну, но потом повернулся ко мне с ненавидящим лицом:

– Ты мне начинаешь надоедать, ослиная рожа.

– Я вас что-то не понимаю. Вы же видели письмо страховой компании. Если вы думаете, что оно подложное, можете проверить.

– Мы это уже сделали.

– Тогда чего же вы от меня хотите?

Диц подошел ко мне и смерил презрительным взглядом. Затем он взял мою последнюю бутылку хорошего шотландского виски, подержал немного и швырнул в стену за моим столом. Грохот был такой, как будто ящик с посудой покатился по лестнице, а в воздухе сильно запахло алкоголем. Диц одернул пиджак.

– Мы просто хотели предупредить тебя, Гюнтер, что ты должен сообщать нам обо всем, что ты делаешь. Если тебе удастся что-нибудь разузнать, пусть даже самую малость, советую тебе тут же сообщить об этом нам. А если я узнаю, что ты от нас что-нибудь скрываешь, то отправлю тебя в концлагерь. Вмиг, ты и глазом моргнуть не успеешь. – Он наклонился ко мне, от него сильно пахло потом. – Понял, ослиная рожа?

– Не выдвигай так далеко свою челюсть, Диц. А то у меня руки чешутся задвинуть ее обратно.

Он улыбнулся.

– Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь. Правда, хотел бы. – Он повернулся к своему спутнику: – Пойдем отсюда. Пока я не врезал ему по яйцам.

Не успел я привести в порядок кабинет, как зазвонил телефон. Это был Мюллер из «Берлинер моргенпост», который хотел сказать мне, что он очень извиняется, но, кроме той информации, которую обычно помещают в некрологе, он не нашел ничего другого о Германе Сиксе.

– Ты что, разыгрываешь меня, Эдди? Побойся Бога, ведь этот парень – миллионер. Ему принадлежит половина Рура, и стоит ему засунуть палец в зад, как оттуда забьет фонтан нефти. Кто-то же должен хоть иногда подглядывать за ним в замочную скважину!

– У нас совсем недавно работала женщина-репортер, которая собирала информацию обо всех этих рурских магнатах: Круппе, Феглере, Вольфе, Тиссене. Но когда правительство решило покончить с безработицей, она лишилась службы. Я попробую разыскать ее адрес.

– Спасибо, Эдди. Ты что-нибудь узнал о Пфаррах?

– Фрау Пфарр действительно ездила лечиться на воды. Наухайм, Висбаден, Бад Хомбург. Называй любой курорт и не ошибешься – она всюду побывала. Даже тиснула статейку в журнале «Фрау» о лечении водами. Кроме того, она хорошо разбиралась в знахарстве. Но других подробностей мне узнать не удалось.

– Спасибо и на этом, Эдди. В следующий раз не стану тебя беспокоить – сам займусь светской хроникой.

– Значит, мои сведения не тянут на сотню марок?

– Они не тянут и на пятьдесят. Лучше найди мне эту женщину-репортера, а там посмотрим.

Закончив разговор, я закрыл свой кабинет и отправился к слесарю, чтобы забрать готовые ключи и баночку с пластилином. Понимаю, это звучит несколько театрально, но я не вру – я ношу с собой эту баночку уже несколько лет и много раз она меня выручала. Лучшего способа, чтобы открыть любую дверь, – кроме, конечно, прямой кражи ключа – на свете не придумано. Раньше кое-кто пользовался особым устройством из легированной стали, которое отпирало любой замок, но у меня такого никогда не было. Впрочем, замки теперь стали столь совершенными, что их невозможно открыть отмычкой, это только в фильмах «UFA» воры пользуются такими маленькими волшебными штуковинами, для которых вообще препятствий нет. Однако в реальной жизни воры чаще всего просто-напросто перепиливают язычок замка или вырезают кусок двери вместе с замком.

Это соображение вернуло меня к размышлениям более актуальным, связанным с поиском того виртуоза, который ухитрился проникнуть в сейф Пфарра. Если, конечно, это сделал взломщик, а не кто-нибудь другой. А это означало, что мне следовало разыскать одну маленькую птичку, давно уже не прилетавшую на урок пения.

Уверенности в том, что мне удастся найти Ноймана в его убогом жилище на Адмиралштрассе в районе Коттбусских ворот у меня не было, но все-таки я решил попытаться. Дома здесь были обшарпанные, ободранные, словно старая афиша на стене мюзик-холла, а под номером сорок три по Адмиралштрассе стояла такая развалюха, что я подумал, что крысы здесь, наверное, бегают с затычками в ушах, а тараканы от вечной сырости страдают хроническим бронхитом. Комната Ноймана была в подвале, в тыльной части здания, сырая, грязная и вонючая. Ноймана в ней не было.

Консьержка оказалась шлюхой, такой затасканной и потрепанной, что и смотреть на нее было противно. В глаза бросился парик – искусственные волосы так же схожи с натуральными, как гусиный шаг солдат на парадах на Вильгельмштрассе с нормальной человеческой походкой. Ее тонкие губы были накрашены хотя и ярко, но с небрежностью, заставлявшей думать, что красила она их, наверное, держа тюбик в боксерских перчатках. Ее необъятная грудь напоминала зад ломовой лошади, бессильно обвисший после тяжелого рабочего дня. Может быть, кое-какие клиенты у нее еще сохранились, но поверить в это было так же трудно, как увидеть еврея в нюрнбергской очереди за свининой. Она стояла у дверей своей квартиры, распахнув грязный купальный халат, под которым не было ничего, и пыталась зажечь наполовину выкуренную сигарету.

– Я ищу Ноймана, – сказал я, стараясь не смотреть на два обвисших соска и выставленные на обозрение густые заросли внизу – что-то вроде боярской бороды. Казалось, что одного взгляда на нее вполне достаточно, чтобы вы почувствовали характерный для сифилиса зуд в паху. – Я его друг.

Шлюха зевнула во весь рот и, решив, что с меня хватит бесплатного зрелища, запахнула халат и завязала пояс.

– Ты полицейский? – фыркнула она.

– Я уже объяснил, что я его приятель.

Она сложила руки на груди и прислонилась к двери.

– У Ноймана никогда не было приятелей, – сказала она, поглядев сначала на свои грязные ногти, а затем снова на меня. На этот раз я не отвел взгляда.

– Кроме меня одного, пожалуй. Уж очень мне жаль этого придурка.

– Если бы ты был его другом, то посоветовал бы ему подлечиться. У него голова не в порядке, ты сам знаешь.

Она глубоко затянулась и швырнула окурок через мое плечо.

– Он вовсе не чокнутый. Просто любит поразговаривать сам с собой. Странновато, только и всего.

– Если он не чокнутый, то не знаю, кто он тогда такой. – И в ее словах была изрядная доля правды.