Учебник жизни для дураков - Яхонтов Андрей Николаевич - Страница 86

86

И пока мы с ним мчали к вокзалу, я думал: в сущности это так просто — быть как все.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ:

1. Кто хвалит жену? А кто коня?

2. Кто ездит с женой (мужем) на курорт?

3. Чьей жизнью лучше рисковать — своей или чужой?

СЛОВО ПРОЩАНИЯ

Я заканчивал свой Учебник в поезде. Здоровой рукой записывал в лежавшей на моих коленях тетради:

* ХОТЯ БЫ ОДИН ПОСТУПОК, ПУСТЬ ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ В ЖИЗНИ, КАЖДОМУ НАДО СОВЕРШИТЬ. ОБЕЗДОЛИТЬ РЕБЕНКА. СПАЛИТЬ ДОМ. СРУБИТЬ ДЕРЕВО. КОГО-НИБУДЬ УБИТЬ.

Последнее, что я досочинил в свой Учебник Жизни, был некролог. Слово о друге. Дань памяти и уважения. Прощальный привет. Расставаясь с Маркофьевым, я подводил черту под его биографией, обозревал его богатую событиями и полную свершений жизнь и давал свою оценку пройденному им пути. Я, в частности, отмечал:

«Маркофьев — выдающийся ученый и общественный деятель; его отец — шахтер, архитектор, авиатор, маляр; мать — путевой обходчик, юрист, инженер. После неоднократных похорон, которые устраивал им любящий сын, прожили долгие годы. Могу засвидетельствовать: успех его ни в коем случае не связан с воспитанием, обучением, заботой со стороны близких. Таким он родился и стал исключительно благодаря себе самому.

В течение короткого срока Маркофьев становится признанным лидером, вдохновителем и организатором, автором многих крылатых фраз, которые сделались воплощением народной мудрости.

Оставшись на второй год в шестом классе, бросает школу, а затем, купив аттестат зрелости, поступает в институт. И с отличием заканчивает.

В юноше рано проснулось умение манипулировать людьми и играть на тайных струнах их души. Всегда, на всем пути его следования к успеху, его окружали и вели к новым свершениям нежные подруги и верные друзья. Дуры и дураки. Идиоты и идиотки. Все мы, а также те, кого он в глаза не видел, но заочно использовал и презирал.

Кража мыла и антикварной статуэтки. Арест и досрочное освобождение по амнистии. И вновь увлеченная погруженность в махинации. Кажется, новый арест неминуем… Но втом-то и заключается мудрость великих, в этом-то и проявляется их дар предвидения: опережать время ровно на столько, чтобы оно успело тебя догнать.

В новой реальности ему удается возглавить несколько научных институтов и купить конный завод.

Любит спорт. Неоднократно женат. Имеет много детей. Бессменный капитан футбольной команды. Аппетит — превосходный. Одевается как попало, но чаще — роскошно.

Награжден орденами и медалями.

Прожил трудную, полную забот и тревог жизнь. Никому не известно, какими усилиями удавалось ему удерживать возле себя такое количество женщин. Уже за одно искусство управляться с ними — то ссорясь, то примиряясь, то униженно прося прощения, то имитируя сердечные приступы (чтобы вызвать к себе жалость) — заслуживает памятника, который, конечно же, будет воздвигнут на родине героя».

В последней строчке я написал: «В расцвете сил от нас ушел…», — но зачеркнул, такое завершение мне не понравилось.

Я написал: «Всю свою жизнь отдал людям, женщинам и детям», — но и это показалось слишком мелким, приземленным, недостойным его масштаба.

«Был непревзойденным мастером стравливания подчиненных. Таким и останется в нашей памяти…»

Но нет, все это было не то.

Задача моя как автора заключалась не в том, чтобы читатели приняли на веру утверждение: «Вот идеал для подражания, живите и делайте — как он», а в том, чтобы самые широкие слои прониклись сознанием мудрости и непреходящего величия человека, чью жизнь я наблюдал и воспевал на протяжении стольких лет и страниц, сам проникаясь и вдохновляясь подвижническим следованием его заветам, попыткой повторить славный путь — а, может быть, даже дерзновенный мечтой — превзойти кумира.

В конце концов из-под моего пера вышел сдержанный сухой финал, однако лично меня трогавший до слез: «Прощай, Маркофьев!»

ТИПОГРАФИЯ

Прямо с вокзала я отправился в типографию.

Книга моей жизни, Учебник для Дураков, пожелавших сделаться умными, была закончена. И она не должна была пропасть. Кануть в Лету. Я не мог оставить будущие поколения идиотов, глупцов, недоумков — без помощи и совета, без напутствия и итоговых выводов. Я должен был поведать, как и чем завершилось житие дурака и болвана, глупейшего из глупейших, неудачника и бездарности, то есть меня самого.

— Эта книга, — сказал я, — должна быть отправлена в набор немедленно. Иначе… Я приду сюда с ружьем.

Зав наборным цехом не дослушал и поспешил с рукописью в цех.

РУЖЬЕ

Я поехал к Маргарите. Она встретила меня с радостью. И стала пятиться к кровати. Она думала, я снова, как перед отъездом, повалю ее на простыни и воспользуюсь ее женской беззащитностью. Но у меня была задача посерьезнее.

— Где ружье? — спросил я.

И забрал подаренный тестем карабин, обменяв его на хрустальную вазу.

Мое поведение, похоже, производило сильное впечатление. И не только на Маргариту. Катя бежала за мной по ступенькам и повторяла:

— Ни о чем не жалей, папа. Ты прожил классно, особенно под занавес. Ух, как ты рванул с этой молоденькой на юг. Это было отпадно! Это было забойно и прекрасно. Теперь я вижу, что ты — мой отец. Теперь я это вижу. Именно такой мужчина и должен был стать моим отцом. Папа, ты клёвый.

Я никак на ее слова не реагировал. И велел принести забытые мною впопыхах патроны.

С заряженным ружьем и полным патронташем я двинул к себе домой. Но решил проявить осторожность и некоторое время из подъезда напротив наблюдал за своими окнами. Предчувствие меня не обмануло: занавеска на одном из них дрогнула. Лишь после этого, с ружьем наизготовку, я приблизился к двери собственной квартиры. Но пока размышлял, что правильнее: вышибить дверь ногой или открыть пальбу сквозь нее, сверху на меня кто-то прыгнул. И обезоружил. Это был Миша. С моим ружьем он пустился наутек. В скорости Виновник Всех моих Бед не уступил бы ни одному из ипподромных рысаков.,

* И ВОВСЕ НЕОБЯЗАТЕЛЬНО РУЖЬЕ ПОЯВИВШИСЬ В НАЧАЛЕ ИСТОРИИ, ДОЛЖНО ВЫСТРЕЛИТЬ В КОНЦЕ. СУЩЕСТВУЮТ ДРУГИЕ СПОСОБЫ ЗАВЕРШИТЬ СЮЖЕТ: ЯД, ВЕРЕВКА, КЛИНОК… Да мало ли возможностей поставить точку в финале?

ПРЕДКИ

К папе с мамой я успел как раз вовремя. На углу перекрестка, сверяя номер дома с тем, который значился в окровавленной визитке, стоял один из моих южных охранников. Убедившись в совпадении указанного в бумажке и реального адресов, громила вошел в подъезд.

Я крался следом. Между лестничными пролетами я замешкался. Что позволило охраннику нажать кнопку звонка. Ему отворил отец. Когда я подоспел, охранник, предъявивший отцу карточку, пребывал в полной растерянности.

— Это вы? Но как же быстро вы постарели…

Напав сзади, я ударил его загипсованной рукой по затылку.

РЕКВИЕМ

Еще раз скажу: никому не пожелаю сделаться умным. Разум — тяжелый, непосильный груз. Быть глупым — приятнее и проще.

Сидя у родителей, я вертел в руках отнятый у охранника пистолет и слушал Моцарта. Я должен был решить, что делать дальше. Определить последовательность своих поступков.

Бедняга Вольфганг Амадей, думал я, то, что с тобой произошло, — нелепица. Мало того, что бездари и негодяи отравили тебе жизнь, они отравили тебя самого. Ты должен был предвидеть такое и защищаться. Это ты должен был отравить Сальери, а потом, с брезгливостью отряхнув руки, сесть к инструменту и написать еще один реквием — за упокой души этого мерзавца, или, что лучше, какую-нибудь героическую симфонию.

Но что поделаешь, если в жизни хозяйничают и распоряжаются не такие, как ты.

Пораскинув мозгами, с чемоданчиком, полным денег, и пистолетом я отправился в институт.

ОШИБКА МОЦАРТА (исторический экскурс)

Ошибка Моцарта в том, что он не убил Сальери. Если бы убил — остался бы жить. И написал бы много-много чудесных мелодий. И заработал бы много-много денег.