Обожженная (ЛП) - Каст Филис Кристина - Страница 16

— Только в самом крайнем случае, потому что если ты туда пойдешь, я отправлюсь вместе с тобой. Ведь Высший совет, скорее всего, не поверит ни единому твоему слову! Значит, ты говоришь, что нам нужен кто-то, вхожий в мир духов, чтобы почувствовать Тьму, цепи ну и прочее. Правильно?

— Да.

— Но ведь в этом Высшем совете полно могущественных вампиров. Неужели никто из них не может этого сделать?

Рефаим задумчиво склонил голову к плечу.

— Я был бы очень удивлен, если бы кто-нибудь из вампиров обладал способностью чувствовать темные силы, которыми повелевает Т-си Сги-ли. Именно поэтому Неферет удается так долго маскироваться. Понимаешь, способность распознать скрытую Тьму — это уникальный дар. Очень трудно почувствовать зло такого уровня, даже если ты знаком с ним.

— Зачем тогда нужен весь этот Высший совет? Они ведь самые крутые, и все такое. Хоть один из этих вампиров должен разбираться в таких вещах! — воскликнула Стиви Рей, вкладывая в свои слова гораздо больше уверенности, чем испытывала на самом деле.

Всем известно, что в Высший совет избирались вампиры исключительных достоинств, честности и благородства, а эти качества, по определению, исключают близкое знакомство с Тьмой.

Откашлявшись, она твердо заявила:

— Ладно, сейчас я вернусь в Дом ночи и позвоню в Венецию. — Стиви Рей перевела взгляд на безжизненно повисшее крыло Рефаима, перевязанное пропитанным кровью бинтом. — Очень больно, да?

Он коротко кивнул.

— Ох, мамочки... Ты поел? Он снова кивнул.

Стиви Рей судорожно сглотнула, вспомнив мучительную боль, которую причиняли им обоим предыдущие перевязки.

— Нужно найти какую-нибудь аптечку. Но все медикаменты, наверное, хранятся в комнате охраны, куда я отослала этого тупого сторожа. Это означает, что мне придется вновь воздействовать на его крошечный мозг.

— Ты почувствовала размеры его мозга?

— Ты заметил, что на нем были штаны с дико завышенной талией? Ни один нормальный мужик моложе восьмидесяти лет не напялил бы на себя дедушкины портки до подмышек! Поверь мне на слово — у него мозг с горошину!

И тут Рефаим удивил их обоих, неожиданно рассмеявшись.

«Мне нравится его смех», — подумала Стиви Рей, и прежде чем ее собственный гипертрофированный мозг успел приказать рту заткнуться, улыбнулась и сказала:

— Тебе стоит почаще смеяться. Тебе идет.

Рефаим ничего не ответил, и Стиви Рей не поняла, что означал странный взгляд, который он на нее бросил. Смущенная и растерянная, она поспешно спрыгнула с табуретки и воскликнула:

— Ладно, сейчас принесу аптечку, как смогу перевяжу твое крыло, достану тебе еды и все необходимое, а потом вернусь в Дом ночи и буду осваивать международную телефонию. Жди меня здесь, я мигом!

— Я бы хотел пойти с тобой, — сказал Рефаим и осторожно встал, придерживая раненую руку.

— Будет проще, если ты останешься здесь, — возразила Стиви Рей.

— Наверное, но я хочу пойти с тобой, — тихо повторил он.

От этих слов в душе Стиви Рей что-то странно встрепенулось, но она лишь пожала плечами и как можно небрежнее бросила:

— Ладно, как хочешь. Но чур, потом не ной, что тебе больно!

— Я никогда не ною! — на этот раз во взгляде Рефаима читалась такая откровенная мальчишеская гордость, что Стиви Рей невольно расхохоталась, и они вместе вышли из кухни.

По дороге домой Стиви Рей собиралась подумать о Зои и о разработке нового плана наступления. Но решение пришло само собой. Она позвонит Афродите. Какие бы трагедии ни потрясали мир, та непременно сунет свой хорошенький носик в самый центр происходящего, тем более, если это касается Зои.

Таким образом, первый пункт плана «Спасение Зет» был готов, а значит, можно было с чистой совестью подумать о Рефаиме.

Перевязка раздробленного крыла прошла ужасно. Стиви Рей до сих пор ощущала фантомную боль у себя в правом плече и лопатке. Даже после того, как она нашла целую банку с анестезирующим лидокаином и размазала мазь по всему крылу и сломанной руке пересмешника, она все равно ощущала мучительную, выматывающую боль от переломов.

На протяжении всей процедуры Рефаим не произнес ни слова. Он отвернул лицо в сторону, но перед тем, как Стиви Рей коснулась его крыла, вдруг сказал:

— Ты опять будешь болтать во время перевязки?

— В смысле? — опешила Стиви Рей.

Он посмотрел на нее через плечо, и Стиви Рей готова была поклясться, что увидела в его глазах улыбку.

— В прошлый раз ты болтала. Очень много. Так что не стесняйся. Твоя болтовня раздражает меня гораздо сильнее, чем мысли о боли.

Стиви Рей возмущенно фыркнула, однако Рефаим все-таки заставил ее улыбнуться. И она болтала с ним все время, пока дезинфицировала, перевязывала и фиксировала его раздробленное крыло, изливая огромные порции ничего не значащего словесного поноса, чувствуя как вместе с Рефаимом захлебывается в волнах боли.

Когда все было кончено, пересмешник медленно и молча последовал за ней в заброшенный особняк, где Стиви Рей как могла попыталась сделать его обиталище в шкафу хоть немного уютнее, притащив одеяла из комнаты отдыха сотрудников музея.

— Тебе нужно идти. Не беспокойся об этом, — сказал Рефаим, забрав у нее последнее одеяло. Потом, не прибавив ни слова, он устало повалился в свой шкаф.

— Вот, я принесла тебе пакет с едой. Здесь только те продукты, которые не портятся, так что не волнуйся. И не забудь, что тебе нужно побольше пить, понял? Вода, сок — все что угодно, лишь бы не было обезвоживания, — напутствовала Стиви Рей, ужасно волнуясь, что оставляет его здесь совсем одного, такого слабого и несчастного.

— Не забуду. Иди.

— Отлично. Ага... Уже иду. Постараюсь завтра заглянуть.

Он только устало кивнул.

— Ладно. Все путем. Я уже иду.

Она повернулась к двери, и тут он произнес:

— Тебе нужно поговорить с матерью. Стиви Рей резко остановилась, словно на бегу врезавшись в стену.

— С какой стати ты говоришь о моей матери?

Рефаим несколько раз моргнул, словно этот вопрос поставил его в тупик, а потом ответил:

— С такой, что ты все время болтала о ней, когда перевязывала мое крыло. Разве ты не помнишь?

— Нет. То есть, да. Я не задумывалась над тем, что болтала, — честно призналась Стиви Рей, машинально потирая правую руку. — Понимаешь, я всегда болтаю, когда хочу поскорее что-нибудь сделать. Привычка такая.

— Но я слушал тебя, чтобы отвлечься от боли.

— Да? — только и могла выдавить Стиви Рей.

— Ты сказала, что твоя мама считает тебя мертвой. И я... — Он осекся и замолчал, словно пытаясь расшифровать совершенно незнакомый ему язык. — Я просто подумал, что тебе, наверное, следует сказать ей, что ты жива. Она ведь хотела бы об этом знать, разве нет?

— Да…

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а потом Стиви Рей с усилием произнесла:

— Пока. Не забывай есть.

И опрометью выбежала из музея.

— Какого черта я так распсиховалась из-за того, что он сказал о маме? — громко спросила себя Стиви Рей.

Она знала ответ, но — черт побери! — совершенно не хотела произносить его вслух. Рефаиму было дело до того, что она говорила! Ему было не все равно, что она скучает по маме.

К тому времени, когда Стиви Рей припарковалась в Доме ночи и выбралась из машины Зои, она нашла в себе силы посмотреть правде в глаза. Ее выбила из колеи не столько забота Рефаима, сколько чувства, которые эта забота пробудила в ней самой. Она была безумно счастлива, что небезразлична ему, но при этом понимала, насколько опасно попадать в ситуацию, когда небезразличие чудовища делает тебя счастливой.

— Вот ты где! Ну наконец-то, как раз вовремя! — заорал Даллас, выпрыгивая на нее из кустов.

— Даллас! Клянусь милосердной Богиней, я вышибу из тебя дух, если ты не перестанешь меня пугать!

— Позже вышибешь! А сейчас беги со всех ног в зал заседаний, потому что Ленобия страшно злится из-за того, что ты удрала.

Тяжело вздохнув, Стиви Рей следом за Далласом поднялась по ступенькам в просторную комнату напротив библиотеки, которую в школе обычно использовали для заседаний.