Вкус пепла - Лэкберг Камилла - Страница 49

— И да и нет. В основном, как всегда, звонили всякие сплетницы, чтобы наябедничать на своих заклятых врагов, и люди, у которых не все дома. В связи с этим делом поднялась целая волна гомофобии. Судя по всему, человека автоматически начинают подозревать в гомосексуализме и приписывают ему склонность к самым ужасным преступлениям только потому, что он работает в цветочном магазине или в парикмахерской.

Патрик нетерпеливо переступил с ноги на ногу, и Анника поторопилась сообщить самое главное. Она сняла с пачки верхний листок и протянула ему.

— Вот на это, как мне показалось, может быть, стоит обратить внимание. Звонила женщина, отказавшаяся назвать себя, и посоветовала заглянуть в медицинскую карточку младшего братика Сары. Больше она не пожелала ничего говорить, но интуиция мне подсказывает: за этим что-то есть. Во всяком случае, следует поинтересоваться.

Лицо Патрика выражало далеко не тот интерес, какой Анника рассчитывала вызвать своим сообщением. Но ведь он не слышал, с какой настойчивостью звонившая преподносила этот совет. Ее тон резко отличался от того потаенного злорадства, которое обычно сквозило в голосе завзятых сплетниц.

— Да, в этом, вероятно, нужно разобраться, но я не ждал бы слишком многого. Как правило, анонимные звонки не дают значительного результата.

Анника начала было возражать, но Патрик остановил ее, выставив перед собой обе ладони:

— Да-да, я понял. Что-то подсказало тебе, что этот звонок отличается от других. И я обещаю тебе, что займусь им. Но придется немного подождать. У нас есть более неотложные дела, с которыми надо покончить в первую очередь. Собираемся в кухне через пять минут, и я расскажу подробности.

Он нетерпеливо пробарабанил пальцами по дверному косяку и с запиской в руке двинулся дальше.

Анника удивилась, какие же это могли быть внезапно возникшие неотложные задачи. Надо надеяться, что они будут означать новый поворот в расследовании, а то очень уж подавленное настроение царило в последние дни в участке.

Он никак не мог спокойно сосредоточиться на работе. Образ Сары все время стоял перед глазами, а утреннее посещение полицейских всколыхнуло все жившие в душе страхи. Может быть, и правы были окружающие, говорившие, что он слишком рано вернулся на работу. Но для него это было способом как-то выжить, вытеснить то, о чем не хотелось думать, мыслями о язве желудка, о мозолях, трехдневной лихорадке и воспалении среднего уха — о чем угодно, только не о Саре. И не о Шарлотте. Но вот действительность неумолимо вторглась в его жизнь, и он почувствовал, что летит в пропасть. Если уж быть честным, а это с ним случалось не часто, то он и сам не понимал, почему совершает те или иные поступки. В нем словно сидел кто-то, кто безостановочно толкал его дальше и дальше в погоню за чем-то недостижимым. Невзирая на то, что он имел уже так много. И вот его жизнь лежит в осколках, и уже ничто не поможет ее вернуть, что бы он теперь ни сказал и ни сделал.

Никлас рассеянно листал лежащие перед ним карты пациентов. Он всегда ненавидел бумажную работу, а сегодня вообще не мог собраться с мыслями, чтобы покончить с необходимой писаниной. Вдобавок он на послеобеденном приеме вел себя с больными невнимательно и невежливо. Обыкновенно он со всеми, кто бы ни приходил, был одинаково любезен, но вот сегодня у него не хватило терпения канителиться с очередной теткой, явившейся с жалобой на воображаемые судороги. Она повадилась ходить в амбулаторию за приятным общением, но после сегодняшнего вряд ли захочет снова прийти. Неприкрашенная правда, которую она услышала от него о своем здоровье, вряд ли пришлась ей по вкусу. Впрочем, все это сейчас уже было не важно.

Со вздохом Никлас собрал карточки в одну стопку и вдруг, под влиянием нахлынувших чувств, не удержался и одним махом скинул их со стола. Никлас вдруг страшно заторопился, стаскивая с себя докторский халат, — сбросил его прямо на пол, напялил куртку и выскочил из кабинета, словно увидал черта. В каком-то смысле так оно и было. На минуту ему удалось как-то справиться с собой, и он остановился сказать сестре, что нужно предупредить всех, кому было назначено, об отмене вечернего приема. Затем он как ошпаренный выскочил под дождь. Соленая капля, попавшая на губы, вызвала у него перед глазами образ дочери — она плыла по воле волн в сером море, а вокруг ее головы вились белые барашки. Это придало ему еще больше прыти. Он мчался, отчаянно пытаясь убежать от самого себя.

Кофеварка фыркала и шипела, но произвела то же черное варево, что обычно. Патрик остался стоять возле стойки, другие с чашками кофе расселись по стульям. Среди собравшихся он недосчитался только Мартина, но, когда решил спросить, не знает ли кто-нибудь, куда тот делся, его приятель примчался совсем запыхавшийся:

— Простите, я опоздал. Анника позвонила и предупредила, что будет совещание. Я был в пути, и вот…

— Об этом после. — Патрик успокаивающим жестом поднял руку. — Сейчас нужно кое-что обсудить.

Мартин кивнул и, сев с узкой стороны стола, с любопытством посмотрел оттуда на Патрика.

— Мы получили результаты анализов содержимого желудка и легких Сары. Они выявили нечто странное.

Сидящие за столом с интересом ждали продолжения. Мельберг внимательно смотрел на Патрика, и даже Эрнст и Йоста, против обыкновения, казались заинтересованными. Анника, как всегда, вела протокол, с тем чтобы по окончании собрания раздать всем резюме.

— Кто-то насильно заставил девочку глотать золу.

В помещении воцарилась такая тишина, что упади сейчас на пол булавка, это показалось бы ударом грома. Затем откашлялся Мельберг:

— Золу? Вы сказали, золу?

Патрик кивнул:

— Да, она была обнаружена в желудке и в легких. Педерсен предполагает, что кто-то совал ее девочке в рот, когда она уже сидела в ванне. Зола просыпалась в воду, и когда девочка стала захлебываться, попала ей в легкие.

— Но зачем? — недоуменно спросила Анника, забыв на секунду, что ей надлежит делать записи.

— В том-то и вопрос! Спрашивается также, поможет ли это нам продвинуться в расследовании. Я только что позвонил, чтобы подготовить обыск ванной комнаты в доме Флоринов. Если мы найдем там золу, значит, это и есть место преступления.

— Но неужели ты думаешь, что кто-то из членов семьи… — начал Йоста и замолчал, не докончив вопроса.

— Я ничего не думаю, — сказал Патрик. — Но если выяснится, что возможно другое место преступления, мы отыщем его, даже пусть сегодняшний обыск ничего не даст. Дом Флоринов по-прежнему остается последним местом, возле которого ее видели живой, поэтому можно начать с него. Или ты, Бертиль, хочешь предложить что-то другое?

Вопрос был риторический. Мельберг вообще не углублялся в ход расследования, но все знали, что он любит, когда другие делают вид, будто он держит все под контролем.

— Мне эта идея нравится. — Мельберг кивнул. — Но разве не следовало давно уже провести технический осмотр этого дома?

Патрик с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. Мало того что недавно то же самое замечание сделал Эрнст, так теперь еще приходится выслушивать его и от начальника. Однако задним умом все крепки. Если говорить честно, то до сих пор у них не было серьезного повода предпринимать что-то большее, чем простой осмотр дома, так что вряд ли ему в тот раз дали бы официальное разрешение. Однако он не стал на это ссылаться, а высказался как можно более нейтрально:

— Может быть, и так. Но я полагаю, сейчас пришел более подходящий момент, поскольку появился конкретный объект для поисков. Во всяком случае, команда из Уддеваллы прибудет туда в четыре часа. Я собираюсь при этом присутствовать и хотел бы, чтобы ты, Мартин, тоже поехал со мной, если у тебя найдется время.

При этих словах Патрик осторожно покосился на Мельберга, надеясь, что тот не станет снова навязывать ему в сопровождающие Эрнста. Патрику повезло — Мельберг ничего не сказал. Может быть, с этой неприятностью покончено.