Тыквенное семечко - Шипилова Инесса Борисовна - Страница 59

— Ба! Их сиятельство изволили вернуться с прогулки! Надеюсь, карусели Сгинь-леса не сильно вскружили голову? — желчно произнесла она и, выдержав паузу, развела руками. — А Роффи нет дома, она в горах картинки малюет. Тоже любительница аттракционов!

Грелль торопливо пошел в сторону Северных гор, натянув шляпу до самых глаз. Еще издали он увидел крошечную фигурку на склоне горы. Он помахал Роффи двумя руками и увидел, как она застыла, разглядывая его. Потом словно вышла из оцепенения и побежала ему навстречу.

— Грелль, миленький, живой! — она повисла у него на шее и расплакалась.

Грелль крепко обнял ее, и они застыли, наслаждаясь каждой секундой встречи.

— Ну, показывай, что нарисовала, пока меня не было, — Грелль вытер девушке слезы и чмокнул в щеку.

Когда они подошли к холсту, первое, что он заметил — это то, что изменилась цветовая гамма картины. Раньше небо утренних гор было оранжево-красным, а теперь зеленовато-бирюзовым. И солнце поднималось над горизонтом яркое, с зелеными лучами.

— Я тоже это видел! Это было в пятницу! Когда я увидел солнце, я подумал, что это словно горошина с твоего платья скатилась! И лучи брызнули зеленые во все стороны, я тоже видел это, — он удивился, что необычный восход, который увидел он, в то самое утро, когда его чуть не убил Черный Стрелок, мог видеть кто-нибудь еще. Тогда ему казалось, что это было только в его личном мире.

Он крепко обнял Роффи и прижал к себе ее замерзшие руки. Высоко в небе над ними парил орел.

*** *** ***

Тюса со всех ног бежала на свою вторую работу в грецкий орех. Музыканты купили новую мебель, и сегодня ей предстояло складывать туда вещи. Уже с порога она услышала пронзительный каркающий голос и с огорчением поняла, что у Ле Щины ее косметолог. Косметологом была та самая тетка, что на празднике Большого Дерева выбирала шапку своему сыну, ее кикиморка запомнила хорошо. Уже в первый свой приход сюда эта тетка, натирая лицо Ле Щине какой-то бурой смесью, поведала о себе практически все. Тогда Тюса, подметая на кухне, узнала, что зовут ее Аделаида Милеста Райша IV, что она из разорившегося дворянского рода, который владел когда-то всей западной частью леса. Многие в лесу ее не любили, считая, что от дворян, кроме громоздкого имени и непомерных амбиций, она ничего не унаследовала. Поэтому, чтобы не сильно себя утруждать, народ слегка подсократил ее имя, и стал за глаза называть Адмиральшей.

Адмиральша была невысокого роста, плотненькая и очень разговорчивая. Брови у нее были выщипаны в тонюсенькую ниточку и находились так высоко над глазами, что делали выражение ее лица не просто удивленным, а глубоко шокированным. Глаза, большие и полуприкрытые, как у сонной рыбы, стреляли по сторонам, а крупные зубы, казалось, рвались наружу из-под ярко-накрашенных губ. Волосы Адмиральши были выкрашены в ярко-лимонный цвет и взбиты в такой крутой начес, что смахивали на экзотический войлок. Талия была туго затянута в корсете, от чего Адмиральше стали недоступны многие движения тела, но это, похоже, ее не слишком расстраивало, так как движения ее разговорчивого языка, видимо, наверстывали упущенное. На груди блестел огромный золотой медальон, на котором раскинулась приземистая груша, обвитая плющом — родовое дерево Адмиральши. Она уже успела поведать Ле Щине, что это ее счастливый талисман, оберегающий ее семью от всяких невзгод.

Разбирая коробку с посудой, Тюса невольно выслушала какой плохой аппетит у ее сына, какой примерный семьянин ее муж и сколько новых корсетов она выписала наложенным платежом. Постепенно тема ее разговора переползла на косметику и надолго в ней увязла.

— Эта маска творит настоящие чудеса, в ее состав входит грязь из Живого озера, — прокаркала Адмиральша, взмахивая короткими ручками у лица Ле Щины.

Ле Щина слабо попыталась задать ей вопрос, но эта попытка была мгновенно сметена огромным потоком болтовни, выплеснувшейся из Адмиральши подобно лаве.

Тюса открыла дверцы буфета и стала расставлять по полочкам кофейный сервиз.

— Какая смешная девочка! Была у меня одна клиентка кикимора, но очень далеко жила, да и бородавок у нее много было, трудно было делать массаж. Ну, я ее и забросила, — прогромыхало за спиной у Тюсы. Она в недоумении повернула голову, но Адмиральша уже рассказывала о каком-то креме, в состав которого входила слюна медведя.

У кикиморки жутко разболелась голова и, кое-как дождавшись боя часов, она пулей вылетела из ореха.

Пройдя несколько шагов, она услышала хруст веток, и на тропинку перед ней выскочила Шима.

— Ну как, взяла автограф? — нетерпеливо спросила она, прыгая вокруг Тюсы.

— Знаешь, Шима, мне сегодня не до этого было, — ответила ей Тюса, растирая виски.

— Святой Хидерик, ты такая счастливая! Это же надо — работать у самой Ле Щины! — взвыла Шима, кружась вокруг кикиморки. — Это даже хорошо, что пока не взяла автограф, мне еще Мита и Хася открытки передадут! Ой, ну расскажи, расскажи, как они живут? — Шима, сгорая от любопытства, заглянула в лицо Тюсе.

— Да так, ничего особенного, — ответила ей кикиморка и подняла воротник куртки.

— Ой, ну ты скажешь! Не может Ле Щина жить как мы с тобой, она же звезда! — Шима взмахнула руками, изображая полет птицы.

Тюса лишь фыркнула и взъерошила свою челку.

— А что она дома носит? — не унималась Шима, идя перед кикиморкой задом наперед.

Тюса вспомнила коротенький халат Ле Щины с торчащими розовыми панталонами и невольно вздрогнула.

— Что, что — пальто! — огрызнулась она.

Шима громко рассмеялась и налетела спиной на ствол дерева.

— Никак не могу запомнить, что тут тропинка поворачивает, — пожаловалась она, потирая ушибленное место.

Тюса увидела вдали лиственницу Фабиуса, свое окошко, на втором этаже, вспомнила про книжку, лежащую на тумбочке, и внутри нее разлилось приятное тепло.

*** *** ***

Когда Нисс открыл калитку ведьминого двора, он ожидал увидеть там черепа животных на шестах и ритуальные круги с красными углями в центре. Но вместо этого он увидел небольшой ухоженный садик с розовыми кустами и стриженой травой. Да и ведьма, что встретила его у калитки, слегка отличалась от того образа, что нарисовало его разнузданное воображение. Бабка Магуса оказалась толстой холмовичкой, с такими же, как у внука, глазами навыкат. На ней было темно-фиолетовое платье с крупной оборкой, поверх которого была накинута вязаная шаль с длинной бахромой.

— Моргана, — протянула она ему пухлую руку, поправив другой седые кудряшки волос. В нос Ниссу ударил резкий запах терпких духов и табака. Она жестом пригласила его в дом, и они пошли внутрь двора по петляющей дорожке, выложенной камнем. Со стороны они напоминали две цифры: высокий худой Нисс походил на единицу, а Моргана, которая словно катилась рядом, смахивала на ноль.

Они прошли через сени, битком набитые травами, в небольшую гостиную, в центре которой стоял круглый стол с вязаной скатертью. На столе в крошечном блюдечке горела свеча, а рядом лежала деревянная трубка. Моргана села за стол, придвинув стул Ниссу, и стала набивать трубку табаком. Нисс подошел к столу, озираясь вокруг. В гостиной еще был большой книжный шкаф, диван с атласными подушечками и старое трюмо с мутным зеркалом. Он вздрогнул, когда чуть не наступил на лохматую белую собаку, лежавшую рядом, и сел за стол, поправив шишечку на жиденькой косичке.

— Ну, — сказала Моргана, изучая его взглядом, — какие проблемы? — она раскурила трубку и шумно выдохнула, окутав стол огромным облаком дыма.

— Хочу в лес вернуться, — без обиняков начал Нисс. — Но жить там как раньше — не хочу. Вот и не знаю, что делать, — он развел руками и отодвинул стул от собаки подальше.

— Понятно, — Моргана откинулась на спинку стула и сняла воск с потрескивающей свечки. — Значит, въехать хочешь в родной лес на белом коне, — она, прищурившись, смотрела на древесника.

— Можно и пешком, — ответил Нисс, подумав, что харчами перебирать не стоит.